Проржавленные дни. Собрание стихотворений - Наталия Кугушева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песенка
Посв. Вячеславу Ковалевскому
Струится белый балахон,Бубенчики звенят.Скажи, скажи, каким стихомТы воспоешь меня?Декоративная заря.Горят гвоздики губ. —Не надо сердце укорять,Пускай часы бегут.А в сердце тонкая игла.Бубенчики звенят. —Моих ты не забудешь глазИ не поймешь меня!Струится белый балахон,На нем след красных губ.Я больше не хочу стихов, —Я сердце берегу.Глаза придвинулись к глазам,Гримаса губ больней.Ты лентой пестрой обвязал,Любуясь, косы мне.Твое усталое лицо,Бровей больных излом.Звенит жених мой бубенцомИ весело, и зло!
«На влажный берег выйти…»
На влажный берег выйти,Росой промыть глаза.Тоскует сердце выпьюВ болотистых низах…
Над головой прозрачныйИ розовый восход,И берег зыбью схваченПод старою ольхой.
Осоки звонкий шелестКачает берега.И грязью голубеетРасхлябанная гать.
Курятся сосны тонкоСмолистым янтаремИ перепевом звонкимСплетаются с зарей.
Иду. Хватают травыИ стелются у ног.Двойник мой плавит заводьЗажегшейся волной.
«Над звоном нив моя ль тоска тоскует…»
Над звоном нив моя ль тоска тоскует,Не мой ли голос гулкий крик подков.Веду, веду я песенку простую,Ношу на пальце медный ободок.
Бегу к реке девчонкою веселой,В моих глазах не зелень ли волны?Поют в руках некрашеные весла,Шумят леса полдневные псалмы.
Я затерялась в золоте осеннем,Не знаю, где пределы для меня,Во мне душа деревьев и растений,Моей душою травы прозвенят.
Волна и я – мы зыблемся от ветра,Во мне и в ней разгулы вольных дней,В нас отражаются восходы и рассветы,Мы музыкой качаем путь луне.
«Мой голос скрипкой векам проплачет…»
Мой голос скрипкой векам проплачет,Чуть слышной скрипкой в большом оркестре,И скажет миру чуть-чуть иначе,Что непорочна душа невесты,
И, может, кто-то в веках далекихПриникнет к плачу душой влюбленнойИ переложит тот отзвук в строки,А строки снова векам уронит.
И так вот будет на веки вечно,И не умру я с последним часом —В пространствах странных мой путь отмеченИ голос тихий мой не напрасен.
«Остались только имена…»
Остались только имена,И больше – ничего.Живым усталым намПоследний темный звон.
И долго ль будем на землеТащить ярмо минут,Не находя к любимым след,Звено ковать к звену?
Когда какой придет пророкИ разгадает дни,И этот лучший из мировПойдет на смерть за ним?
Остались только имена,И больше – ничего.Живым усталым намПоследний долгий звон.
«Не по хребтам сожженой Иудеи…»
Не по хребтам сожженой ИудеиСухих олив немотствующий хруст —В глухих монастырях зажатые раденья,В тоску и удаль кинувшие Русь.
Вам сохранившее от Ветхого ЗаветаПечать отверженных и сокровенных глаз —А с волжских берегов степные плачут ветры,Скрипит полей взволнованная гладь.
Громящий Судия, карающий Егова,Под пеплом скорби гнет седых отцов —Здесь дол и даль, слинявшая часовня,И в каплях терна тихое лицо.
«Не ляжет снег на длинные недели…»
Не ляжет снег на длинные неделиИ не запорошит холодных вечеров,Мои шаги застыли на пределеНемыслимых и несказанных слов.
Твоих ли глаз прочитаны страницыИ мне ль сберечь их невозможный смысл —Клоню беспомощно усталые ресницыНад грудами декабрьских грозных числ.
«Опять любви сухие весны…»
Опять любви сухие весныКропит капелью синий март,А имя мертвое уноситТакая ж мертвая зима.
Опять смотрю в глаза печали,И Ваша смуглая рукаКачель весны моей качает,А парус алого заката
Опять плывет над городами,Цепляясь за тенета крыш.Свою любовь несу как дань я,Ларец души для всех открыв.
Кропят кропилами капелиЖивой и пьяною водой,А ветер туже лук свой целит,Мой путь стрелой тугой ведет.
