Товарищ мой - Евгений Долматовский

В ТРУДНЫЕ ДНИ

Да, друг, нам нечего скрывать,Что этот час нелегок.Кольцо сжимается опять,И бомбы на дорогах.И пыль на нежных листьях лоз,И женщина у хаты.В ее глазах, как капля слез,Немой вопрос: куда ты?А ты стоишь с лицом как медьИ отвечать не в силе.Будь честен, воин, и ответь:Да, здесь нас потеснили!Проклятый ворог фронт прорвалИ рвется вновь к востоку.Ползет тяжелых танков валК прозрачных рек истоку.Тем тяжелей, что не впервойШагают вспять колонны,И слышен гул над головойИ раненого стоны.Еще один на сердце шрамИ седина, наверно, —Но не печаль подруга нам,А мужество и верность.Оружье славное у нас,А вот уменья мало.Но надо выстоять сейчас —Отчизна приказала.Мы выстоим! Любой ценой.Гранат не хватит — сердцеШвырни, товарищ, в танк стальной, —Он должен загореться!Пусть снова зной, и пыль, и пот,И кровь на переправе.Враг не пройдет! Нет, не пройдет!Его мы в землю вдавим.Борись за каждое село,За каждый кустик малый.

...А если нынче тяжело,Так тяжелей бывало.

ПОЕДИНОК

У длинной, упершейся в облако пушкиДежурила девушка лет двадцати.Лишь солнце покажется — сразу веснушкиНа круглых щеках начинали цвести.Была она маленькой, тихой и робкой,Такою застенчивой — просто беда.Ее называли товарищи «Кнопкой»И «Чижиком» звали ее иногда.Дежурила девушка, в небо смотрела,Бинокль шестикратный сжимая в руке,И пела, и вдруг замолкала несмело,И слушала: может, гудит вдалеке.А летчик был в школе берлинской обучен,Над Польшей он люки впервые открыл;Над Грецией он появлялся, как туча;Над Францией, словно стервятник, парил.И тихая девушка вздрогнула — вот он!С крестом беспощадным узнала крыло.Был воздух распорот снаряда полетом,И черное облако в небе всплыло.И «юнкере» зловещий, как факел огромный,Вертелся и падал, дымил и горел.Он рухнул, взорвавшись на собственных бомбах,И старый разбойник понять не успел,Что сбит был он девушкой, тихой и робкой,Которая мне и тебе по плечо,Которую «Чижиком» звали и «Кнопкой»,И я уж не помню, как звали еще.

СЕНОКОС

Пришла пора цветов и трав,Земля работы нашей просит.Коней у Дона расседлав,Кавалеристы сено косят.Они проходят по лугамВ рубахах, веселы и босы.Короткий отдых дан клинкам,Сегодня разгулялись косы.Роняют раннюю красуРомашка и медовый донник.Качая косы на весу,За конником проходит конник.Весь год промаявши беду,С косой и лемехом в разлуке,Истосковались по трудуКрестьянские большие руки.Стараясь утолить тоску,Печаль о будничном великом,Ложатся, как по гребешку,Фацелия и повилика.А там — за Доном — бой, огонь,Здесь — эхо дальнего разрыва. ...Привязанный в дубраве коньКопытом бьет нетерпеливо.

НАШИ

Как тяжело, когда их долго нет,А «юнкерсы» подходят, повторяя:«Везу-везу-везу...» Скорей в кювет:Уже свистит одна, за ней — втораяИ третья... Грохот черный и тупой.Коль пулей не достанешь злые крылья,Весь съежишься от ярости слепой.От ощущенья своего бессилья.Наш батальон к сухой земле прильнул,Песок сбегает струйкой по откосу.И вдруг с востока нарастает гул,Уверенный, родной, ровноголосый.Они идут на гордой высоте,И нежным небом и землей любимы,Стремительные, близкие мечте,Поблескивая стеклами кабины.И с каждым оборотом их винтаВ себе мы слышим силы нарастанье.Теперь под солнцем боя суетаЗавертится чаинками в стакане.Зенитки замолкают вдалеке,И в жизни нет прекраснее момента:Вот «юнкерс» не выходит из пикеИ падает, горя, как кинолента.Мы рукоплещем и кричим: «Готов!»Смеются лица, серые от пыли,Сегодня нас, как соколы птенцов,Они своими крыльями прикрыли.

