Плохие оценки - Николай Недрин

С одной стороны – отец Гериева, который приезжает за сыном (или это мать приезжает?) на крутой иномарке, а с другой – вот это дерьмо. Скользкое, чужое… Крысов, кстати, расправился с ним при помощи ножки от стула, которую подобрал возле сортира.

– Так что, пойдешь на похороны? – Аскер уже пожалел, что позвонил этому тормозу Крысову.

– Как меня зовут?

– Чего?

– Ты помнишь, как меня зовут? – не унимался тормоз.

– В смысле?.. Да пошел ты! – Гериев бросил трубку.

Тимохина похоронили в субботу, 25 июня. Крысов был в это время в лесирисе. Лежал на кургане (под шумным вечнозеленым дубом) и представлял, как Светка, специально прилетевшая из Германии, отходит от покойника и тревожно высматривает в толпе одноклассников кого-то одного, конкретного…

Потом ее везет до гостиницы Гериев.

По дороге она спрашивает:

– Почему Олег не приехал?

Гериев сначала молчит, потом выносит вердикт:

– Урод он, вот и всё. Я ему, кстати, звонил.

Гостиница уже близко, но крузак Гериева сворачивает на другую улицу и останавливается возле ресторана с итальянской кухней. Наверное, Светка по ней соскучилась. Или Гериев просто решил похвастаться своим рестораном, доставшимся от отца. Который то ли убит, то ли уселся в крепкое министерское кресло, не позволяющее вести бизнес.

***

Крысов подозревáл, что в окружающем мире помимо рафинированных священников, чтимых богомольными старушками, есть и черные монахи – черствые, настоящие, с многослойной коркой пота под рясой. Подозревал о них, но не слишком задумывался. А тут вдруг увидел – при свете дня, да еще и в самом центре поселка! Как черная ворона среди скучных голубей.

Крысов удивился, но прошел мимо. Даже подумал: «Возможно, и нет никого. Один мираж».

Но монах повторился – спустя неделю. И тут уже зашевелилось внутри ревнивое чувство. Возле монаха стояла корзина, а сам он склонился над краном со скудно вытекающей минеральной водой (бесплатный утолитель жажды недалеко от цветочного рынка) и подставил под струю пластиковую бутылку.

Вода не торопилась. Монах терпеливо ждал, присев на корточки. Окружающие, в свою очередь, шли по делам, стараясь не зацепить черного грибника ни телом, ни мыслью.

Один только Крысов не мог оторваться от картины. Сначала поглощал глазами (словно духовную пищу), а потом постепенно осознал в монахе конкурента, с которым предстоит встретиться в лесирисе. И не в грибах даже дело… «Кого лесирис выберет – меня или его?» – тревожно думал Крысов. Конкурент между тем, наполнив свою бутылку на две трети, закрутил крышкой, аккуратно положил в корзину и направился прочь.

Крысов чуть не пошел за ним следом, но опомнился. Подумал: «Хорошо, что я не на машине, а то бы авария». Его девятка давно стояла без движения – ездить на маршрутке выгоднее, чем тратиться на бензин.

Вскоре Крысов продал машину цыганам. И испытал облегчение, словно погрозил кулаком высшим силам.

Потом образовались разные дела и заботы, заслонившие монаха. Надо было, например, как-то отмежеваться от тех же цыган, которые чуть ли не каждый день повадились приходить за металлоломом. Видно, убедили себя, что бывший владелец автомобиля решил съехать, а значит, должен обнулить бόльшую часть имущества. Вскоре и на работе возникли проблемы. В итоге начала болеть голова – почти постоянно, тупой затылочной болью…

Крысов чаще стал ходить в лесирис: каждый выходной, каждый праздничный день. Наконец взял больничный, собрал рюкзак и пошел с ночевкой. Хотя палатки у него не было. Получалась сомнительная авантюра, но что-то подсказывало: ночевка – это не страшно, это же старый добрый лесирис, он не обидит, найдешь, где заночевать!

И Крысов нашел.

Лесирис иногда загадывал странные загадки: то огромная шина от грузовика в сумрачной, заросшей балке, возле которой не было ни дорог, ни даже троп; то почти целый лошадиный череп – и никаких других костей вокруг; а то унитаз (ярко-голубой!), угнездившийся среди лопухов и папоротника.

Вот и на этот раз произошло подобное. Более чем неожиданное. Однако – полезное, в отличие от предыдущих находок.

Крысов наткнулся на ящик. Прямоугольный, пустой, без крышки.

Уже почерневший от дождей, но по-прежнему прочный.

Сработанный умелой, деревенской рукой.

Подходящего размера.

Крысов спустил на землю рюкзак и лег в ящик.

Поерзал, устраиваясь поудобнее.

