Пути непроглядные - Анна Мистунина

– Солнце встало в той стороне, – удовлетворенно сообщил тот, – значит, мы идем правильно. Я мог спутать расстояние, но мы туда придем. Думаю, сегодня.

Общий недовольный гвалт снова оборвал командир.

– Веди нас, – приказал он.

Вскоре их голоса уже затихали, удаляясь. Рольван вскочил.

– Прости, брат, позавтракаем как-нибудь потом, – сказал он Монаху. – Ты ведь не хочешь потерять их из виду?

Конь промолчал, и Рольван счел это за согласие. Прежде, чем шум ушедшего отряда стих совершенно, он уже выбрался на тропу и продолжил свое преследование. Лес был залит золотистым солнечным светом, в котором не оставалось места призракам и страхам, а где-то впереди ждала встреча с Гвейром и Игре. Рольван сдерживался, чтобы не пуститься в галоп.

Он следовал за дружинниками весь день, то отставая, то почти догоняя их. Когда те остановились для обеда и отдыха, Рольван устроился неподалеку, меж двух раскидистых падубов, возле нагромождения валунов, откуда брал начало ручей. Чуть дальше из того же ручья поил немногих своих оставшихся лошадей отряд. Напоив и задав корм коню, наполнил опустевшие фляги водой и уселся жевать засохший сыр, в ожидании, пока придет время продолжать путь. Потом встал и вновь последовал за своими врагами. Он обратил внимание, что дружинники, против обыкновения, почти не переговариваются между собой, но не понял, что это означает. И не понимал еще долго. Лишь ближе к вечеру, когда отряд вновь остановился и звуки новой ссоры заставили Рольвана подобраться ближе, он наконец увидел и понял все.

Он увидел трех навьюченных лошадей и стоявших рядом с ними воинов. Увидел, что животных беспокоит это соседство, что они пятятся и мотают головами, пытаясь вырвать из рук дружинников поводья, но те как будто не замечают этого, так же, как не замечают ничего вокруг. Выглядело это так, словно пятеро мужчин просто заснули на ходу, позабыв даже закрыть глаза. Не требовалось никаких объяснений, чтобы понять – это те, кто оставался в лагере и пережил встречу с призраком. Те, кто еще сегодня утром с хохотом похвалялся, как создание другого мира бежало, испугавшись их мечей.

Трое стояли напротив, перед лицом своих товарищей, как перед лицом врагов. Правда, подумалось Рольвану, перед врагами они наверняка постарались бы не выглядеть такими перепуганными.

Еще один член отряда оказался в стороне, не с теми и не с другими. В измятом одеянии, с растрепанными и слипшимися от пота седыми волосами, монах выглядел жалким, но, без всякого сомнения, живым. И растерявшим весь свой прежний гонор.

– Я показал вам свою кровь, – услышал Рольван, подобравшись достаточно близко, – что вам еще нужно, чтобы поверить? Я здоров, слышите?!

Райкол, командир и третий, видимо, Дуз, не обращали на него никакого внимания. Их занимало другое.

– Лошади, – говорил Дуз. – Три лошади и нас трое, о чем тут спорить?

– Лошади у них, а не у нас, – напомнил командир.

– Да послушайте же! – взмолился монах.

– Ну и что? – нетерпеливо переспросил Дуз. – До сих пор они тебе подчинялись. Попробуй, Халдин!

– Вы не можете меня здесь бросить! – вскричал монах. – Настоятель… Эрг…

– Да хоть сам тидир, – неприветливо ответил ему командир. Постояв немного, он решительно выпрямился и подошел к неподвижной группе отмеченных призраками. Протянул руку, другой сжимая рукоять меча: – Отдайте мне поводья и отойдите к деревьям.

Рольван с интересом наблюдал, прислонившись к толстому березовому стволу и глядя между двух ветвей. Быть обнаруженным он не боялся – участникам сцены было не до него. Он помнил женщину в деревне, с рычанием кидавшуюся к его горлу, помнил покорного безропотного Грата и хотел знать, послушаются ли эти воины своего командира, ведь прошло еще совсем немного времени с тех пор, как они были обычными людьми. Дуз и Райкол шагнули ближе с мечами наготове, монах, напротив, попятился. Возникла пауза – можно было бы решить, что дружинники обдумывают приказ, если бы не их совершенно пустые, безразличные лица. Потом они дружно, как один, развернулись и пошли, куда им было велено. Освобожденные лошади бросились было прочь, Дуз, Райкол и командир повисли на поводьях, успокаивая их голосом и поглаживанием, пока те не перестали дрожать. Монаха грубо оттолкнули в сторону.

– Вы не можете меня бросить! – вскричал он, когда дружинники принялись быстро освобождать лошадей от лишней поклажи. – Это дрейвы, дрейвы наслали это на нас, дрейвы погубили их и хотят погубить всех, а вы бежите, как трусы! Трусы!

