Пути непроглядные - Анна Мистунина

– Ты?

– Да.

На ее лице вдруг отчетливо проступили скулы. Игре подошла ближе, так, чтобы Рольван расслышал ее шипящий шепот:

– Разве непонятно – я вздохну с облегчением, когда тебя наконец убьют. То, что мы сражаемся вместе, ничего не значит. Ничего не изменилось, ясно?

– Тем больше причин согласиться взять мой панцирь.

Рольван почти ждал, что она его ударит. Ее ноздри раздувались, глаза горели звериным огнем. Такой же она была в их первую встречу. Надо быть настоящим идиотом, чтобы мечтать о такой женщине, подумал Рольван и сказал – чувствуя, что дразнит дикого зверя, но не в силах удержаться:

– Я знаю, что ты меня ненавидишь, что никогда не простишь. Но даже ты, Верховная дрейвка, не сможешь запретить мне думать о тебе.

Игре первой отвела глаза. Развернулась и пошла прочь, туда, где были привязаны лошади. Рольван остался собирать оружие, свое и Гвейра.

Позже, когда Гвейр уже садился в седло и брал наизготовку копье, а Игре в последний раз проверяла свой лук, Рольван подошел и протянул ей свернутый кожаный панцирь с потускневшими медными бляхами. Ничего не сказал, и Игре тоже промолчала. Сбросила плащ и неловко натянула на себя слишком широкий для нее доспех. Рольван запоздало сообразил, что это стеснит ее движения, но Игре уже надела сверху плащ и вернулась к своему занятию. Рольван возвратился к своему коню.

Гвейр посмотрел на них обоих и тоже ничего не сказал.

– Готовы? – спросил он чуть погодя.

– Да, – ответила Игре.

– Да, – отозвался Рольван.

Солнце висело теперь прямо над камнями, над вересковым полем и мертвым войском. До заката оставалось не больше двух часов.

– Вскачь, – приказал Гвейр.

Они ворвались в поджидавшее их сборище мертвецов, так же, как некогда – в куда более аккуратный строй канарцев в памятной битве под Хейном. Только в тот раз они с Гвейром сражались в разных отрядах и вокруг них были товарищи, а канарские ряды дрогнули уже через несколько мгновений. Теперь же их было всего двое и женщина, которую они оба предпочли бы видеть как можно дальше отсюда, в безопасности.

Сама она безопасности нисколько не желала. Игре успела выпустить три стрелы еще до столкновения, пока скакали через вереск навстречу мертвецам; позже, заслоненная с двух сторон, продолжала стрелять снова и снова, и каждая стрела находила свою цель. Она зря сомневалась в своем колдовстве и зря не доверяла зелью старой Аски. Мертвецы падали без движения от любого соприкосновения с заколдованным оружием. Падая, они сразу же начинали разлагаться, так что сражавшиеся оказались, как в болоте, в отвратительном месиве из гниющих человеческих останков. Летящие во все стороны ошметки были неприятностью куда меньшей, чем занимавшие место упавших новые противники. Они напирали, карабкались по мертвым телам, такие же мертвые, с глухим рычанием пытались поймать поводья, перехватить на лету копье, бросались под копыта. Они были неловки, как движущиеся во сне, и не будь их так много, вообще не представляли бы опасности. Рольван потерял копье, перерубленное ударом крестьянского топора, отшвырнул обломок и выхватил меч. Две твари, бывшие когда-то женщинами, проскочили перед носом его коня и кинулись на Игре. Одну дрейвка ткнула в лицо кончиком стрелы, которую как раз накладывала на тетиву. Острие скользнуло по искаженному лицу, лишь оцарапав, но и этого хватило, тварь бесформенным кулем свалилась под копыта. Вторая ухватилась за седло и повисла, рыча и пытаясь стянуть Игре на землю. Еще двое бросились на Рольвана, отвлекая его, не давая прийти на помощь. Монах громко заржал и вскинулся на дыбы, нанося удары копытами. Где-то рядом дико выругался Гвейр.

– Быстрее! – взвизгнула Игре.

Ее лошадка с повисшей на седле тварью вырвалась вперед и оказалась в тени камней. Мертвецы сторонились этого места, как будто их не пускала невидимая преграда. Через мгновение, уложив очередного противника, Рольван поднял голову и увидел, что так и было: мертвецы рычали и бесновались всего в двух шагах, но возле Игре не было ни одного. Дрейвка уже развернула кобылу и стреляла по оставшимся.

– Сюда! – крикнула она.

Два отчаянных прыжка Монаха, и Рольван оказался рядом с нею. Через мгновение к ним присоединился и Гвейр, запыхавшийся, но невредимый. Расхохотался:

– Я думал, будет трудно!

