Товарищ мой - Евгений Долматовский

Долматовский Е.А. Товарищ мой. Стихи и поэмы.

ПОМНЯТ ЛЮДИ

рассказы в стихах

УЗНАВАНИЕ

Решив, что вам лицо мое знакомо.Вы, кажется, ошиблись, гражданин.Доска Почета около завкома,Там нечто вроде общих именин.Наверное, вы мимо проходилиИ закрепили зреньем боковым,Не утруждаясь чтением фамилий,Плакат с изображением моим.

Вы говорите — были вместе в Сочи,Ходили наблюдать девятый вал?Но я курорты жалую не очень,А в этом самом Сочи не бывал.Я не из Курска — с Дальнего Востока.Я не кончал вечерний факультет.Вопросы ваши — лишняя морока,У нас знакомых общих тоже нет.

Нет, в школе на родительском собраньеНе появлялся — поручил жене.Нет, извините, в Сомали и в ГанеНе довелось еще работать мне.А все же вы знакомы мне немножко.Однако не с седою головой.Да это ж ты, сержантик, ты, Сережка!Я тридцать лет не знал, что ты живой!

РАССКАЗ МУЗЫКАНТА

«Слушайте все!» —Это сигнал,Исполняемый на трубе.Он навсегда лейтмотивом сталВ тихой моей судьбе.Заслуженный деятель и т. п.,Я часто иду во снеПо мертвой равнинеИ на трубеИграю: «Слушайте все!»

Как воевал музыкантский взвод,Помнит донская степь.Штыков активных недостает —Всех оркестрантов в цепь!Ни разу оркестр в бою не звучал,Разве потом — в кино.Похоронной командою по ночамМузыкантам быть суждено.

Единожды все-таки я сыграл —Выпало счастье мне.«Слушайте все!» —Трепетал сигналВ расстрелянной тишине,Когда к врагам, попавшим в котел,Белым декабрьским днемПошел безоружный парламентерИ я, как трубач, при нем.

До вражьих позиций — метров семьсот.Хрустящий хрустальный наст.Сейчас зататакает пулеметИ запросто срежет нас.На лыжную палку взвив простыню,В межфронтовой полосеИду, не давая открыться огню,Играю:«Слушайте все!»

Я был не просто трубач — Орфей(Страшнее, чем ад,— война),Индийский факир — заклинатель змейИ гвардии старшина.Вручив ультиматум, вернулись мыТоржественно, не спеша.Опасной равниною той зимыЗа нами победа шла.

Я в главных оркестрах играл потомИ даже солистом стал,Но тот, рожденный сведенным ртом,Армейский простой сигнал —Мой апогей, вершина судьбы,Победа — во всей красе,Зовущий к спасенью сигнал трубы:«Слушайте все!Слушайте все!»

РАССКАЗ СЕРЖАНТА ПАВЛОВА

Да, это я, тот самый сержант,Который, не корысти ради,Сподобился собственный дом содержатьВ пылающем Сталинграде.Ни крепостью не был дом, ни дворцом, Жилье без герба и короны,Но западным он упирался торцомВ лоб вражеской обороны.

Туда разведчики поползлиВтроем, под моим началом.Беглый огонь вели патрулиПо улицам одичалым.Но мы доползли, проникли в подвал,—Женщины там и дети.И я гвардейцам своим сказал,Что мы за их жизнь в ответе.

Отсюда назад ползти — не резон:Противник — как на ладони.И закрепился наш гарнизонВ том осажденном доме.Нам подкрепленье комдив прислал,Вот нас уже два десятка.Но в третьем подъезде — врагов без числа,Неравная вышла схватка.

Они, атакуя, входили в раж,Но мы их сумели встретить.Они захватили второй этаж.А мы забрались на третий.Их всех пришлось перебить потом.Накрыть автоматным громом,И назван был неприступный домМоим, извините, домом.

Тот дом, бастион, точней говоря,Известный всем понаслышке,До двадцать четвертого ноябряДержали мои мальчишки.Раненный, был я отправлен в тылЗа Волгу... Прощайте, братцы.А после в разных частях служил,Все в новых, не сталинградских.

Бывало: в госпитале кино.Дом Павлова, мой! Глядите!А ранбольным и сестрам смешно —Расхвастался, победитель!Я после узнал, что в родное селоТяжелою той пороюНа мамино имя письмо пришло —Присвоили мне Героя.

