Святыни и древности Турции - Евгений Викторович Старшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Афиняне оплакали падение Милета крокодиловыми слезами, как о том свидетельствует тот же Геродот: «[В Афинах] Фриних сочинил драму “Взятие Милета”, и когда он поставил ее на сцене, то все зрители залились слезами. Фриних же был присужден к уплате штрафа в 1000 драхм за то, что напомнил о несчастьях близких людей». После этого разгрома город уже никогда не возродится в своем былом великолепии и мощи, однако все равно он был восстановлен и продолжал играть активную роль в греческой истории, описание которой во всей полноте заслуживало бы отдельной книги. Чего стоит имя одной милетской гетеры Аспазии – жены Перикла, которая и вдохновляла сего славного мужа на его великие дела, так что позже правление Перикла назовут «золотым веком» Афин! А местный уроженец архитектор Гипподам (проживший, кстати, 90 лет – с 498 по 408 г. до н. э.) разработал «клетчатую систему» строительства городов, так что многие античные города впоследствии были выстроены именно по знаменитой гипподамовой системе (среди них – родной архитектору Милет, Родос – столица одноименного острова, Александрия и Приена, о которой мы будем говорить в следующей главе). Пьер Левек так характеризует ее в своей работе «Эллинистический мир»: «Система основывалась на двух новых принципах: а) улицы пересекались под прямым углом, что давало шашечное расположение; выделение двух главных улиц, как это будет в римских городах, не обязательно; б) городской план предусматривал различные типы деятельности людей, оставляя кварталы, специально предназначенные для порта, общественных зданий, жилых районов и т. п.». Прибавим к этому развитые системы водоснабжения и канализации. Однако, что характерно для универсальных гениев Античности и Возрождения, Гипподам был не только архитектор – он был еще и философ! Историк философии А.Н. Чанышев отмечает, что Гипподам, «…распланировавший при Перикле Пирей, находился под влиянием пифагореизма с его культом меры. Его город распадался на строго прямоугольные квадраты. Гипподам занимался и социальными проблемами. Здесь над ним довлеет число 3. Он создал проект наилучшего государственного устройства. Там три класса: ремесленники, земледельцы и воины, три части территории: священная, общественная и частная, три вида законов». Г. Дильс немного конкретизирует вышеизложенное: Гипподам «…не только чертил планы городов, но и составлял планы конституции, основывавшиеся на тройном делении: 3 сословия – крестьяне, ремесленники, воины; 3 вида земельной собственности – государственная земля, храмовая и принадлежащая частным лицам; 3 вида жалоб – за оскорбление, убыток и убийство; 3 вида судебных решений – обвинение, оправдание и ни то ни другое с мотивировкой. Разумеется, это вдохновленное треугольниками управление осталось на бумаге».
Но вернемся собственно к Милету, который часто встречается на страницах книг Геродота, Фукидиа и Ксенофонта – корифеев древнегреческой истории. К сожалению, в период между персидским разорением и походом Александра Македонского Иония вместе с Милетом, по точному выражению Чанышева и Михайловой, «оказалась игрушкой в руках Афин, Спарты и Персии». Плутарх в своем сочинении «О доблести женской» рассказывает один причудливый случай, который мы поместим здесь, чтоб хоть немного разбавить свидетельства о войнах: «Милетских девушек когда-то постигла без видимой причины непонятная и внушающая страх душевная болезнь. Можно было только предположить, что распространившаяся в воздухе болезнетворная зараза вызвала у них расстройство разума: все они внезапно были охвачены самоубийственным стремлением к петле, и многие, ускользнув от надзора, повесились. Мольбы и слезы родителей, уговоры друзей не достигали цели, и, впав в это безумие, девушки преодолевали всякую бдительность окружающих. Казалось, что борьба с этим демоническим бедствием превышает человеческие возможности, пока по чьему-то мудрому совету не был принят закон: повесившихся девушек выносить на похороны через городскую площадь нагими. Это подействовало, и самоубийства девушек полностью прекратились. Великое доказательство благородства и добродетельности такая боязнь бесславия: те, которые, не колеблясь, шли навстречу самому страшному – смерти и страданию, отступали перед мыслью о позоре, который ожидал их после смерти».
Освобождение от персов принес Александр Македонский в 334 г. до н. э.; хотя Милет оказал ему вооруженное сопротивление, он пощадил не только кое-кого из местных жителей, но даже и греческих наемников на персидской службе, которых, как было написано ранее, он особенно не жаловал как изменников великому греческому делу. Плутарх сохранил следующее его едкое высказывание: «В Милете, глядя на множество изображений атлетов, побеждавших в Олимпии и Дельфах, он сказал: “А где же было столько молодцов, когда варвары брали ваш город?”» (из местных скульпторов, к слову, был известен Бион). Арриан оставил детальное описание военной операции царя Алексанлра под Милетом, которое и предлагается читателям: «Взяв остальную пехоту, лучников, агриан, фракийских всадников, царскую илу “друзей” и к ней еще три других, он (Александр) выступил к Милету. Так называемый внешний город, оставленный гарнизоном, он взял с ходу, расположился там лагерем и решил осаждать внутренний город, обведя его стеной. Дело в том, что Гегесистрат, которому царь поручил охрану Милета, писал раньше Александру, что он сдает Милет. Теперь он осмелел, так как персидское войско было уже недалеко, и стал думать, как сохранить город для персов. Никанор, командующий эллинским флотом, опередил персов: на три дня раньше них пришел он к Милету со своими 160 кораблями и бросил якорь у острова Лады, который лежит возле Милета. Персидские суда запоздали; навархи, узнав о том, что Никанор уже стоит у Лады, бросили якорь у горы Микале. Александр еще раньше захватил Ладу в расчете, что здесь будет не только пристань для судов; он высадил здесь тысяч до четырех фракийцев и других чужеземцев. У варваров было 300 кораблей, но, тем не менее, Парменион советовал Александру завязать морское сражение: он надеялся, что эллины вообще сильны на море, а к тому же уверенность вселяло в него и божественное знамение: видели, как орел сел на берегу около