«Жизнь ставлю томиком на полку…»
Ты молодость пропоешь
По этой книге, как по нотам –
Здесь имя милое твое
Ex-libris’ом на переплете
Эпиграф из меняЖизнь ставлю томиком на полкуСреди других веселых книг,И пыль покроет втихомолкуЕе шагреневый парик.
Пусть время желтым ногтем метитТугую кожу корешкаИ прорисовывает ветерВ листах заставками века.
Когда-нибудь найдут на полкеНе повторяемый никемМой стих отравленный и колкийИ жизнь в старинном корешке.
1921
«Вы тихий, как бывают тихими зори…»
Б. Кисину
Вы тихий, как бывают тихими зори,Опрокинутые вглубь колодца.Я пишу Вам, милый Боря,Что надо любить и бороться.
Лапы тягучей и старой РязаниНад головою мученическим ореолом,А в мутные стекла робко влезаетВыжитых дней переплавленное олово.
Беспомощными пальцами мнете глинуИ плачете над неудавшейся жизнью, —Какой ветер сумеет кинутьВ каменных богов шальною джигой?
Так чтоб разлетелось! и звякнули стеклаИ загорелось сердце до боли!С мудростью, достойною Софокла,Изглаголаю Вам мою последнюю волю.
31 мая 1922
Москва
«Прощай, подруга. Вечер сух и ясен…»
Марианне Ямпольской
Прощай, подруга. Вечер сух и ясен,Вызванивают ржавые листы,Скучая, музыка спускается с деревьев,И горизонта пламенный браслетЗамкнулся хладно. СтрогийИ величавый час над миром наступил.
Прощай, подруга. Загляни в глаза мне —Там тот же холод, тот же пламень там,Как будто все века, все жизни, все любовиЯ вобрала в единственную душуИ эту душу проношу по жизниИ в этот час передаю тебе.
18 декабря 1923
«Седой Бузулук и пыль…»
Седой Бузулук и пыль,Улиц сухие русла.Иконы. Теплый ковыльИ за Самаркой пустынь,
«Тоска по родине» в саду.Тихие дни и ночи.Ленивые жизни идут,Не зная бессонниц и одиночеств.
За степью путь на МосквуУ сгорбленного вокзала,Вековая родная тоскаВ кочующем сердце прижалась.
По шпалам года наугадСпешат лабиринтами линий, —Но память хранит навсегдаСтепное татарское имя.
1923
Москва
«Проползают одинаковые вечера…»
Проползают одинаковые вечераГрузными дилижансами.Жизнь скупая, как Никкльби Ральф,Не знает ни любви, ни жалости.
Над конторкою прилежный клерк,Вижу улицы сквозь стекла пыльные, —Так записывать еще немало летМелким почерком чужую прибыль.
Ньюмен Ногс, товарищ мой и друг,Кружкой грога из таверны ближней,Мы смягчаем грубую игруДжентльмена, что зовется жизнью.
1923
Москва
«Я о тебе пишу. И знаю, эти строки…»
Я о тебе пишу. И знаю, эти строкиЗдесь без меня останутся и будутПечальной книгой в черном переплете,Печальной книгой о земной любви.
И ты припомнишь медную кольчугуСентябрьских дней, и медный звон ветвей,И пахнущую яблоками свежестьПростых и величавых утр.
И жизнь мою суровую ты вспомнишь,Глаза мои и губы, и любовь —И грешную мою помянешь душу,И всё простишь, полюбишь и поймешь.
Я не умру. Глазами этой книгиЯ видеть буду милый, страшный мир;Я буду слышать, как звенят трамваи,Как город голосом густым гудит.
И спутницей внимательной и нежнойЯ жизнь твою с начала до концаПройду, и передам неведомым потомкамВеликолепный дар – любовь мою к тебе.
Пройдут года по шпалам черных точек,Железные года – страницы пробегут, —Но милой лирики прозрачнее прохлады, —Как старого вина всё драгоценней вкус.
1923
«Вкус моих губ ты забыл, забыл…»
Вкус моих губ ты забыл, забыл,Губы другие теперь полюбил.Косы ее тяжелей и черней,Сердце ее и добрей и верней.В комнату вашу неслышно вхожу,В очи жены твоей тихо гляжу.Хуже была ль я, лучше ль она? —Друга покинутого жена.Что ж ты читаешь жене своейГорькую повесть любви моей?Ты расскажи ей о страшных днях,О поцелуях моих, стихах,Ты расскажи, как была я зла,Как осенью раз навсегда ушла.
<1923>
