Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появились некоторые намеки на состав трансформирующего начала; биохимики вроде покойного Феба Левена могли бы дать Эвери и Маклауду ценный совет, но на тот момент имевшиеся результаты для них ничего не значили. Экстракты трансформирующего начала совсем перестали работать после того, как их выдержали в фосфатазе – ферменте, полученном из костей и разрушавшем фосфатные группы. Мог ли фосфат быть необходимым составным элементом трансформирующего начала? Еще одна подсказка появилась тогда, когда Маклауд экспериментировал с реактивами, приобретающими характерный цвет в присутствии конкретного вещества. История могла бы пойти другим путем, если бы он попробовал колориметрические тесты на пуриновых или пиримидиновых основаниях, но у него не было никаких причин брать их. Вместо этого он обнаружил, что раствор трансформирующего начала становится ярко-красным при добавлении реактива Биаля, который выявляет необычный сахар, называемый D-рибоза[521].
Прочитав о ней, Маклауд узнал, что D-рибоза была отличительным признаком дрожжевой нуклеиновой кислоты, также известной как рибонуклеиновая кислота. Могла ли она быть трансформирующим началом? В экстрактах было много рибонуклеиновой кислоты, но она оказалась лишь невинным наблюдателем. Коллега Эвери Рене Дюбо[522] недавно выделил интересный фермент, который он назвал «рибонуклеаза»[523] («РНКаза»), потому что его единственным назначением было расщепление рибонуклеиновой кислоты. Маклауд обнаружил, что трансформирующее начало продолжало работать после обработки РНКазой, так что исключил из списка и рибонуклеиновую кислоту. Вскоре после этого, согласно лабораторному журналу Маклауда, он опробовал еще один колориметрический реактив. Результат мог бы обеспечить ему место в истории, но к тому времени его голова была занята другими вещами, поскольку он только что допустил величайшую ошибку в своей карьере.
Эвери готовил Маклауда к тому, чтобы он занял после него должность директора лаборатории по исследованию пневмонии в Рокфеллеровском институте, и недавний шквал его статей по сульфапиридину должен был сделать Маклауда сильным кандидатом. В феврале 1941 года на Маклауда свалился подарок с неба[524]: приглашение стать профессором микробиологии в Нью-Йоркском университете. Маклауд решил использовать это приглашение как козырную карту, чтобы получить должность своей мечты, и совершил серьезную ошибку, попытавшись торговаться с Томом Риверзом. Последний сделал все, чтобы услать Маклауда на кафедру в Нью-Йоркском университете, разве что не помог ему паковать вещи[525] – но напомнил ему, что у него осталось всего шесть месяцев финансирования в Рокфеллеровском институте. Маклауду пришлось принять предложение, которое он намеревался отклонить. Вскоре после этого Риверз объявил[526], что один из его собственных блестящих молодых вирусологов будет назначен руководить новой программой по исследованию вирусной пневмонии и возглавит лабораторию по исследованию пневмонии после выхода Эвери на пенсию.
Обреченный покинуть лабораторию через несколько месяцев Маклауд вернулся к своему столу и работал быстро и остервенело, чтобы успеть разгадать трансформирующее начало до того, как истечет его время. В спешке он забыл довести до конца странный результат, который зафиксировал 28 января 1941 года. Он испытал образец трансформирующего начала при помощи дифениламина, который приобретает красивый темно-синий цвет в присутствии сахара, дезоксирибозы. Это подтолкнуло Маклауда написать: «Таким образом, кажется, трансформирующие экстракты могут содержать немного дезоксирибонуклеиновой кислоты помимо большого количества имеющейся рибонуклеиновой кислоты»[527].
Следовательно, Колин Маклауд был первым, кто зафиксировал истинную природу субстанции, способной навечно изменить наследственные признаки пневмококков, – но нет указаний на то, что он понял значимость того, что записал. Спустя несколько дней после того, как он сделал эту запись, Маклауд получил приглашение от Нью-Йоркского университета и предрешил свою судьбу. Это объясняет почему момент «эврики» – каким он на самом деле являлся – был осознан не Маклаудом, а человеком, занявшим его место в лаборатории Эвери в сентябре 1941 года.
Глава 15
Применение науки[528]
Среда, 28 августа 1940 года.
В Москве все еще ничего не было слышно от Николая Вавилова, на тот момент отсутствовавшего уже три недели. В Нью-Йорке Колин Маклауд смирялся со своей неудачей; он подхлестывал себя, как только мог, но не успевал разгадать загадку трансформирующего начала в последние несколько дней в Рокфеллеровском институте. А в Ливерпуле некие результаты британских исследований должны были отправиться в Америку в черном металлическом ящике для документов[529] при обстоятельствах, которые могли бы быть взяты из шпионского романа.
Ящик был размером с маленький плоский чемодан с необычно крепким замком и дырами, просверленными по сторонам. Он принадлежал сэру Генри Тизарду, физику и главе совершенно секретной Британской научно-технической миссии в Америке. В нем были копии чертежей революционного реактивного двигателя для самолетов, умных взрывателей для бомб, прибора для обнаружения самолетов и подводных лодок на большом расстоянии – и краткий меморандум, предсказывающий появление бомбы невообразимой разрушительной силы.
Тизард был уже в Вашингтоне и готовил почву для сложных переговоров. Америка все еще сохраняла нейтралитет, были слышны убедительные доводы против вовлечения в европейскую войну. Задача Тизарда состояла в том, чтобы убедить военное ведомство США, что Британия будет эффективным партнером, если Америка втянется в конфликт.
Ящик присоединился к нему[530] двумя неделями позже, после того как пересек Атлантический океан под вооруженным конвоем, имевшим указание в случае опасности утопить ящик, но не дать ему попасть в руки неприятелю[531]. Когда Тизард поднял его крышку 12 сентября 1940 года, американцы были сражены одним из сокровищ, которые находились внутри. Там была неуклюжая трубка длиной несколько дюймов, настолько потрясающе замечательная, что унесшие ее американские ученые жалели, что не додумались до нее раньше (а некоторые впоследствии утверждали, что они и додумались). Удивительная способность прибора заключалась в широком и коротком медном цилиндре с рядом круглых отверстий с одного конца, как у цилиндра револьвера. Это был «магнетрон с объемными резонаторами»[532], изобретенный шестью месяцами ранее Джоном Т. Рэндаллом и Гарри Бутом на кафедре физики Бирмингемского университета.
Гарри Буту принадлежит лишь краткая
