Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

Странно, что случившаяся с Вавиловым беда не вызвала интереса у одного из немногих членов Королевского общества, кто, возможно, мог бы использовать свое влияние в СССР. «Мудрец» Дж. Д. Бернал, избранный членом Королевского общества в 1937 году, поддерживал связь с ведущими советскими учеными, и в его книге на 500 страниц «Социальная функция науки»[605] (1939 год) содержались похвалы «красивому примеру», показанному созданным Вавиловым «бюро по растениеводству» с его «тщательным развитием принципов генетики».

Но, как лояльный коммунист, Бернал старался не раскачивать лодку сталинизма. «Спору относительно основ генетики», в котором участвовали Вавилов и Лысенко, была посвящена лишь одна сноска[606] внизу страницы в его книге. Не о чем волноваться – всего лишь небольшая размолвка, которая была «раздута сверх всякой меры» капиталистами, стремящимися дискредитировать советскую науку.

Глава 16

Мечты генетиков

Летом 1941 года многие американцы начинали осознавать, что мирного времени остаются считанные дни. Рокфеллеровский институт медицинских исследований, теперь отмеченный как «Исследовательский отдел резерва Военно-морского флота США»[607], уже реагировал на угрозу войны способами, которые не всегда соответствовали его миссии: «Применение науки на благо человечества». Джон Нортроп, прославленный специалист в области химии белков и ферментов, совершенствовал свой «титриметр» для выявления горчичного газа, отвратительного яда (запрещенного Женевским протоколом 1927 года), который убивал своих жертв тем, что они захлебывались секретом собственных легких. Дальше по коридору коллеги Нортропа также занимались горчичным газом – обеспечивали, чтобы он лучше приставал к коже и одежде после распыления с самолета. А где-то еще исследователи Рокфеллеровского института были задействованы в секретной программе очистки 235U – продукта, который имел лишь одно назначение.

Работа в лаборатории Освальда Эвери шла своим чередом. В начале сентября, когда Эвери проводил свой длинный летний отпуск в штате Мэн, Колин Маклауд неохотно покинул лабораторию, чтобы стать заведующим кафедрой микробиологии Нью-Йоркского университета. Его заменил д-р Маклин Маккарти, 30-летний педиатр[608], начальник которого сказал ему, что его научные таланты пропадут зря, если он будет заниматься черной работой клинической медицины.

Как и Эвери и Маклауд, Маккарти провел свое детство в странствованиях, поскольку его отец работал в автомобильной промышленности. Когда он начал изучать медицину в университете Джонса Хопкинса, он уже питал значительное уважение к бактериям; его тетка, собиравшаяся стать врачом, умерла от септицемии, порезав палец во время вскрытия. Его увлечение бактериями возросло, когда он был педиатром-интерном в Балтиморе и пытался спасти двух детей[609], больных стрептококковым менингитом в тяжелой форме. Первый случай, в 1936 году, подчинялся приведенному в учебнике правилу относительно 100 % летального исхода. Во втором случае, произошедшем всего годом позже, наступило полное выздоровление. Разница заключалась в одном слове – сульфаниламид.

Маккарти с самого начала интересовался исследованиями и был соавтором одной из статей по сульфапиридину[610], которая была опубликована в 1939 году – в том же году, когда Колин Маклауд дебютировал в этом предмете. К числу других его ранних достижений[611] относился брак (который порицался, поскольку он был еще студентом), рождение двух сыновей (аналогично) и случайное открытие того, что сульфапиридин не дает бензолу, распространенному промышленному химикату, уничтожать лейкоциты. Это привело к публикации еще одной статьи[612] и побудило его руководителя сказать ему, что «было бы великолепно, если бы Вы могли провести год в Рокфеллеровском институте»[613]. По стечению обстоятельств Маккарти незадолго до того встретил Эвери на званом обеде и нашел его «обаятельным и увлекательным рассказчиком». И пошло-поехало – двухлетняя стипендия на работу у Эвери. Руководитель Маккарти обратил внимание, что интеллект Эвери находился в районе «края верхнего слоя стратосферы», и надеялся, что у Маккарти «не разовьется высотная болезнь от такого восхождения».

Маккарти посетил Эвери весной 1941 года, за несколько месяцев до получения стипендии на работу в его лаборатории. Он был подвергнут «процедуре ориентировки у Эвери», но его удивило то, что в речи Red Seal не упоминалось[614] нечто, поразившее его воображение еще во времена учебы на медицинском факультете: трансформация пневмококков. Маккарти предположил, что исследования в этой области сошли на нет, поскольку лаборатория Эвери семь лет ничего не публиковала на эту тему. И во время той первой встречи Эвери не пытался познакомить его с Колином Маклаудом, все еще упорно работавшем в лаборатории, пытаясь ухватить неуловимое трансформирующее начало, пока его время не истекло.

Настоящее введение Маккарти в курс обязанностей началось в середине сентября, когда Эвери вернулся из отпуска. На этот раз речь Red Seal была целиком посвящена трансформации и касалась работы Маклауда, маняще повисшей в воздухе и жаждущей счастливого случая. Вот чего ждал Маккарти: «Это с самого начала поразило мое воображение»[615].

Эвери предположил, что Колин Маклауд придумает собственную исследовательскую программу, когда покинет Рокфеллеровский институт; на самом деле, новоиспеченный профессор переоборудовал свою лабораторию[616] в Нью-Йоркском университете, чтобы продолжить охоту за трансформирующим началом. Он заглянул в лабораторию вскоре после возвращения Эвери и присоединился к обсуждению того, чем будет заниматься его преемник. Маклауд основательно подготовил Маккарти и «с энтузиазмом» стимулировал его[617] поплотнее заняться сульфапиридином и токсичностью бензола. Что касается Маккарти, то его внимание было теперь прочно приковано к трансформации, «ничто не могло быть дальше от моих мыслей». В то время он не разглядел истинного значения вежливого, но решительного предупреждения Маклауда: «руки прочь», потому что был «недостаточно внимателен» к чувствам своего предшественника. Маклауд выглядел «великодушным и готовым помочь», хотя ему, должно быть, было больно смотреть, как Эвери вручает узурпатору с таким трудом давшийся ему проект.

Много лет спустя, когда обоих ученых поселили вместе[618] во время конференции, Маклауд поведал Маккарти, насколько болезненным был для него уход из Рокфеллеровского института. И только после смерти Маклауда беспечный Маккарти, который улавливал лишь смутные намеки на «смешанные чувства», узнал, что на самом деле думал о нем человек, на место которого он пришел.

Потребовалось несколько недель, чтобы Маклауд осознал, что трансформирующее начало может отравить его новую работу, также как и старую. В конце октября он вернулся в лабораторию Эвери и символически передал проект[619] Маккарти, показав ему, как пользоваться сепаратором «Шарплес». Первый эксперимент Маккарти[620] состоял в том, чтобы отделить субстанцию SSS от