Товарищ мой - Евгений Долматовский

КУРСКАЯ ДУГА

В тургеневских охотничьих местахВоронки, груды мертвого металла.Здесь за день по двенадцати атакОтчаянная рота отбивала.А как бомбили нас! Не говори, —Такого в Сталинграде не видали.Всю ночь качались в небе фонари,Кровавым светом озаряя дали.С рассветом «тигры» шли на нас опятьИ вспыхивали дымными столбами,И приникали мы, устав стрелять,К горячей фляге пыльными губами.А все же удержали рубежи,В июльской битве оправдав надежды.Окопы на полях примятой ржиПроходят там, где проходили прежде,И на скелете пушки «фердинанд»,Прорвавшейся на курские пригорки,Фотографируется лейтенант,И над пилоткой нимбом — дым махорки.

ТРЕТИЙ ДОМ ОТ ВОКЗАЛА

Он летел на бомбежку того городка,Где прошла его легкая юность,Что была, как июньская ночь, коротка —Улыбнулась, ушла, не вернулась.

Эту горькую цель слишком точно он знал,Наизусть — не по карте-двухверстке, —Привокзальную площадь и старый вокзал,Переулочки и перекрестки.

Третий дом от вокзала — вишневый садок,Разноцветные стекла террасы.Не тебя ли будил паровозный гудокВ синеве предрассветного часа,

И не здесь ли ты сизых гонял голубей,Забирался на крыши упрямо,И не здесь ли родной неутешной своейТы сказал: «До свидания, мама!»

Ничего я не знаю — жива ли она.Может, прячется где-нибудь в щели...За тяжелые тучи уходит луна,Самолеты заходят на цели.

Сжался в страшной тоске городок дорогой,И дрожат у вокзала березы. ,Из твоих бомболюков одна за другойОтрываются бомбы, как слезы.

СВОБОДА

Наш мир был светел, юн и синеглаз, —Пусть были в нем и горе и печали,Какой свободой озарило нас!А мы, быть может, ей цены не знали...

Но эти строки я теперь пишуВ сырой землянке на переднем крае,На пальцы онемевшие дышу,Патроны слов в обойму подбирая.

Ведем мы справедливую войнуИ видим рек кровавое теченье.Вот земли, побывавшие в плену, —Бледны, как человек из заточенья.

Я много видел городов и сел,Разрушенных с жестокостью бесцельной,Я много писем у старух прочелОт дочерей из Дрездена и Кёльна.

Сражаясь с черной силою врага,Шагая через огненные годы,В бою узнали мы, как дорога,Как непреклонна русская свобода.

В ОСВОБОЖДЕННОМ ГОРОДЕ

— Вы откуда, молодцы,Красной Армии бойцы?

— Мы с востока, мы с востока,Мы сыны Москвы,Мы идем сплошным потокомСквозь огонь и рвы.

— А за что у вас медали —Отблеск золотой?

— Сталинград мы защищали,Город дорогой.

— Ну и сила! Сколько вас!А откуда вы сейчас?

— Дальние и близкие,Севские и рыльские.

А вон те танкисты-хлопцы —По приказу — конотопцы.

Нас ведет святая месть —Сгинет ворог лютый.И столица в нашу честьОтдает салюты.

— Ну, спасибо, что пришли,Что свободу принесли.

— Не хвалите нас, родные.Похвалы — потом.Ведь у родины — РоссииМы в долгу большом:

Мы поля и города Оставляли на года,На тоску-разлуку,На печаль, на муку.

Нет с тех пор покояДо исхода боя.

— Ну, попейте молока...— Нету времени пока.— Ну, зайдите на порог...— Мы спешим, мамаша.

— Ну, прощайте, дай вам бог, —И рукой помашет.

СОВЕТСКИЕ ТАНКИ В БРЮССЕЛЕ

Я не знаю, где их подожгли.На Кубани, быть может...Иль за ДономПогибли носители русской брони,Был недолог их век,Но он славно и яростно прожит.И, уже запылав,Шли,Стреляли,Давили они.

