Плохие оценки - Николай Недрин

Он проснулся в холодном поту.

Уже светало, вовсю щебетали птицы – торопясь успеть до жары.

Служители зоопарка разносили по клеткам корм…

Алексеев поймал на себе внимательный взгляд – это был Кутузов. Казалось, он все понял и ничуть не удивлен, что человеку приснился такой сон.

Какой человек, такой и сон – как будто намекал носорог, медленно пережевывая свой завтрак.

***

Когда приснится какая-нибудь гадость, лучше всего сходить на волосяной рынок, а потом забиться в ближайший эротрон. Или нет, не в ближайший. Лучше подальше от людей, например у старого парка. Или возле заброшенной стройки. Впрочем, про стройку, про то, что в таком месте может стоять дээнкамера, Алексеев просто предположил. Зато про парк – знал.

Почему Ленинский парк назвали в честь далекой сибирской реки (ведь не в честь же какой-нибудь Елены Прекрасной – это и дураку понятно!), трудно теперь угадать. Возможно, его устроитель был оттуда родом. Или – что вероятнее – решил там поселиться на пенсии. Но в любом случае поработал он на славу: парк и правда напоминал спокойную, гордую тайгу, не слишком популярную среди жителей города (ходили туманные слухи про исчезновения здесь людей). Тем не менее администрация установила среди сосен, поблизости от ручья, эротрон. Причем выкрасила его в защитный цвет.

«Надо же, – подумал Алексеев, когда случайно обнаружил его несколько лет назад, – позаботились о таких, как я!» И стал сюда захаживать время от времени. Иногда даже без вόлоса. Просто посидеть под журчанье воды и шум благородных дерев… «А что, если ЭМУР не подведет, выбрать все-таки восемнадцатый век? В нем тоже, кстати, можно семидесятые – Екатерину II. И встретить там какую-нибудь бедную Лизу…» – мечтал Алексеев.

В этот раз, после досадной ночи в зоопарке, ему повезло: на рынке удалось купить качественный товар – вόлос действительно принадлежал молодой красивой девушке. О которой в реальной жизни можно было только мечтать. Эля – так ее звали. Брюнетка среднего роста с теплым взглядом и милой родинкой над левым виском. Вроде бы профессиональная танцовщица. Но особенно завораживала даже не фигура, а голос – мягкий, яблочный, с примесью детских ноток (кажется, ей не больше 25-ти).

Алексеев при виде виртуализовавшейся Эли сразу решил, что никакого интима у них не будет. Будет романтика. Долгая прогулка по безлюдным местам. Лавочка около старого, заросшего папоротником музея сочинской Олимпиады. Тихий вечер. Наконец, гадание на спутниках в ночном небе. И, пожалуй, поцелуй. Или нет… В общем, пусть будет интрига насчет поцелуя.

Но еще надо было определиться с выбросом, чтобы вовремя избежать неприятной идеологемы. Алексеев с досадой вспомнил, как однажды замешкался и вынужден был целых двадцать минут испытывать гиперпатриотизм, когда его виртуал заполонили демоны с лозунгами «Северный Марс – только для нас!».

Большинство пользователей выбрасывались из дээнкамеры при помощи пули в голову, но стоила такая услуга почти в два раза дороже. Да и не слишком приятное ощущение. Алексеев предпочитал прыгать с моста или получать сильный удар тока, однако это значительно ограничивало пути передвижения. Особенно если ты настроился на романтику. Как сейчас, с Элей. Впрочем, Эля оказалась такая славная, что захотелось всё пустить на самотек. Даже – перетерпеть идеологему. В крайнем случае.

Эля согласилась и на музей, и на прогулку, но к мосту отказалась идти.

«Ладно, – подумал Алексеев, – проехали…»

Потом она повела его на какой-то пустырь, в своё «любимое место», где гуляли редкие парочки и не было никакого электричества. И от трассы далеко (под машину не бросишься).

Алексеев уже затосковал, но мысль о поцелуе по-прежнему вела его вперед.

Под ногами хрустел гравий, стали попадаться ржавые обломки всевозможных размеров и форм. «Робокладбище, – догадался Алексеев. – Жалкий памятник нанотехнологиям… Но при чем здесь Эля?»

– Эля, что же здесь «любимого», на кладбище?

– А разве не интересно? По-моему, роботы всегда были благороднее людей. Люди бы ни за что так добровольно не ушли…

– Хм. Думаешь, роботы совсем исчезли? А мне вот кажется, наша власть не такая дура.

– Это неважно.

– А что…

Эля вдруг обернулась и поцеловала Алексеева. Мягко, но настойчиво.

– …важно?

– Например, то, что ты не требуешь секса… Или вот это! – Девушка показала вперед, в сторону допотопного дирижабля, который медленно, но настойчиво поднимал над пустырем гигантский портрет обнаженного по пояс немолодого человека, скачущего на Пегасе.