УРАЛЬЦЫ

Бой гремел за синей лентой Дона.Бились до последнего патрона.

Замерли затворы автоматов.Встал на бруствер лейтенант Филатов.

Крикнул: «Дальше отступать не можем!»И кинжал свой выхватил из ножен.

Нож десантный, с рукоятью пестрой,Закаленный, масленый и острый.

И гвардейцы выхватили тожеТемно-синие клинки из ножен.

Прожужжали вражеские пули,А в ответ одни клинки сверкнули.

Шли бойцы в одном порыве воли,Резали, рубили и кололи.

Вечером враги во рву лежали,А гвардейцы чистили кинжалы.

Видно, из одной и той же сталиИ кинжалы и людей ковали.

ДВОЕ

Про труса и про храбрецаПослушай мой рассказ:

В окопе были два бойца,На фронте — в первый раз.

И коль по правде рассказать,То есть на свете страх,И вовсе не легко лежатьОт немца в трех шагах.

Но думал в этот час один, —Он был угрюм и нем, —Каких больших земель он сын,Кому обязан всем.

Он думал: «Вот моя рукаТечет, как русская река.

Вот крепкая моя спина,Равниной кажется она.

Плечо — винтовочный упор —Похоже на начало гор».

Он думал: «Жизнь свою любя,В решительном боюЯ защищаю, как себя,Всю родину свою».

Дрожащей жадною рукойСебя ощупывал другой.

Он думал: «Это мой животОсколок мины разорвет.

Мое, мое, мое плечоЗальется кровью горячо.

Моя, моя, моя рукаПочувствует удар, штыка».

А немцы лезли по бугру,Пожалуй, целый взвод.Как мечется больной в жару,Метался пулемет.

Но тот, кто страх переборол,Молчавший до сих пор,Стал весел, говорлив и золИ бил врага в упор.

Другой сухие губы сжал,Поднялся вдруг и побежал.

Назад, куда-нибудь назад,Назад, куда глаза глядят...

Рванулась мина рядом с ним,Смешались кровь, земля и дым.

Но, окружен со всех сторон,Другой не побежал,Последний он дослал патрон,Приклад к плечу прижал.

Потом он выбросил подрядПять громыхающих гранат.

Разрывов улеглись кусты.Он увидал: поля пусты,Вокруг трава стоит торчком,Враги валяются ничком.

Повеял ветерок сыройИ горький чуть на вкус.

Так обретает жизнь геройИ погибает трус.

ФОТОГРАФИЯ

Когда сказали: «Мы окружены,Нам нужно с боем выйти до рассвета»,Он вынул фотографию женыИз левой створки жесткого планшета.

И, затянувшись дымом, осветилОтсветом золотистым папироскиОвал лица, что бесконечно мил,И рядом с нею мальчика в матроске.

Тут завертелось все, пошло вверх дном,Вода кипела в горле пулемета.Неся мечту о самом дорогом,На танки шла отчаянная рота,

Вздымались к небу красные столбы,Гремели и ползли стальные слизни.Ему казалось — этот час борьбыКороче смерти был и дольше жизни.

Он шел и знал, что жизни нет конца,Пока полны спокойствия и силыЛюбимые черты ее лица,Далекий, словно юность, образ милый.

Когда назад противник повернулИ пятый танк в лощине загорелся,Он вновь планшета кнопки отстегнулИ снова в фотографию всмотрелся.

ПОДРУГИ