Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

удобным для пользователя: абсолютно безвредный и стабильный, как скала, однако легко трансформируемый в смертоносный вариант S при помощи экстракта мертвого пневмококка S. Маклауд назвал его «R36»[509], отметив количество раз, которое ему пришлось провести пневмококк через субкультуры в процессе приручения.

Когда Эвери вернулся из летнего отпуска, он нашел Колина Маклауда лишь немного выше себя ростом, тихим и быстро соображающим. Старый мастер присоединился к своему новому помощнику за лабораторным столом и впервые лично занялся черной магией трансформации. Они хорошо сработались, и Эвери смело объявил, что намерен[510] «установить природу и свойства трансформирующего начала», что, как он полагал, может пролить свет на «индуцированные изменения живых клеток, не только пневмококков, но и других биологических систем».

К несчастью, они не обнаружили ничего интересного, и появившийся у Эвери энтузиазм скоро иссяк. Они попробовали написать статью[511], но застряли на первом черновике, набросанном карандашом Маклаудом и снабженном большим количеством пометок его руководителя. Эвери постепенно вернулся к другим проектам, оставив Маклауда одного гоняться за явлением, с которым тот связывал свои карьерные надежды. Прошел один, два, а затем и три года бесплодных экспериментов, и трансформирующее начало стало казаться пагубным шагом. Проведя три года в Рокфеллеровском институте, где исследователи живут по принципу «публикуйся или погибнешь», Маклауд мог похвастаться лишь парой скучных статей, ни одна из которых не была посвящена трансформации.

В 1938 году, когда Маклауд работал в лаборатории Эвери четвертый год, удача внезапно улыбнулась ему. Его спасением было то, что могло уничтожить все, принесшее Эвери известность, – антибиотик сульфапиридин[512], который убивал всех пневмококков любого типа и оказался безопасным в отношении человека. В один миг вся деятельность по типированию и сывороточной терапии, в которой Рокфеллеровский институт занимал ведущие в мире позиции, оказалась избыточной. Для лечения долевой пневмонии теперь не требовались такие умные люди, как Эвери; большего успеха мог добиться любой врач, способный написать слово «сульфапиридин».

Том Риверз, циничный и всемогущий вирусолог, заметил, что сульфапиридин может «разбить все в пух и прах»[513], но Эвери и его группа быстро сделали из угрозы возможность. Они двинулись прямо на новое чудо-лекарство и занялись механизмом его действия, его преимуществами и рисками. Они достигли значительного успеха, и одним из лучших на волне этих новых исследований оказался Колин Маклауд. Теперь, когда он забросил трансформирующее начало, висевшее на нем, словно ярмо, он одну за другой штамповал статьи, и его карьера вернулась к намеченному курсу.

Конфликт в далекой Европе мало что значил для Рокфеллеровского института до начала лета 1940 года, когда пессимисты стали пророчить войну между Америкой и Японией. Том Риверз стимулировал своих сотрудников[514] вступать в резерв военно-морского флота, и начали осуществляться секретные исследовательские проекты по переливанию крови, раневым инфекциям и отравлению ипритом.

В сентябре 1940 года Рокфеллеровский институт был опечален тем, что погасла одна из его ярчайших и наиболее блуждающих звезд. Феб Левен скончался[515] в возрасте 71 года, оставшись на работе после наступления пенсионного возраста до самого последнего дня. Его вспоминали с любовью и уважением за безграничную энергию и производительность, энциклопедические знания и артистическую натуру. В эпитафии на самом деле не было необходимости, потому что Левен уже подытожил то, что имело для него наибольшее значение: «Пока продолжается Жизнь, человеческий ум будет создавать загадки и биохимия будет играть роль в их решении»[516]. С присущим ретроспективному взгляду высокомерием мы можем заметить в этих словах потрясающую иронию.

Завершающая фаза

Ни Эвери, ни Маклауд не объяснили потом, почему в конце 1940 года они вернулись к мукам трансформации. Возможно, Маклауд теперь чувствовал себя увереннее со всеми статьями по сульфапиридину или Эвери видел, что его время подходит к концу – теперь, когда до пенсии осталось меньше двух лет, – и воспользовался последним шансом, чтобы разгадать самую тревожащую загадку в его карьере.

На этот раз они бросили все силы на трансформирующее начало. Их помощником был зверский аппарат, названный «Лучшим в мире», который штамповал вирулентных пневмококков S килограммами, а не граммами. Это был промышленный сепаратор-сливкоотделитель[517] производства компании «Шарплес». Молоко центрифугировалось внутри полого цилиндра, установленного вертикально и раскрученного на высокой скорости при помощи сжатого воздуха, в результате получался слой сливок, который непрерывно откачивался. Требовались некоторые изменения, чтобы концентрировать живые бактерии, а не сливки; использовался пар высокого давления, чтобы еще сильнее раскрутить цилиндр, который был помещен в брызгозащищенный корпус, чтобы не превратить лабораторию Эвери в камеру испытаний бактериологической войны. Аппарат «Шарплес» мог справиться с сотнями литров жидкой культурной среды за утро, производя толстую корку живых пневмококков S, которых нужно было вручную выскребать из цилиндра. (Эвери не мог заставить себя смотреть на эту процедуру.) Пневмококки S затем умерщвлялись, из них извлекалось трансформирующее начало, очищавшееся по рецепту Генри Доусона.

Эвери и Маклауд возобновили работу с того места, на котором остановились тремя годами ранее. Эксперимент № 1 состоялся[518] 13 октября 1940 года (согласно лабораторному журналу Маклауда) или 20 октября (по записям Эвери), и на этот раз удача им улыбнулась. R36 Маклауда безупречно делал свое дело, очищенное трансформирующее начало работало как часы, и, наконец-то, они начали по-настоящему продвигаться вперед. Трансформирующее начало дразнило и выводило из себя. Они точно знали, как оно выглядит[519] и могли даже его потрогать, но у них не было идей, что это такое. Когда они добавили спирт, как делал Лионель Эллоуэй, привлекательные белые волокна выпали в осадок из раствора; их можно было собрать, высушить, взвесить и снова растворить – все это не влияло на их способность превратить R36 в убийцу. У этой субстанции были и другие поразительные свойства: концентрированный раствор был настолько вязким, что едва тек, а на свету вытворял интересные вещи; если посмотреть под нужным углом, прозрачная жидкость отливала красивым шелковистым блеском, как лунный камень.

Но что же это было?

Эвери и Маклауд начали с исключения вероятных кандидатов. Субстанции SSS уже не было в списке, потому что очищенная SSS вирулентных пневмококков S не могла трансформировать R36. Маклауд, в конце концов, покончил с этой идеей при помощи красивого эксперимента, демонстрировавшего, что R36 все еще может быть трансформирован мертвыми пневмококками S типа III, из которых с помощью фермента болотных бактерий удалили всю субстанцию SSS. Это мог быть белок? Это уже