Рольван тоже засмеялся – возбуждение еще кипело в нем и искало выхода. Толпа мертвецов с хрипом и рычанием билась о невидимую стену.

– Мы прошли, Игре! – воскликнул Гвейр! – Где Врата?

Игре уже спешивалась. Вид у нее был озабоченный, и веселье мужчин угасло само собой.

– За мной, и осторожнее, – сказала она. – Это священное место.

Священное место дрейвов. Рольван не удивился бы, прикажи она ему оставаться ждать у границы первого круга, но Игре просто взяла под уздцы кобылу и пошла вперед между каменных исполинов. Гвейр и Рольван поспешили следом – не хотелось потерять ее из виду. От камней веяло холодом. Стоило оказаться между их ледяными боками, как хрип и рычание за спиною стихли, как будто весь Круг вместе с его незваными гостями накрыло невесомое одеяло тишины.

В этой тишине двое мужчин шагали сквозь непримятую траву вслед за последней из Верховных дрейвов Лиандарса. Даже лошади, и те ступали осторожно, как будто опасались разбудить неведомые силы. Садившееся солнце подчеркивало тени, слепило глаза и зажигало огнем рыжие волосы Игре. Миновав внешний круг, она пересекла пустое пространство и остановилась перед каменными монолитами, охранявшими вход во внутренний круг. В этом круге ничего не было, если не считать двух поистине огромных камней посередине. Ничего, похожего на волшебные Врата.

– Тихо, – сказала Игре, хотя никто не раскрывал рта. – Они здесь. Скоро солнце будет прямо над ними, тогда мы их увидим. Тогда я их закрою. Если смогу.

– А если не сможешь? – прошептал Гвейр.

– Тогда меня утащат на ту сторону, вас убьют, а к следующему Валлю поглотят все от моря до моря, – Игре произнесла это совершенно спокойно.

Их голоса неестественно шелестели. Пустота меж камней казалась вязкой и слегка колеблющейся, словно густой овсяный кисель. Рольван почувствовал, как дрожит плечо бесстрашного Монаха и спросил:

– Мы можем тебе чем-то помочь?

– Нет. И не вздумайте подходить, что бы ни случилось.

– А разве, – он сглотнул пересохшим горлом, – разве тебе не нужны какие-то особые обряды? Не знаю… жертва?

– Может быть, предложишь себя? – он услышал, как Игре усмехнулась. – Все жертвы уже принесены, больше некуда. Сегодня мне не понадобятся обряды.

– Что тогда… – начал Гвейр, но Игре вскинула руку, и он замолчал.

Солнце, пылающий огненный шар, нависло прямо над центральными камнями. Тень между ними сгустилась, поплотнела. По краям ее образовался огненный контур, словно дверной проем из раскаленного, только вынутого из горнила железа. Еще немного, и то, что казалось тенью, превратилось в зияющий чернотой провал. Беспроглядная, с кровавым отсветом тьма клубилась в нем. Было почти невозможно отвести от нее взгляд.

Игре хрипло выкрикнула что-то на непонятном языке. Отдала брату поводья и пошла вперед, раскинув руки, как будто приветствовала своего хорошего друга, и все кричала хриплым незнакомым голосом. От этого крика у Рольвана, не понимавшего ни слова, встали дыбом волосы. Гвейр тихо шептал что-то – молитвы или проклятия, не разобрать.

Тьма всколыхнулась навстречу, когда Игре приблизилась к Вратам. Черные клочья жадными щупальцами потянулись навстречу дрейвке. Гвейр тихо ахнул. Рольван изо всех сил сжал кулаки – настолько безумным было желание кинуться к ней и оттащить подальше от опасности, а там будь что будет. Спасение всех людей показалось вдруг до смешного неважным по сравнению с жизнью одной-единственной женщины.

Игре замолчала, остановившись совсем рядом с клубящимися щупальцами. Медленно опустила руки. Время тянулось и тянулось, но ничего не происходило и уже казалось, Игре в растерянности, казалось, она проиграла. Клочья тьмы начали сгущаться вокруг нее. Гвейр выругался и бросился было вперед, но сразу остановился. Игре запела.

Не думая, что делает, Рольван выпустил поводья Монаха и шагнул к Гвейру. Остановился рядом, сжал его плечо. Солнце слепило глаза, но они все-таки смотрели, как Игре снимает с пояса нож, не прекращая петь, проводит им наискосок по своим ладоням – левую, затем правую. Как поднимает сочащиеся кровью руки, разводит их в стороны и резко смыкает.

Алая, намного ярче закатного солнца вспышка ослепила их. Когда зрение вернулось, Врат больше не было. Игре без движения лежала на траве возле двух больших камней.

Рольван ненамного отстал от Гвейра, когда тот бросился на помощь сестре, упал на колени рядом и поднял ее на руки. Голова Игре бессильно откинулась.