Проржавленные дни. Собрание стихотворений - Наталия Кугушева

4 апреля 1947

«Я слишком люблю тебя, солнце земное…»

Я слишком люблю тебя, солнце земное,Закатов прозрачную акварель,Восходов пастушескую свирельИ яростный ливень полдневного зноя.

И в каждой ромашке твое отраженьеКачается радостно, диск золотой,Подсолнух надменный, высокий, прямойТвое повторяет, о солнце, движенье.

В зеленой траве распускаются маки —То пурпур заката на землю упал,То с ягод рябины восход запылалОсенним оранжевым лаком.

8 апреля 1947

«Друзья мои, товарищи изгнанья…»

Герде и Эльвире

Друзья мои, товарищи изгнанья!Шесть лет почти мы делим пополамИ скудный хлеб дорожного скитанья,И грусть надежд, и юмор мелодрам.

Мы помогаем пронести по жизниМешки обид, чувалы кизяков,Прощаем, дружные, неласковой отчизне,У нас отнявшей родину и кров.

Прощаем ей загубленные годы,Саманную тоску и троглодитов быт;Прощаем вшей, жестокую природу,Лохмотья жалкие и нищенство судьбы.

Всех потеряв, мы обрели друг друга(В суровых битвах длится бытие).Лишь иногда в вечерние досугиЦыганскою гитарой пропоет

Далекой молодости воспоминанье…И мы, тряхнув почтенной сединой,Забыв лета, разлуки и свиданье,Смеемся весело над грустною судьбой.

Иль, раздавив желанные пол-литраИ слезы удержав, поем о старине,Пока кругом шальные «виют витры»И голод рыскает в измученной стране.

Друзья мои, давайте ж поклянемсяСоюз наш сохранить до гробовой доски,И напоследок вдоволь посмеемся,И доживем свое без жалоб и тоски.

3–26 мая 1947

«Я позову тебя в молчанье…»

Р.

Я позову тебя в молчанье.И, может быть, настанет час, —На долгожданное свиданьеПойду, не опуская глаз.

И будут все пути открыты,И я припомню, может быть,По древним письменам санскритаМетафизическую нить

Моих далеких воплощенийНа грустной и родной земле —Медузой, рыбою, растеньемИ ящерицей на скале

Была душа. В ночных пещерахГорели первые огни.И человек, один из первых,В косматом сумраке возник.

А дальше – медленно и трудноШел человек – за шагом шаг,Но в некий час тревоги чуднойКрылатой поднялась душа.

Так человек услышал БогаИ на земле родился Бог —С востока привела к порогуЗвезда волхвов и пастухов.

И память мудро сохранила,Запечатленна и чиста,Путь от амебы до гориллыИ от гориллы до Христа.

1 июня 1947

Троица

Конверт со штемпелем «Москва».Как радостно и больно!Читаю медленно слова,И на глаза невольно

Непрошеная влага слез.О, милый запах дома,О, запах вянущих березНа Троицу. Знакомый

Веселый вечер за столомПод желтым абажуром.Как дышит самовар теплом,В сухарнице ажурной

Печенья хрупкая гора(Домашнего печенья!),И рдеет в вазе баккараКлубничное варенье,

И хворост розовым клубком,Напудренный ванилью,В бутылочке старинной ром,И рюмок изобилье,

И мед сочится золотойНа блюдо расписное,Пионы в зелени густой,Зажженные весною,

И в чашечках саксонских чай,Душистый, сладкий, крепкий…И скатерть – желтая парча,На ней березок ветки…

3 июня 1947

Посвящение

Э.

Нельзя забыть любимого теплаЗнакомого и ласкового тела.И плачу я, что не любовь ушла,А только радость ласки отлетела.

И мы – враги, влюбленные враги,Следим жестокими и жадными глазами,Чтоб сердце не досталося другим,И раним сердце сладострастно сами.

Я плачу. Видишь – я люблю тебяИ любишь ты. Но не покорны оба.И проклиная, плача и любя,И издеваясь над любовью злобно,

Неповторимый помним ароматЛюбимых губ и ласкового тела…Пусть дни летят, стремительно летят,Пусть молодость, как ветер, отшумела!

8 июля 1947

Голод

Легкая дрожь в коленях,Ясность и пустотаМедленных телодвижений.Смутный мираж. Мечта.

Тонко звенит (как пчелыВ тучных лугах звенят)Мыслей моих веселыхПахнущий медом яд.

