Дневник княгини Варвары Туркестановой, фрейлины Ее Императорского Величества Марии Фёдоровны, за 1818 год. - Варвара Туркестанова

Варвара Туркестанова

Дневник княгини Варвары Туркестановой, фрейлины Ее Императорского Величества Марии Фёдоровны, за 1818 год

Письма, адресованные графу и графине Литта

Йена, 28 августа 1818 года.

Верная взятому на себя обязательству, господин граф, я пишу вам в первый же день нашего путешествия. Мы покинули Гатчину в половине восьмого утра, хотя были на ногах уже с шести часов. Казалось, багаж в карету будут грузить вечно. Пока люди сновали туда-сюда, мы вели приятную беседу в покоях императрицы. Наконец господин Нарышкин пришел сообщить, что всё готово. И вот мы отправились в путь. Дорога была превосходной, погода — великолепной. Мы прибыли в Кашково до девяти часов. Там нам перво-наперво сообщили, что коляска наших горничных, которых мы взяли накануне у управляющего Форбеллиуса, сломалась еще до того, как тронулась. Собравшаяся вокруг толпа утверждала, что несчастье случилось из-за перегрузки. Все живо обсуждали, что же теперь делать. Пока каждый высказывал свое мнение, я от души ругала двух глупых баб, обладавших талантом так неумело укладывать вещи. Однако сломанные части удалось крепко связать. Васильев отправился в Санкт-Петербург, чтобы заказать новый экипаж, а починенная худо-бедно коляска пустилась в дорогу. В Кашково мы распрощались с великим князем и его супругой. Затем я вместе с госпожой Самойловой села в карету Ее Величества. В Ополье нас ждал завтрак, где подавались мясные блюда. Оттуда мы отправились в Ямбург, где остановились, чтобы осмотреть фабрику по производству выбоек[1], открывшуюся полгода тому назад. Фабрику открыл и заставил слаженно работать некий швейцарец по фамилии Липп. Мы увидели, как ткутся очаровательные ситцы; некоторые из них повторяли узоры тканей Жуйя(?). Почти все работники там были иностранцами — немцами или швейцарцами. Императрица узнала среди них несколько подкидышей, о которых весьма благосклонно отозвался хозяин. На фабрике хотели подарить несколько отрезов императрице, однако она предпочла их купить. Они действительно были весьма милыми. Эти полотна сушатся при помощи паровой машины. Я проявила любопытство и остановилась, чтобы вблизи увидеть, как это всё происходит, но чуть не задохнулась, поскольку температура достигала там 40 градусов.

Мы проехали Нарву, не останавливаясь. Сейчас мы находимся в Йеве, в доме генерала Ингельстрома, у которого 13 детей, один очаровательнее другого. Жена его — урожденная Дуглас и принадлежит к роду Дугласов, выходцев из Шотландии. Однако по внешнему виду можно сказать, что она скорее немка, чем англичанка. Здесь нас принимал старый Бенкендорф. Он специально приехал, чтобы повидаться с императрицей. Когда ужин закончился, все разъехались по домам. Нам предоставили нору вместо спальни, и поскольку не существовало ни малейшего способа обустроить там постель, я отдала все помещение в распоряжении госпожи Самойловой, а сама прошла в другую комнату, чтобы написать вам письмо, полная решимости провести бессонную ночь. Сломанная коляска наших горничных превратилась в нечто похожее на дилижанс: она необычайно легко катится и прибыла сюда задолго до нашего приезда.

Обер-камергер был весьма активным, весьма заботливым и любезным, как всегда. Императрица проявляет к нему симпатию. Графиня Ливен повторяет: очаровательно, а я говорю in petto: надо дойти до конца, а потом уже судить. Я забыла вам сказать, что в Ямбурге к нам прибыл нарочный из Варшавы. Великий князь Константин намеревается организовать нам пышный въезд. Мы же наоборот хотели въехать скромно. Вот еще один предмет для обсуждения. Посмотрим, однако, продолжится ли спор завтра…

Дерпт, 29 августа.

Поскольку господин Козадавлев вполне способен завести с вами разговор о коменданте Нарвы, прибывшим встречать нас во главе нескольких военных и отдавшим приказ выстрелить несколько раз из пушек крепости, я собираюсь мысленно препроводить вас в Нарву и рассказать вам о событии, безусловно, вполне заурядном, но которое Сѣверная Почта[2] со свойственным ей высокопарным стилем вполне может преподнести как наиважнейшее. Вы должны знать, что комендант встретил нас за несколько верст до города и что пушки стреляли, пока мы проезжали через город, вот и всё, что было. А если же Сѣверная Почта поведает вам о нашем триумфальном успехе в Дерпте, она скажет чистую правду. Полицмейстер города, адъютант Паулуччи, жандармы, казаки с зажженными факелами в руках, бесчисленная толпа, крики «ура», сопровождавшие нас до самых пригородов, вот, что мы видели, при нашем въезде. Сначала мы хотели сразу же посетить Университет, но поскольку было уже поздно, мы отложили свой визит на следующий день. В тот же вечер мы принимали в узком кругу властей города, профессоров и некоторых других лиц. Избранных мы пригласили остаться на ужин. Моим соседом оказался некий старый Липхардт, с которым я вела беседу о ботанике; он владеет землями в окрестностях города и занимается разведением растений. Императрица, услышав, что он рассказывает о Camélia Japonice и о Bigonia Discolor, пришла в восторг от его учености и пригласила посетить Павловск, что он никогда не сделает по здравому размышлению.

Сегодня мы проделали 127 верст, подчас увязая в песках и, следовательно, продвигаясь вперед еле-еле. Эстонию, безусловно, никак нельзя назвать красивым краем; однако при въезде в Литву я заметила несколько приятных местечек. Мне представляется, если я не ошибаюсь, что здесь поля более ухожены, чем в окрестностях Петербурга. По меньшей мере, у них более опрятный вид. Императрица, вынудившая нас пуститься в путешествие для того, чтобы развить наш ум и наши сердца, как я полагаю, заставляет нас каждое утро читать главу из Библии и главу из Нового Завета, что весьма способствует поставленным целям. Однако, если вы спросите мое мнение, я отвечу вам, что моей юной спутнице не по душе читать Старый Завет. Я жду, что в ближайшие дни какая-нибудь интересная глава откроет ей глаза и мы услышим, какие разъяснения она получит. Я очень долго не забуду этих Ингельстромов, у которых мы провели прошлую ночь. Никто не мог бы разместить нас, госпожу Самойлову и меня, хуже, чем они. Вообразите себе, что из-за отсутствия кровати мы расположились на земле, она — на своем манто, а я расстелила шаль. Дурной воздух, наполнявший комнату, заставил нас держать всю ночь окно открытым. Я подхватила ужасный насморк и весь день только и делала, что кашляла, сморкалась и плевалась. Императрица читала свои записи о заседаниях Совета, а Шарлотта, слава Богу, заснула. Будьте покойны, госпожа графиня, мы возвратим ее вам в добром здравии. Она всё переносит великолепно и есть во время путешествия, как маленькая прожора. Прощайте же, я ложусь спать, поскольку очень устала.