Товарищ мой - Евгений Долматовский

СИРЕНЬ

В окоп донес июньский деньУмытых листьев шорох,И пахнет юная сиреньСильней, чем старый порох..

Хоть вдоль садов проходит фронт,Но все цветет в сирени:Село, и нежный горизонт,И голубые тени.

Ты далеко. Тебя здесь нет.Но для тебя я сноваСобрал трепещущий букет,Прохладный и лиловый.

В снарядной гильзе он стоитВ землянке батальонной,Холодным пламенем горит,Как будто спирт зажженный.

Придут усталые друзья, —Им тут светлее станет.Любовь моя — сирень твояСияет и не вянет.

ПАРТИЗАНКЕ

Московский день, торжественно обуглясьНа дальних крышах, медленно погас,И повернул тяжелокрылый «Дуглас»Свой марсианский пулеметный глаз.

Слилась с землей полоска горизонта.Что ж сердце вдруг сжимается в груди?То линия пылающего фронта,Наверное, осталась позади.

Людей не видно — темная кабина,Лишь ползают приборов светляки.Тот край, куда летишь ты, не чужбина,Туда с востока движутся полки.

Но по лесам сейчас бушует вьюга,И села нянчат горькую беду.Теперь не скоро встретим мы друг друга,Но я с боями до тебя дойду.

И вот, когда мы встретимся с тобою,Все станет на места само собой:Ведь счастье на земле берется с боюИ лишь тогда становится судьбой.

ПОНЫРИ

Есть между Курском и ОрломВокзал и станция одна —В далеком времени быломЗдесь проживала тишина.

Лишь временами гром и дымВрывались весело в вокзал:Зеленый поезд, шедший в Крым,Здесь воду пил и уголь брал.

Здесь разливали молоко,Кур покупали впопыхах.Свисток. И поезд далеко,В полях, во ржи и васильках.

Я снова в памяти найдуПолоску розовой зариИ эту станцию в саду,С названьем странным — Поныри.

...Мы взяли станцию зимой,И бой на север отошел,Туда, где линией прямойСтремятся рельсы на Орел.

Но километрах в десятиМы встали. Грянула весна.И ни проехать, ни пройти —Весной захлестнута война.

В тиши прошли апрель и май,Июнь с цветами у траншей,Жил, притаясь, передний крайНедалеко от Понырей.

И грянул наконец июль.И пятого, в рассветный час,Снарядов гром, и взвизги пуль,И танки ринулись на нас.

Огонь окопы бил внахлест,У блиндажа трещала крепь,И шла пехота в полный рост,За цепью цепь, за цепью цепь.

Мы знали замысел врага:Лавина танков фронт прорвет,Загнется Курская дугаИ в окруженье нас возьмет,

И Курск, многострадальный Курск,Его кудрявые холмы,И к Сейму живописный спуск,И все, что полюбили мы,

В тюрьме окажется опять,Изведав краткий срок весны...Нет, этот край нельзя отдать,Здесь насмерть мы стоять должны.

Завыли бомбы. Черный вихрьЗасыпал не один блиндаж.Приземистые танки «тигр»Передний край прорвали наш.

Но все ж никто не побежал,Не дрогнули порядки рот,И каждый мертвый здесь лежалЛицом к врагу, лицом вперед.

Стояли пушки на холмах,Почти у самых Понырей.Остались на своих местахЛежать расчеты батарей.

Я позже видел их телаНа окровавленной земле.Пусть в землю гаубица вросла —Снаряд последний был в стволе.

Шел бой на станции. КругомЖелезо, немцы, мертвецы.Но новой школы красный домРешили не сдавать бойцы.

Окружены со всех сторон,Они сражались. Здесь был ад.Но эта школа — детский сон,Уроки, пионеротряд...

Что значило отдать ее?Ведь это значило отдатьИ детство светлое свое,И нас оплакавшую мать.

В разбитый телефон сипя,Кровь растирая на лице,Огонь «катюши» на себяБезусый вызвал офицер.

Лишь чудом он остался жив.Что думал он в тот страшный миг,Себя мишенью положив.Какую мудрость он постиг?

Об этом я его спросил,Когда он выполз из огня.Он отвечал: «Я был без сил,В кольце сражался я два дня.

Но я поклялся победить,Разбить врага любой ценой.Так жадно мне хотелось жить,Что смерть не справилась со мной».

Всю ночь бомбили Поныри,Дорогу, станцию и мост.Ракеты, вспышки, фонариЗатмили свет июльских звезд.

Но та лучистая звезда,Что на пилотке носим мы,Она не гаснет никогда,При смене пламени и тьмы.

И вот остановился врагВ огне, в крови, в дыму, в пыли.На поле танковых атак —Столбы металла и земли.

Наверно, курский наш магнитПритягивает их сюда.И танк идет, и танк горитИ замирает навсегда.

И снова лезут. И опятьНа танке танк, на трупе труп,И надо биться, жить, стрелять,Стирая пену с черных губ.

Гремели в долах и лесахБои с зари и до зари.Орел и Курск — как на весах,А посредине — Поныри.

Как вьюга, леденил враговСнарядов оголтелый вой,Среди цветов, а не снеговНам было наступать впервой.

Иди вперед, воюй, гори...После войны когда-нибудьВернись в родные Поныри,Где начинал победный путь.

Пройди на станцию, на шлях,Где страшный след сражений свеж.Какая сила в ПоныряхЖелезным сделала рубеж?

Здесь не было ни гор, ни скал,Здесь не было ни рвов, ни рек.Здесь русский человек стоял,Советский человек.

КУРСКАЯ ДУГА

В тургеневских охотничьих местахВоронки, груды мертвого металла.Здесь за день по двенадцати атакОтчаянная рота отбивала.А как бомбили нас! Не говори, —Такого в Сталинграде не видали.Всю ночь качались в небе фонари,Кровавым светом озаряя дали.С рассветом «тигры» шли на нас опятьИ вспыхивали дымными столбами,И приникали мы, устав стрелять,К горячей фляге пыльными губами.А все же удержали рубежи,В июльской битве оправдав надежды.Окопы на полях примятой ржиПроходят там, где проходили прежде,И на скелете пушки «фердинанд»,Прорвавшейся на курские пригорки,Фотографируется лейтенант,И над пилоткой нимбом — дым махорки.

ТРЕТИЙ ДОМ ОТ ВОКЗАЛА

Он летел на бомбежку того городка,Где прошла его легкая юность,Что была, как июньская ночь, коротка —Улыбнулась, ушла, не вернулась.

Эту горькую цель слишком точно он знал,Наизусть — не по карте-двухверстке, —Привокзальную площадь и старый вокзал,Переулочки и перекрестки.

Третий дом от вокзала — вишневый садок,Разноцветные стекла террасы.Не тебя ли будил паровозный гудокВ синеве предрассветного часа,

И не здесь ли ты сизых гонял голубей,Забирался на крыши упрямо,И не здесь ли родной неутешной своейТы сказал: «До свидания, мама!»

Ничего я не знаю — жива ли она.Может, прячется где-нибудь в щели...За тяжелые тучи уходит луна,Самолеты заходят на цели.

Сжался в страшной тоске городок дорогой,И дрожат у вокзала березы. ,Из твоих бомболюков одна за другойОтрываются бомбы, как слезы.

СВОБОДА