Немцы их захватили.Огонь вырывался со свистом.Даже к мертвым машинамС опаской сползались враги.Там, под люками,Черные руки сгоревших танкистовКрепкой хваткой сжималиОторванные рычаги.

Чтобы скрытьСвой провал и позор своего отступленья,Чтоб забыть, как гремитМежду Волгой и Доном метель,Повезли их в Европу —Показывать для устрашенья,Так сгоревшие танкиПриехали в старый Брюссель.

Их на площадь поставили.Хрипло смеялись убийцы,А советские танкиСтояли угрюмой стеной.И в глубоком безмолвьеСмотрели на башниБельгийцы.И, пока не стемнело,Старались пройти стороной.

Ночь настала.Уснул грустный город немецкого плена.Груды стали уральскойМерцали под фландрской луной.Там, где шел Уленшпигель,Шагали захватчики в шлемах.Ночь пугала их всем:Темнотою, луной, тишиной.

Рассвело.Что случилось?Нет башен стахановской сварки.Все покрыто цветами —Кровавыми сгустками роз,И гирлянды тюльпановГорят непреклонно и ярко,И роса в лепестках,Словно капли искрящихся слез.

Это были «КВ»Или верные «тридцатьчетверки»,И казалось брюссельцам —Сейчас их броня оживетИ над башней подниметсяПареньВ простой гимнастеркеИ на битву с врагамиБельгийский народ позовет.

НА ДЕСНЕ

Наполнив каску голубой водойИ голову лихую запрокинув,С улыбкой пьет гвардеец молодойСтрую Десны — напиток Украины.Он, как вино, родную воду пьет,От радости и гордости пьянея.

В дыму, в крови грохочет наш поход.Но чем трудней удача, тем вернее.Вокруг стоят осенние леса,Подернутые дымкой золотистой,И вновь на все лады и голосаВ долинах эхо повторяет выстрел.

Не зачерствело сердце на войне,Оно осталось чистым и влюбленным.Оно прозрачной говорит волне,Поющей и журчащей под понтоном:«Струись, плыви до милого Днепра И передай Владимирским высотам,Что скоро сгинет черная пора,Что мы идем с рассвета до утраИ шаг наш богатырский схож с полетом».

Жара, и пыль, и марш, и бой в лесу.Гвардеец снова надевает каску.Вода струится по его лицу,Прохладу отдавая, словно ласку.

ЛЕГЕНДА

Самолет не вернулся на базу...С ним пропали три славных дружка.Погрустив и поверив не сразу,Их вписали в потери полка.

А пилот был отчаянный парень.Он в заморские страны летал,Лучше всех он играл на гитаре,Сам к мотивам слова подбирал.

Неразлучен он был с экипажем.Так они и пропали втроем.Если хочешь, мы нынче расскажем,Что случилось, что было потом.

Из-под белых обломков дюраля,Из-под сломанных ребер стальныхТрех товарищей немцы достали,Окровавленных, еле живых.

Чтобы горше сердцам их орлинымБыло жить в этом мире чужом,Держат в лагере их под Берлином,Водят утром на аэродром.

Там работа, работа, работа,Землю твердую роют они,Возле серых чужих самолетовПротекают их тяжкие дни.

Но заметили трое — бываетВ час обеда на поле покой.Одинокою тенью шагаетОхраняющий их часовой.

Не сказали друг другу ни слова,Огляделись три друга кругом.Вдруг удар повалил часового,И они к самолету — бегом.

И взлетает машина чужая,Исступленно вращая винты,Полутонные бомбы сгружаяНа Берлин с голубой высоты.

Суматоха, смятенье, погоня...Но уже самолет далеко.Пусть в тисках занемели ладони,Как на сердце, товарищ, легко!

Он летит, этот призрак крылатый,И Германию сводит с ума,Птица мщенья, начало расплаты,А быть может — расплата сама.

Самолету навстречу с востока,Из небесных глубоких стремнин,Нарастает уверенный рокот —Это наши идут на Берлин.

РЕЧИЦА