Прислушался к себе, потом к мощно шумящему лесирису.

Почувствовал, как постепенно уходит из головы боль – словно впитываясь в древесину.

Закрыл глаза.

Глубоко вздохнул и подумал: «Ну вот, я готов. Теперь давай…» – и решил не вставать до тех пор, пока не поговорит с монахом по душам.

Эмур

В четверг Алексеев позвонил матери и заявил, что в деревню не приедет. Что у него другие планы на отпуск. Неотложные.

Мать вздохнула и робко возразила:

– А как же картоха, Сереж? Мне в одиночку куёлдить?

– Ма, да плюнь ты на нее! Все равно от нее выгоды никакой нет.

Вообще-то Алексеев был почтительным сыном, но в этот раз решил держаться строго и кратко, иначе мать опять его переубедит, и дело сорвётся. И опять целый год тянуть бессмысленную лямку мелкого служащего, которого никто не помнит в лицо.

Надоело!

Надо, наконец, попробовать взять от жизни всё. По крайней мере всё, что дает государство. Пока дает. И пока жизнь не превратилась окончательно в растительное существование. В картофельное существование.

Каждый день Алексеев убеждал себя в том, что он сам так думает, окончательно так решил. Но стоило позвонить матери (не стоило ей звонить!), как снова закрались сомнения.

– Сереж, мне ведь недолго уже осталось…

– Ма, ты опять!

– Да и ты там, в своей фирме, не высидишь ничего. Ведь сколько лет уже.

– Ты думаешь, я в начальники хочу? Да на черта мне эта головная боль!

– Не в начальниках дело. Ты вот сидишь там, сидишь…

«Вообще-то не сижу, а пашу, – мысленно возразил Алексеев, – но этого не замечает никто, даже мать».

– …а ведь семью надо. Тебе ведь уже почти сорок.

– Ма! – Алексеев резко прибавил строгости.

– Ну что «ма»? Ты бы вернулся к нам, тут есть девушки хорошие. Я и денег на свадьбу накопила. Из тех, что ты присылаешь.

Алексеев вздохнул и безжалостно уточнил:

– Какие девушки? Сколько их, ну-ка, перечисли.

Мать замолчала, потом всхлипнула в трубку.

– Понятно.

– Сереж…

– Ма, мне пора. Пока.

– Мне ведь недолго осталось…

– Всё, пока! Мне надо бежать. – И отключился.

Но никуда, конечно, не побежал, а рухнул на диван.

Так и заснул на нем (в знак унылого протеста) – не раздевшись, не почистив зубы.

***

Утром разболелась голова. Как всегда после споров с матерью.

А таблетки закончились.

«Это всё ма виновата! – подумал Алексеев. – Раньше хоть у Дули попросил бы, а теперь там этот Веня… идиотский».

Дуля и Веня – это Дульсинея и Вениамин. Соседи Алексеева. Дуля была хорошей невзрачной девушкой, у которой можно одолжить что угодно. По крайней мере – из того, что водится у одиноких девушек. Но она съехала (точнее, исчезла) несколько лет назад, никому ничего не сообщив. Или сообщив – но не Алексееву. Он тогда даже обиделся, потому что считал ее другом. И очень удобным соседом. Единственным, с кем пошел бы в разведку… Впрочем, весь этот романтизм выветрился, когда в опустевшую квартиру заселился Вениамин.

Веня. Очень тучный… нет, толстый… да какое там – чудовищно жирный субъект! Который в свою дверь (а пожалуй, и в большинство других дверей!) протискивался исключительно боком, вдохнув треть живота. Алексеев сначала почти жалел его, пока не узнал, что благодаря такому телу Веня неплохо зарабатывает на жизнь – продает себя в разные интернет-шоу: то про еду (чаще всего), то про социальную неполноценность. А когда засветился на «Острове похудения», где сбросил за время проекта почти 50 килограммов, то получил в награду квартиру (вот эту самую, Дулину). Не пентхаус, конечно, но всё же. Потом, правда, быстро компенсировал потерю жира, потому что человек весом в два центнера гораздо привлекательнее для продюсеров, чем какой-то 150-килограммовый дядька.

Короче говоря, Вениамин был таким персонажем, которого стоило презирать, но которому можно было и завидовать. Завидовать тому, как легко он зарабатывал деньги, а презирать за то, что с подобным «бизнесом» Веня вряд ли доживет до пенсии. Да что там – до пенсии, даже до шестидесяти лет не дотянет!.. Зато он был женат. Имел сына и двух дочерей. Посещающих, кстати (по настоянию отца), дорогой фитнес-клуб.

Одна из них выскочила перед самым носом Алексеева, собравшегося в аптеку.

– Доброе утро, уважаемый Сергей Владимирович!