Неужели?..

О да, это оно. Оно самое.

Алексеев покорно приложил руку к сердцу и вслед за Элей, за всеми влюбленными, оказавшимися в этот вечер на робокладбище, запел Гимн.

Вот и всё. Маховик Пропаганды раскрутился на полную.

Причем действовали власти весьма изобретательно, даже виртуозно. Били в больное, незащищенное место.

«Теперь каждый волос будет под подозрением», – хмуро думал Алексеев, вылезая из эротрона. Под равнодушный шум благородных дерев.

***

Через два дня позвонила мать.

«Ну вот, зря я сказал, что уже взял отпуск. Блин, расспрашивать сейчас начнет, обижаться…»

– Алё, привет, ма.

– Привет, Сереж. Я не отвлекаю тебя от дел?

Алексеев чуть не спросил: «Каких дел?», но вовремя спохватился.

– Нет. Говори. Случилось что?

– Да.

«Ну-у, опять…»

– Что?

– Сереж, тут кто-то бродит. Ночью.

– Что?.. Кто бродит?

– Я не знаю. Я в два часа проснулась, а во дворе такой шорох… и свет от фонарика. Я боюсь!

– Мам, погоди. А точно был свет? Или просто шорох?

– Я думаю, это воры. И убийцы. В соседнем районе как раз из колонии кто-то сбежал. Они меня грохнут.

«Ничего себе – словечко выбрала! Это что-то новенькое», – устало подумал Алексеев, но вынужден был сказать:

– Ладно, я приеду. Ты пока у тети Весты переночуй.

– Хорошо, – ответила мать и отключилась. Сама.

– Странно, странно… – Алексеев загрузил 4D-нет (сразу вылезло штук пятнадцать «мышеловок», и как минимум в двух маячил непотопляемый Веня; несколько минут ушло на то, чтобы все их позакрывать) и пролистал последние сообщения СПИ. Никакой информации по поводу сбежавших зэков, разумеется, не было. Ни в Новославянском районе, ни в любом другом.

«Чего и следовало ожидать. Ну что: на картоху так на картоху…»

И вдруг Алексеев подскочил: надо сегодня, именно сегодня, пока не увяз в огороде, съездить в ЭМУР-центр!

«Спасибо, ма, – весело подумал он, – что заставила решиться!»

Выходя из подъезда, Алексеев чуть не столкнулся с самбистами. Слегка встревожился, но подумал: «Ничего особенного. Это, наверное, к Анжелке» – и спустился в метро.

Возле эскалатора притормозил, купил ромашку. Уже в вагоне начал ее ощипывать, приговаривая про себя: «Муравей. Не муравей. Муравей. Не муравей. Муравей. Не муравей. Муравей. Не муравей. Му-ра-вей!»

…Тем временем самбисты продолжали стучать в дверь его квартиры. Наконец самый худой из них предположил:

– Похоже, слинял, сука! Придется вечером навестить.

***

– Анвар?

Бородатый охранник медленно и равнодушно смерил Алексеева взглядом. Не ответил. Ну да, ритуал есть ритуал…

– Доброго дня, Анвар Асхадович! – (Отчество было написано на бейджике.) – Ты… вы не помните меня? Мы вместе учились. Я Серега. Алексеев.

– А-а, Серега, – протянул одноклассник. – Здорόво. Зачем сюда пришел?

– Ну, как… Провериться.

– Не советую.

– Почему?

– Не советую, и всё. А там сам решай. – И вдруг добавил. Чуть изменившимся голосом: – Думай хорошо, брат.

«Это тебе хорошо, – подумал Алексеев. – С четырьмя-то женами (количество жён тоже было на бейджике) … Может, ты и мою увел в свой гарем?»

В школе Анвара многие боялись. Вернее, очень уважали, потому что, кажется, никто и никогда не видел его дерущимся. Хотя, разумеется, горец (даже в юном возрасте) мог накостылять кому угодно. А еще говорили, что именно его дед выбил в Сенате привилегию для кавказских народов – пользоваться родовыми отчествами. Но получается, несмотря на всё это, Анвар теперь стал простым охранником. Не чиновником, не бизнесменом, не продюсером… Впрочем, в ЭМУР-центр не с улицы попадают. Значит, и охранник здесь не так прост.

Алексеев, смущенный встречей с Анваром, тем не менее пошел дальше, в очередь на регистрацию.

После нее надо будет сразу на МРТ.

Потом, если прогноз окажется оптимистичен, – на анализы.

После них – в барокамеру.

Затем… Что будет затем, можно только догадываться. Но главное – успеть всё за день, получить окончательный результат сегодня. Потому что поездка в деревню – это точно потерянный отпуск, а до следующего… можно и не дожить. «Особенно с моей работой», – усмехнулся Алексеев.