Брат мой, мы оба узналиПесен святую ложь —Я тоже зову – Илаяли,Которую ты зовешь.

Ее не бывало на свете.И кружится голова.Останутся от поэтаПридуманные слова,

Мы книги оставим миру.Пускай их Лукулл прочтетНа шумном, на пышном пиреИ легким вином запьет.

22 июля 1947

Поэт

Банален реквизит лирических поэтов —Чернила, разведенные водой.И груда неоконченных сонетовПокрыта пылью плотной и седой.

Живут в углу классические мыши,Такие же голодные, как он.И над кроватью протекает крыша,А он по-прежнему беспечен и влюблен.

Во славу Муз и ветреной КипридыОн сердце поднимает, как бокал,И пишет на любовные обидыПричудливый и острый мадригал.

Когда же сплин (а он не чужд поэту)Висит над ним, как Лондонский туман, —Он, удалясь от суетного света,Философической тревогой обуян.

Вновь видит мира мудрое величье,И в тайной тишине ночных часовКак птицелов, он помнит пенье птичьеИ слышит ход безмолвных облаков.

Предчувствием чудесного объятый,От глаз людских он бережно хранитГрааля кубок, рыцарские латыИ герб поэтов – Розу, Крест и Щит.

«По грозному небу бегут облака…»

По грозному небу бегут облака,

И степь беспредельней и шире.

«Сибирь так ужасна, Сибирь далека,

Но люди живут и в Сибири»…

Года пролетели. Какие года!

И волосы белыми стали,

И редкие вести доходят сюда,

И близкие помнить устали.

Но песен поэты о нас не споют,

О женщинах Казахстана,

О тех, кто остались без имени тут

Лежать навсегда под бураном.

О женщинах тех, кто, идя на погост

С тяжелой железной лопатой,

Не плачут, прощаясь, в сиянии звезд

Над мужем, над сыном, над братом.

24 августа 1947

8 сентября (день Адриана и Наталии)

Себе самой

В честь Адриана и НаталииПишу сама себе(Такие времена насталиВ моей скитальческой судьбе).

В тот день, справляя именины,Я встану на заре,Одев веселую личинуК плохой игре.

И буду помнить не о тортах,Не розы буду ждать,Не гости праздничной когортойПриедут поздравлять —

Я в честь высокой патронессыНавозом смажу пол;Я веток принесу из леса,Поставлю их на стол,

Я выбелю снаружи хату,Пойду за кизяком.И вместо трапезы богатой —Хлеб черствый с кипятком.

Благодарю покорно небоЗа этот черствый хлеб —Хоть не единым только хлебомЖивем мы на земле.

Когда ж придут друзья к поэтуВ убогое жилье,Мы вспомним, что проходит где-тоИное бытие,

Звенят и пенятся бокалы,И ночь всю напролетОркестров ветер небывалыйО радости поет.

И в честь какой-нибудь НаташиЗа праздничным столомГремят фарфоровые марши,Гремит стеклянный гром,

И осыпаются тугиеНа скатерть ветки роз,И фрукты нежно-золотыеЕй в дар сентябрь принес.

Но я завидовать не стану.Мой путь суров и тих —Я благодарна КазахстануЗа горечь дней моих.

«Хоронят здесь самоубийц…»

Хоронят здесь самоубийц,Чтоб не поганить землю на погосте.Лежите, милые, средь трав и птиц…Мы – кандидаты – к вам приходим в гости.

Мы – рыцари служения Тоске,Владычице холодной и жестокой;В знак братства тайного нам на рукеНачертан крест – как символ точный срока.

Спокойны мы. Без страха смотрим в даль,В лукавые соблазны милой жизни, —Но глубоко запрятана печальО той грядущей и родной отчизне.

13 сентября 1947

«Мне феи забыли положить в колыбель…»

Маше

Мне феи забыли положить в колыбельНаперсток, иголку и спицы, —Но фавн козлоногий оставил свирель,И песни оставили птицы.

И я не склонялась над полотном,Над вышивкою прилежно, —Но зори поили меня, как вином,Прохладой прозрачной и свежей.

Училась я музыке у тростникаИ праздности позабытой —Все песни, что пели над миром века,Мне были – поэту – открыты.

Я слушала их. И слетались они,Покорные первому зову,Как легкие птицы на грустные дниВеселого птицелова.

И я не боюсь ни беды, ни утрат,Упрямо по жизни шагаю.Певучее сердце ведет наугад —Я верю ему, дорогая.

13 сентября 1947