– Найди своих дрейвов и помолись, чтобы сдохли, – посоветовал Дуз, но Райкол, обычно первейший противник монаха, вдруг сказал:

– Стойте.

– Пошевеливайся лучше, темнеет, – ответил ему командир, затягивая подпругу.

– Нет, стойте! Святой ублюдок дело говорит, Халдин. Я поеду с ним.

– Ты сдурел? С чего вдруг?

– Будь ты проклят, если сам не понимаешь! Мы потеряли наших людей, Майлана зарезали, остальные вот-вот помрут! Если это дрейвская работа, я хочу найти этих ублюдков и заставить их заплатить за все!

Повисла тишина, в которой трое недоверчиво уставились на Райкола. Монах вытирал рукавом слезы. Командир, еще недавно такой уверенный в себе, растерянно теребил край своего кольчужного жилета. Рольван хорошо знал это чувство, когда в самый отчаянный момент власть вдруг повисает в воздухе и падает в руки самого решительного. Райкол прокричал с вызовом:

– Вы со мной?!

И два голоса нестройно ответили ему:

– Да!

Монах, ошалевший от такой быстрой перемены, смотрел на них с разинутым ртом. Райкол одарил его неприязненным взглядом:

– Не надейся, что возьму тебя к себе в седло.

Солнце зашло, но тропа смутно виднелась в полумраке. Ее окружали деревья, в основном массивные дубы, в чьих ветвях высоко над головой сияли мелкие алмазы звезд. У подножий теснился плющ, жимолость и густые заросли боярышника. Мягкая земля глушила звук копыт. Конь под Рольваном шел размеренным шагом, так же, как и лошади тех, кого он преследовал. Они отдыхали на закате, чтобы с наступлением темноты тронуться в путь, и в этом Рольван был полностью солидарен со своими врагами: если появится призрак, гораздо лучше встретить его в седле, готовым к бегству, нежели попасться врасплох и пополнить собою молчаливую компанию полумертвых.

Он вспоминал короткое прощание воинов со своими недавними товарищами, простые слова Халдина: «Мы не можем вам помочь. Мы уходим. Но знайте – мы за вас отомстим», и думал о том, как хорошо он понимает этих людей. Он, совсем недавно бывший на их месте, преследовавший тех же, кого нынче преследовали они с такой же отчаянной потребностью в мести. Он изменился, но не надеялся, что Райкол и его спутники сделают то же самое. А коль скоро это невозможно, трем воинам и монаху придется умереть, потому что как бы хорошо Рольван ни понимал их, сколько бы он им ни сочувствовал, он никому не позволит причинить вред Игре. Только не пока он жив.

Если верить монаху, лесу давно уже следовало закончиться, но никаких признаков близкой опушки не было видно – лишь замшелые дубы и корявые вязы, да редкие березовые стволы, белеющие, будто привидения в окружающем мраке, так что то и дело приходилось вздрагивать и приглядываться, чтобы убедиться: дерево. Вдобавок тропа вела себя очень странно: то прямой лентой тянулась к западу, то вдруг, без всяких поворотов и изгибов, устремлялась на север или на юг, потом заворачивалась петлей, но направления при этом не меняла. Когда расстояние между Рольваном и дружинниками сокращалось, делалось слышно, как они ссорятся и проклинают сбивающее с пути дрейвское колдовство.

К утру стало окончательно ясно, что они заблудились. Тропа никуда не выводила, лес не думал заканчиваться, а вересковое поле перед Кругом – появляться из темноты. Мрачный Рольван мысленно пересчитывал жалкие остатки еды и фуража и гадал, сколько еще дней он будет красться по следам дружинников и что произойдет раньше – его наконец заметят и убьют или он сам расправится со всем четверыми, по-воровски прирезав их во сне. После чего сам умрет от голода или станет наконец добычей какого-нибудь скучающего призрака.

Задумавшись, он не сразу заметил, что больше не слышит отряда впереди. Сообразив, натянул поводья и остановился, выехав из-за поворота тропы всего в тридцати шагах от спешивавшихся дружинников. Еще немного, и он бы на них наехал. Замер, не зная, как быть дальше. Пока что его не заметили, но стоило кому-нибудь из четверых повернуть голову или хрустнуть под копытом сухой ветке, белесый предутренний сумрак не скрыл бы Рольвана от их глаз.

Держа поводья левой рукой, правой он потянулся к мечу. Дружинники шепотом совещались. Монах взволнованно взмахивал широкими рукавами сутаны. Потом воины отвели лошадей в сторону от тропы, все еще не замечая неподвижного Рольвана, привязали их к дереву и крадучись отправились вперед. Несколько шагов, и новый изгиб тропы скрыл их из виду.