Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воскресенье 7 декабря началось непримечательно[622]: Маккарти, как обычно, направился в лабораторию, чтобы проверить свои эксперименты. По дороге домой он включил радио в автомобиле и был поражен известием, что японские военные самолеты атаковали американский флот в Перл-Харборе. На следующее утро президент Франклин Д. Рузвельт произнес речь о «часе позора». К полудню Америка оказалась в состоянии войны с Японией, а двумя днями позже – с Германией и Италией.
Несколько месяцев Маккарти был защищен[623] от действительной военной службы наличием жены и детей. Когда повестка с призывом все-таки пришла, Том Риверз (теперь – коммодор резерва Военно-морского флота США) воспользовался своим положением, чтобы лейтенант Маккарти продолжал работать как и раньше, но в форме военно-морского флота. Риверз также расправился с чувством вины Маккарти в связи с тем, что он ничего не делает для нужд фронта, велев ему забыть об этом и продолжать исследования. Так он и сделал. К Рождеству он избавился от последних следов субстанции SSS и рибонуклеиновой кислоты, тщательно промыв убитые посредством тепловой обработки пневмококки S типа III (чего никто до него не делал) и вычистив остатки этих субстанций посредством расщепляющего SSS фермента и РНКазы. Вскоре после нового 1942 года он дополнительно очистил трансформирующее начало с помощью спиртового экстракта, на который Лионель Эллоуэй наткнулся восемью годами раньше – и получил еще более поразительные результаты. При добавлении спирта появился «вязкий волокнистый осадок»[624]. Осадок, полученный Эллоуэем, содержал субстанцию SSS и РНК; после их удаления белые волокна Маккарти заключали в себе 99,9 % всего трансформирующего действия. Чем бы оно ни было, это было самое настоящее вещество.
Если бы Колин Маклауд случайно зашел в тот момент, он мог бы вспомнить о колориметрической реакции с удивительным темно-синим цветом, указывающим на присутствие дезоксирибозы. Но к тому времени Маклауд втянулся в новую работу и утратил всякое желание продолжать охотиться за трансформирующим началом. Так что химической природе своеобразного белого осадка было суждено оставаться загадкой еще несколько месяцев.
Вверх и вниз по лестницеОчень немногие ученые видят себя балансирующими на грани того, чтобы сделать «возможно, решающее открытие в биологии за столетие»[625]. Мы можем предположить, что блеск такого открытия озарит все вехи приведшего к нему пути. Тем не менее разочарование поджидает того, кто надеется услышать из уст Маклина Маккарти, как чувствует себя человек, который обнаружил нечто, заставляющее пересмотреть целый пласт биологии.
Его книга «Гены состоят из ДНК: открытие этого факта», была опубликована почти 40 лет спустя[626]. Маккарти «старался, как только мог, восстановить последовательность событий»[627], но, покопавшись в памяти и лабораторных журналах, не мог припомнить какого-либо «внезапного прозрения», когда все волшебным образом вдруг стало на свои места. Осознание приходило ужасающе медленно. Они с Эвери были хорошо подкованы в биохимии, но только в интересовавших их сферах. Ни один из них не знал о том, что в 1865 году великий Феликс Гоппе-Зейлер получил[628] волокнистый осадок, добавив дистиллированную воду в вязкую жижу, полученную за счет вмешивания гноя в крепкий солевой раствор. Осадок напомнил Гоппе-Зейлеру миозин, сократительный белок мышц, но он не пытался анализировать его. В 1930-е годы различные исследователи обнаруживали аналогичный осадок при добавлении воды к экстрактам почек и печени в крепком солевом растворе. Он был назван «плазмозин», поскольку предполагалось, что он поступал из цитоплазмы клеток.
В начале 1941 года, приблизительно в то время, когда Маккарти впервые посетил лабораторию Эвери, плазмозин попал в поле зрения энергичного биохимика, знавшего о мышечных протеинах все. Он выделил «плазмозин»[629], намотав выпавшие в осадок волокна на деревянную палочку и вытащив их из жидкости, словно сладкую вату. Как показал анализ, волокна не имели с миозином ничего общего и оказались тем, что не удивит тех читателей, кто помнит, как именно с гноя началась вся эта история. Открытие было сделано Альфредом Э. Мирски, биохимиком, который был известен своей «суровой химической ориентацией»[630] – это означало, что он занимал ведущие позиции в своей области, но абсолютно нетерпимо относился к не разбирающимся в химии. По удивительному совпадению (первоначально счастливому), Мирски был еще одной звездой Рокфеллеровского института. И в довершение всего, его лаборатории занимали верхний этаж больницы – всего двумя уровнями выше, чем пневмококковая империя Эвери.
Альфред Мирски родился в Нью-Йорке через десять месяцев после начала XX века. Он учился в Гарварде[631], затем прошел 40 % от пятилетнего курса медицины в Колумбийском университете, а потом забросил медицину ради стипендии в Кембридже на изучение гемоглобина с легендарным Джозефом Баркрофтом. Мирски начал свой 40-летний срок в Рокфеллеровском институте в 1922 году в качестве ассистента, занимавшегося белками сердечной мышцы. Его интерес к структуре белков привел в 1936 году к годовому творческому отпуску, проведенному в Калифорнии вместе с белковым гуру Лайнусом Полингом, когда они написали эпохальную работу о разворачивании белков[632] при денатурации.
В 1940 году Мирски объединил усилия с Артуром Поллистером, зоологом из Колумбийского университета, чтобы заняться плазмозином. Они показали, что он поступает из ядра, при помощи бережного метода экстракции[633] с использованием дистиллированной воды; под микроскопом целые ядра выглядели как бусинки на обломках клеток печени. Ядра пропускались через очень тонкий муслин, чтобы отделить их от клеточного мусора, затем концнтрировались путем центрифугирования и растворялись в крепком растворе хлорида натрия[634]. При добавлении воды множество «красивых» белых волокон выпадало в осадок. Поскольку «плазмозин» содержался в ядре, Мирски и Поллистер переименовали его в «хромозин» по аналогии с «хроматином» и «хромосомами».
Анализ показал, что волокна состоят из дезоксирибонуклеиновой кислоты, соединенной с белками протамином и гистоном, которым Альбрехт Коссель посвятил свой главный труд. Мирски и Поллистер никак не комментировали возможную роль дезоксирибонуклеиновой кислоты в ядре, но от старого друга Мирски они унаследовали веру, которая заставляла их зациклиться на убеждении, что от этой кислоты нельзя ждать чего-то интересного. Заметив, что плазмозин