Товарищ мой - Евгений Долматовский

ФОТОГРАФИЯ

Когда сказали: «Мы окружены,Нам нужно с боем выйти до рассвета»,Он вынул фотографию женыИз левой створки жесткого планшета.

И, затянувшись дымом, осветилОтсветом золотистым папироскиОвал лица, что бесконечно мил,И рядом с нею мальчика в матроске.

Тут завертелось все, пошло вверх дном,Вода кипела в горле пулемета.Неся мечту о самом дорогом,На танки шла отчаянная рота,

Вздымались к небу красные столбы,Гремели и ползли стальные слизни.Ему казалось — этот час борьбыКороче смерти был и дольше жизни.

Он шел и знал, что жизни нет конца,Пока полны спокойствия и силыЛюбимые черты ее лица,Далекий, словно юность, образ милый.

Когда назад противник повернулИ пятый танк в лощине загорелся,Он вновь планшета кнопки отстегнулИ снова в фотографию всмотрелся.

ПОДРУГИ

Ты просишь, чтоб не про войнуЯ написал на этот раз...Ну, что ж, попробую. Начну:Я знаю девушку одну,О ней послушай мой рассказ.

Давай мечтать... Пройдет война,Замолкнет медная труба.Уедет девушка от нас.Какую жизнь найдет она,Как сложится ее судьба?Быть может, майским синим днем,Когда акации цветут,Перед распахнутым окномС веселым юношей вдвоемОна останется. И тутУвидит он, что не погасВ ее зрачках огонь бедыИ накопились возле глазМорщинок робкие следы.Я знаю, он не скажет ей,Но мысль жестокая мелькнет,Что горек след военных дней,Что есть моложе и стройнейИ юность коротко цветет.Не девушку мне будет жаль,А юношу. Когда б он знал,Как старит воющая сталь...Не знает, так поймет едва ль,Как жалок он пред ней и мал.А мы видали на Дону,Как с ношей девушка плыла.«Он ранен. Он пойдет ко дну,Не дотяну... Не дотяну...»Но дотянула и спасла.Шинель, как камень, тяжела,Ручьем течет с нее вода...Когда она бойца несла,Такой красивою была,Что не забуду никогда!Случалось быть в таких местах,Где пуля ищет твой висок.Без спроса в сердце входит страх.И вдруг, затерянный впотьмах,Услышишь женский голосок.Связистка с трубкою сидит:«Ольха... Ольха... Мой позывной».Придет на смену страху стыд,Отвага в сердце закипит,И снова мужество со мной.Навеки в памяти бойцаОна прекрасна и чиста,В простых чертах ее лицаНе увядает красота.

Прости, я обещал тебеНе про войну вести рассказ.Но мы в огне, но мы в борьбе,И места нет другой судьбе,И песен нет других у нас.

ЧАСОВОЙ

Часовой стоит на мосту,Часовой стоит на посту.

А бревенчатый мост бомбятПо двенадцать часов подряд.

«Юнкерс», воя, идет в пике,Поднимая столбы в реке.

Желтым смерчем летит песок,Неба крутится колесо...

Вновь летят и бомбят опять.Здесь и камню не устоять.

Часовой стоит на посту,Часовой стоит на мосту.

Вихрь срывает с него шинель,Но боец не уходит в щель.

Он не может оставить пост,Он стоит, не согнувшись, в рост

Снова блеск черно-желтых крыл.Снова «юнкерс» вверху завыл.

Часовой стоит на мосту,Часовой стоит на посту.

РАЗВЕДЧИК

Лицо, колени, руки разодрав,Разведчик полз среди колючих трав.Ему мерещилось, что, как посты,Стоят вдали осенние кусты.И прутик, распрямленный ветерком,Ему казался вражеским штыком.Но все ж его к окраине селаСветящаяся стрелка привела.Здесь он узнал, где расположен штаб.Одна граната меткая могла бДощатый дом отправить прямо в ад.Но он сдержался. И пополз назад.Он разбудил майора в три часа.Прошла по карте света полоса.А в шесть пятнадцать, опрокинув сон,В село ворвался первый батальон.И стали вновь на тропке ветровойКусты кустами и трава травой.Прошел разведчик в предрассветной мгле,Простуженный, усталый, гордый тем,Что первым побывал на той земле,Которая теперь доступна всем.На Дону

КОГДА-НИБУДЬ

Бронебойщикам Чернову и Ходыреву, подбившим по два фашистских танка

Двухфюзеляжный фашистский «гроб»Движется в синеве.Он не заметит желтый окоп,Скрытый в степной траве.

В этом окопе двое ребят,Знающих — что почем.Две бронебойки, десять гранат,Ящик с сухим пайком.

...Когда-нибудь в этой степи пройдетДевушка в голубом,Увидит заросший окоп и найдетСтарые гильзы в нем.

Дальше пойдет, собирая цветы...Ступит ее ногаНа ржавые стальные листы,Бывшие танком врага.

Поймет она, какая войнаВ этих степях прошла,Как мы сражались, чтобы онаЦветы собирать могла.

РАЗГОВОР ВОЛГИ С ДОНОМ

Слышал я под небом раскаленным, —Из-за сотни верст, издалека,Тихо говорила Волга Дону,Волга — мать-река:

«Здравствуй, Дон,Товарищ мой старинный!Знаю, тяжело тебе, родной.Берег твой измаялся кручиной, —Коршун над волной.

Только я скажу тебе, товарищ,И твоим зеленым берегам:Никогда, сколь помню, не сдавалисьРеки русские врагам».

Дон вдали сверкнул клинком казачьимИ ответил Волге:«Труден час,Горько мне теперь, но я не плачу,Слышу твой наказ.

Русских рек великих не ославим,В бой отправим сыновей своих,С двух сторон врагов проклятых сдавимИ раздавим их».

Волга Дону громко отвечала:«Не уйдут пришельцы из кольца.Будет здесь положено началоВражьего конца».

Темным гневом набухают реки,О которых у народа естьСтолько гордых песен, что вовекиИх не перечесть.

Реки говорят по-человечьи,Люди, словно волны, в бой идут,Пусть враги на этом междуречьеСмерть свою найдут.

Бой кипит под небом раскаленным,Ни минуты передышки нет.Волга говорит, как с братом, с Доном,Дон гремит в ответ.

«Знойный полдень. Разгар перепалки...»

Знойный полдень. Разгар перепалки.Душен август, и воздух струист.Возле ключика в Диковой балкеНа траве умирает танкист.

Красотою последней красивыйИ последней кровинкой живой,Как теперь повелося в России,Он на запад лежит головой.

Только руки сжимаются крепче,Только бродит в глазах забытье.Что губами сухими он шепчет?Я прислушался — имя твое.

Видно, в этом спасенье от боли,Пусть он шепчет опять и опять...Если выйдем живыми из боя,Вот тогда и начнем ревновать.

«Полынною, густой и душной степью...»

Полынною, густой и душной степьюМы едем ночью на грузовике.Знакомою разорванною цепьюОпять огни мерцают вдалеке.

Как будто это город довоенныйСтоит и светится во весь свой ростИ разговаривает со вселеннойПадением трассирующих звезд.

Но запах гари, смешанный с туманом,Иную горечь придает огню.Далекий город снова стал обманом —Горят хлеба и травы на корню.

Забвеньем память сердца не обидим.Мы выдюжим военные годаИ так же будем ехать. И увидимСветящиеся наши города.

ТОВАРИЩ! ВРАГИ У ВОРОТ!