...Кладовщику принесла прочесть.Ой, мама, господня воля!Зачем его ищут? Недобрая весть:Чего-то, шельмец, присвоил.Спугнули неграмотные дела,Припрятали ту бумагу.За всю войну у меня былаОдна медаль «За Отвагу».

И только потом, в сорок пятом году,Меня разыскали все же,Вручили мне Золотую ЗвездуИ диву дались, что дожил.У озера Ильмень теперь живемС женою, детьми и мамой.Но есть у меня и на Волге дом —Не собственный, но тот самый.

РАССКАЗ БАБУШКИ

Что ты притихла, моя непоседа,Около бабки пригрелась опять.Хочешь узнать, как я встретила деда?Что же, послушай, могу рассказать.Вот увезли меня из Ленинграда.Я у людей под Казанью жила.Напоминать о сиротстве не надо —Было таких же, как я, полсела.

Школьницы, мы вышивали кисетыИ отправляли гвардейцам на фронт.Слышала я, что про это поэтыВ песнях писали — а песня не врет.Мы бесфамильным своим адресатамПисьма придумывали по ночам.Прежде чем стать неизвестным солдатом,Воин записку от нас получал.

Вдруг мне ответ почтальонша приносят.В нем благодарность за добрый кисет,И уж, конечно, наивный вопросик:Милая девушка, сколько вам лет?Что мне таить и чего мне стесняться?Я прибавлять не желаю ни дняИ заявляю, что будет шестнадцать,—Если вам мало, оставьте меня.

Как я ждала треугольничка снова!Все же приходит привет и поклон.Вслух повторяла я каждое слово —Околдовал твою бабушку он!Так, мол, и так, восемнадцатилетнейСтанете вы в сорок пятом году.Нас не рассорят молвою и сплетней,Вы подождите, и я подожду.

И завязалась у нас переписка.Дело подходит к четвертой весне,Вот уж победа забрезжила близко,Но все страшней, все тревожнее мне.Вдруг эти чувства нам только казались —Это ведь мой неизвестный солдат.Как я узнаю его на вокзале.Вдруг он седой и, как дед, бородат!

Помню, толпой раскаленной зажата,Я эшелона ждала, как судьбы.Как без ошибки узнала сержанта,Тут и слова, вероятно, слабы.Он оказался немножечко старше,Годика на два — совсем на чуть-чуть.Шли мы в толпе под военные марши,Вот он какой был, наш свадебный путь.

Как я впервые увидела деда,Скоро уж тридцать исполнится лет.Ты у него непременно разведай,Любит он бабку твою или нет.

РАССКАЗ ГЕНЕРАЛА

В двадцать лет — командир батальона,Офицер — не велик и не мал,В сталинградской степи раскаленнойПополнение я принимал.

Ну и дядьки из маршевой роты,Лет за сорок любому из них.Я для них — как птенец желторотыйВ лейтенантских доспехах своих.

На меня они смотрят с ухмылкой,И веду я усатый отряд,Ощущая спиной и затылкомСтариков иронический взгляд.

Оглянулся я резко и строго:— Разговоры отставить в строю! —Изумленно качнулась дорога,Сбился с шага я, встал и стою.

Что я вижу!По комьям, по пашнеВ древнем воинстве, в третьем рядуМой родитель шагает, папаша,Чуть прихрамывая на ходу.

Пирожок пожелтевшей пилоткиПрикрывает его седину.По привычке заправив обмотки,Он идет на вторую войну.

Но не ждите ни слез, ни объятий;Строго смотрит комбат на бойца:Как же так — перед собственным батейОказался он в роли отца?

Мы сраженье вели в междуречье.Помню донник в алмазной росе.Был я ранен шальною картечью,На ничейной лежал полосе.

«Рус, сдавайся!» — беснуется сволочь.Нарастает огонь навесной.Думал —все! Но в кромешную полночьПриползает папаша за мной.

Недоштопанным из лазаретаЯ на курсы уехал в бинтах,И потом две зимы и два летаПровели мы на разных фронтах.

А сегодня родитель мой древнийГенерала не чтит своего,Приезжает ко мне из деревниРаз в полгода, не чаще того.

Я ему предлагаю столицу:Вот квартира, вот дача. В ответЗаявляет, что переселитьсяНикакого желания нет.

Благодарность прими и почтенье,Дай потрогать парадный мундир.Побыл я у тебя в подчиненье,А теперь — сам себе командир.

РАССКАЗ СИБИРЯКА