Пути непроглядные - Анна Мистунина

Вернувшись на дорогу, повернул к югу и не останавливался, пока новый холм и поворот не скрыли от глаз и постоялый двор, и башни монастыря. Потому бросил поводья на спину Монаха, который, не чувствуя принуждения, постепенно замедлил шаг и вскоре принялся щипать растущую вдоль обочины траву. Возбуждение, с каким Рольван проснулся от своего вещего сна, растаяло, обернувшись серостью и пустотой. Он думал, что своим признанием настоятелю предал Гвейра и Игре, он собирался исправить содеянное и заслужить их прощение, но все оказалось еще хуже. Гвейр и Игре заранее догадались о его предательстве и ушли, бросили своего ненадежного и нежеланного спутника. Отреклись от него в то самое время, когда он, впервые в жизни, почувствовал рядом чье-то тепло, когда он впервые заботился о ком-то и был кому-то нужен. Когда впервые ничего не хотел для себя. Он нашел что-то очень важное, что-то, чего, как теперь казалось, ожидал всю жизнь, но потерял прежде, чем успел разглядеть.

Когда он поднял голову, солнце было уже высоко. По небу, обещая ненастье, скользили серые, похожие на клочья нечесаной шерсти, облака. Конь жевал траву, равномерно ударяя хвостом по бокам, и, казалось, был не прочь заниматься этим весь день, вот только глупому всаднику неплохо было бы убраться с его спины. Рольван подобрал поводья и послал его, недовольного таким оборотом событий, вперед по дороге. Навстречу прогрохотала груженая сеном подвода, и снова, на мили окрест, воцарилась тишина.

На губах у Рольвана проступила кривая улыбка – оплакивать собственную глупость можно хоть до скончания века, но толку от того немного. Пусть он дурак, пусть он потерял самое ценное, а все, что у него осталось, он больше не хочет ценить, но раз он еще жив, раз еще может владеть мечом и держаться в седле, отчаиваться рано. Он поедет следом и будет искать, пока не найдет или – он невесело рассмеялся – пока кто-нибудь не найдет его. По дорогам бродят призраки и живые мертвецы, а также монахи, дружинники и бог знает кто еще, так что список возможных врагов можно расширять до бесконечности. Тем больше, чем дальше станет известно, что бывший офицер тидирской дружины Рольван Кронан с этого дня дерется на стороне врагов церкви, тидира и всего праведного народа Лиандарса.

Глава девятая, покаянная

Чем богаче эрг, тем большую он держит при себе дружину; самая же большая дружина у тидира. Любой юноша из свободных всадников может пожелать стать дружинником, но только лучшим из лучших находится место среди этих воинов. Большую часть времени, когда нет войны, они проводят в учениях и тренировках, отсюда их немалая сила и умения. В случае же войны, собравшись вместе, они превращаются в непобедимое войско.

Появляются они в местах безлюдных, где нечего делать разумному человеку, в глухой лесной чаще или на болоте; говорят, чем больше людских душ сгинуло в том лесу или на том болоте, тем злее становятся бродящие там призраки, и не удерживаются они, чтобы не выйти им на дорогу или к самой деревенской ограде. Выглядят они подобно женщинам прекрасного вида, с нежным голосом, услышав который, путник забывает обо всем и идет на зов; в других случаях призраки являются в виде всадников, скачущих по земле или по небу, как будто загоняя зверя, в сопровождении своих псов, чей вид ужасен. Кого же коснется призрак или даже на кого попадет его дыхание, тот потерян будет для мира живых.

Тому, кто раскаялся от всей души и ищет прощения, даруй его.

О месте, куда направлялись Гвейр и Игре, Рольван имел лишь смутное представление. Одно из самых знаменитых дрейвских святилищ, древнее, старше самого Лиандарса, сооружение из гигантских камней, воздвигнутых в незапамятные времена неизвестно кем. В дни своего могущества дрейвы призывали там богов, принося им в жертву когда животных, а когда и людей. Захватившие Лиандарс квиряне первым делом запретили такие обряды, а с ними и самих дрейвов, в которых совершенно справедливо видели источник восстаний и смут. Когда квиряне ушли, древние боги больше не почитались в Лиандарсе, а служение им считалось преступлением. Оставшиеся в живых дрейвы пытались возродить прежние обычаи. Тогда церковь просила тидиров вступиться за веру и дружины мечами очищали землю от порождений зла.

