Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилкинс присоединился к проекту «Трубные сплавы» в 1941 году. Олифант поручил ему работу над ключевой задачей: как выделить 235U из невзрывчатого 238U, который составляет более 99 % природного урана. Уилкинсу было поставлено задание превратить уран, в обычном состоянии – серебристый металл, плотный как золото, в газ и сконцентрировать 235U при помощи диффузионного барьера, в котором проделаны миллионы крошечных отверстий. Он прилагал все усилия, ряды блестящих стальных трубок[575] проходили через потолок его лаборатории и вверх по стене расположенной над ним лекционной аудитории, но через два года он никуда не продвинулся. В октябре 1944 года на высшем уровне было принято решение[576], что команда Олифанта должна перебраться в Радиационную лабораторию в Беркли, Калифорния, где оборудование было лучше и не нужно было терять время из-за воздушных тревог и отключений электроэнергии. «Манхэттенский проект» (такое название носила американская программа по разработке атомной бомбы) представлял собой колоссальное предприятие, в котором были заняты 130 000 человек, все они были разделены из соображений «строжайшей секретности».
По методу Уилкинса все еще не удавалось получить 235U в пригодном для использования количестве, но Калифорния была превосходной заменой серой суровости Бирмингема. Вместо того чтобы уплетать свой обед с Рэндаллом и Бутом в студенческой столовой, Уилкинс мог перекусить сэндвичем[577], любуясь на Бэй-Бридж и беседуя о философии с новыми друзьями. И в его жизни появилась женщина – Рут, студентка художественного училища, яркая, остроумная и разделявшая его политические взгляды. Они быстро «сблизились»[578] – настолько, что Рут забеременела, Уилкинс сказал, что они должны сохранить ребенка и пожениться, и она согласилась.
Лето 1945 года было просто бешеным для Манхэттенского проекта и судьбоносным для Уилкинса. Первым знаменательным случаем было то, что Гарри Мэсси, также входивший в группу Олифанта, принес ему книгу[579] Эрвина Шрёдингера, который получил Нобелевскую премию по физике в 1933 году и бежал от нацистов несколькими годами позже. Книжка была маленькой, но ее заглавие ставило колоссальный вопрос: «Что такое жизнь?»
Книга представляла собой сухой остаток от лекций[580], прочитанных Шрёдингером в июле 1944 года в Тринити-колледже в Дублине, где он был директором Отделения теоретической физики. Эти лекции стали сенсацией: каждый вечер на них приходили толпы людей с улицы, а также ученые, видные деятели и представители СМИ. Шрёдингер задался целью сорвать покров тайны с жизненных процессов, показав, что они подчиняются законам квантовой физики. Его самой известной громкой фразой стало утверждение, что гены представляют собой «апериодические кристаллы»[581]. Хотя он так и не объяснил, что это значит, многие сочли Шрёдингера новым мессией, который привнесет жесткую четкость физики в анархию биологии. Некоторые нашли его неубедительным, как оракула, чьи высказывания нуждаются в дополнительном толковании верными.
Морис Уилкинс был среди тех, кого сразу же соблазнила красота написанного и стоящая за ней сила ума. Гены и хромосомы никогда раньше не попадались ему на пути. Внезапно его увлекла мысль привести свою научную область на беспорядочную арену биологии с ее генами и наследственностью. «Апериодические кристаллы» Шрёдингера казались странно знакомыми; концепция выглядела «чрезвычайно похожей на люминесцентные кристаллы, которые я изучал перед войной»[582]. На данный момент, однако, у него была работа, которую нужно было доделать, и он отложил «апериодические кристаллы» и гены до лучших времен.
Примерно в это же время Уилкинс получил весточку от Джона Рэндалла, с которым распрощался в Бирмингеме. Рэндалл переживал сложный период и был полон грусти и горечи, поскольку магнетрон оставил своих изобретателей у разбитого корыта[583]. Его утащили американцы, изменив конструкцию таким образом, что он мог быть пущен в массовое производство американскими компаниями. Военно-морское министерство, финансировавшее ту часть радиолокационной программы, которую выполнял Рэндалл, подало патентную заявку только в январе 1943 года, а к тому времени Патентное ведомство США уже поставило под сомнение утверждение, что магнетрон изобрели Рэндалл и Бут.
И в довершение всего у Рэндалла истек срок членства в Королевском обществе, и хотя он был все равно что герой войны в технологической области, срок не продлили. В отчаянии он принял предложение[584] Лоренса Брэгга из Кавендишской лаборатории в Кембридже относительно «частичной занятости в качестве временного лектора» с абсурдно большой преподавательской нагрузкой, отсутствием времени на исследования и половиной того жалованья, которое он получал как член Королевского общества. Но это было лучше, чем пособие по безработице, поэтому он перебрался в Кембридж в октябре 1943 года.
Он оставался на связи с Гарри Бутом, пока юристы с обеих сторон Атлантики продолжали бороться за патенты. В конце 1944 года Бут написал Рэндаллу пессимистичное письмо[585], подписавшись «Гарри (£££)». Он добавил постскриптум: «Боюсь, я еще не привык к Вашему новому званию». Новым званием Рэндалла было «профессор». Он сбежал с низкооплачиваемой должности преподавателя в Кавендишской лаборатории и двинулся к северу от границы с Шотландией, на кафедру натуральной философии (физики) Сент-Эндрюсского университета. Он быстро обосновался и начал реорганизацию своей кафедры. Чуть только он собрал достаточно денег, он связался со своим бывшим аспирантом, Морисом Уилкинсом, и предложил ему пост лектора[586].
Тем временем в Калифорнии отношения Уилкинса и Рут расцвели после первой настоящей проверки – известия о том, что она ждет ребенка. Вторая проверка подоспела вместе с предложением Рэндалла. Уилкинс отклонил первое предложение, но не последовавшее за ним с более высокой зарплатой. Война в Европе только что закончилась, и Рут, казалось, была рада перспективе переехать в Шотландию. «Я люблю дождь»[587],– сказала она, и Уилкинс начал ждать возвращения в Британию вместе с женой и новорожденным ребенком.
Два удара грома среди ясного неба испортили последние несколько недель, проведенные им в Беркли. Первым была записка от Рут[588] с просьбой пойти в адвокатскую контору, где ему вручили счет на $200 и готовые к подписанию документы на развод. Уилкинс был опустошен и мучил себя мыслью, что он