Святилище, что искала Игре, обычно называлось Кругом богов и Большим кругом – в противоположность Малому кругу, расположенному к северу от Эбрака. Находилось оно в малообитаемой местности между последней областью Лиандарса и Тиринией, отделенное от них обоих стеною глухих лесов. Дороги обходили это место далеко стороной, правда, по словам Гвейра, кое-какие тропы туда все же вели. Не будучи следопытом, привычным к лесной жизни, Рольван даже не надеялся бы отыскать эти тропы или найти в лесу сбежавших от него друзей. Но кроме него в ту же сторону шел целый отряд, так что ему оставалось лишь догнать этот отряд и ехать следом, стараясь не попасться на глаза и быть готовым при случае вмешаться в схватку, заодно заслужив себе благодарность и прощение.

Успокоив себя такими рассуждениями, он повеселел и пустил коня в рысь, не забывая поглядывать вперед, не покажутся ли там возглавляемые монахом дружинники. Он миновал две большие развилки, без колебаний выбирая самое южное направление; он колебался при виде узких тропок, уводящих в лес или в глубь лугов: Гвейр и Игре могли выбрать любую из них, что, скорее всего, и сделали, но найти их там можно было бы только чудом. В том же, что дружинники станут держаться дорог, насколько возможно, Рольван не сомневался. Не сомневался и в том, что, встретив на пути укрепленную деревню, они решат расспросить жителей, потому и сам тоже не обошел ту деревню стороной. Предположение оказалось верным: воины проезжали здесь совсем недавно, они даже остановились в корчме выпить пива и яростно поспорили собой, прежде чем решить поехать дальше. О чем именно был их спор, догадаться не представляло труда: до заката оставалось всего несколько часов.

После деревни Рольван поехал быстрее, но всадников ему удалось догнать только к наступлению ночи. Дорога в том месте сходила к реке, неспешно катившей свои широкие воды с юго-востока к западу, с пространными травянистыми берегами. Остановившись на вершине невысокого холма, Рольван увидел привязанный у ближнего берега паром и отряд, как раз подъезжавший к домику перевозчика. Солнце уже село, над темной, блестящей лентой воды высыпали первые звезды, но силуэты дружинников были отчетливо видны с вершины издалека. Вот они спешились у столба с привязанным фонарем, перекинулись парой слов с вышедшим навстречу перевозчиком, но вместо того, чтобы воспользоваться переправой, спешно привязали коней и скрылись в его доме. Немного погодя стало ясно, что до утра они наружу не выйдут. Теснота наверняка показалась им меньшим неудобством, чем ночевка под открытым небом в окружении демонов. Едва ли там найдется место, чтобы им всем лечь, подумал Рольван с усмешкой, – разве что друг на друга, а хозяина дома и вовсе придется выгнать на улицу.

Сам он впервые за все время остался после захода солнца один, без защиты стен или колдовского круга Игре, но, на удивление, почти не боялся. До сих пор ему удавалось избежать встречи с призраками, которые так пугали всех вокруг. Может быть, именно поэтому возможность так и не найти Гвейра и его сестру или, найдя, оказаться ими отвергнутым беспокоила его гораздо больше.

Побродив вокруг, он выбрал место для ночлега в стороне от дороги, под прикрытием древнего раскидистого вяза, чьи широкие ветви заслонили от реки привязанного Монаха и послужили сенью для самого Рольвана, устроившегося на земле так, чтобы видеть все, что делалось на берегу. Он завернулся в плащ и чувствовал себя в прохладном воздухе довольно неуютно, так что почти не надеялся заснуть. Но сон пришел сразу, смутный и недобрый, захватил его в ледяные объятия. В этом сне было одиночество, долгие бесплодные поиски и гаснущий блеск волчьих глаз. Проснулся Рольван с женским именем на устах, но сразу же забыл об этом, увидев дружинников, заводящих на паром лошадей.

К тому времени, как вернулся перевозчик, Рольван успел позавтракать хлебом с сыром и сушеной рыбой и проехаться, давая разминку застоявшемуся за ночь Монаху. Дождавшись парома и оказавшись наконец на той стороне, он через час уже нагнал ехавший неспешным аллюром отряд и дальше следовал за ним. Местность здесь была холмистой, дорога изгибалась, взбегала на склоны и терялась в зеленеющих низинах. Ветер дул с моря; иногда, при сильных его порывах, чудились даже соленые запахи побережья. Всадники производили достаточно шума, чтобы можно было следить за ними издали, не опасаясь попасться на глаза – занятие несложное, но однообразное, позволявшее без конца перебирать в памяти все последние события, поворачивая их так и этак, как будто бы эти бесконечные разглядывания могли хоть что-то изменить.