Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

— А ты за это не волнуйся! — с неожиданным энтузиазмом откликнулся Темирбек. — Найдем людей. Контора — это ведь общественное здание, будем строить его всем аулом, и это поневоле сплотит крестьян.

— И воспитает в них чувство локтя — так?

—Так. Ты верно сказал: мысль дельная! Строительные материалы под рукой: на озере полно камыша, в лесу турангиля. На худой конец, наружные стены оставим пока неоштукатуренными. После, по теплу, доделаем.

— Ну, что ж... — Жиемурат испытывал радостное облегчение. — Надо завтра собрать актив и хорошенько обмозговать это дело.

* * *

В небе ярко сияло солнце, но оно не в силах было растопить снег, согреть воздух. Мороз, казалось, с солнцем только усилился. Ветер, дувший с северо-запада, ерошил белые сугробы, гнал по аульной улице снежные облака. Снег скрипел под ногами так громко, что заглушал голоса людей, которые, плотно закутавшись, шагали к дому Темирбека.

Первым пришел Жалмен и занял самое теплое место, возле печки. Он сидел, распахнув полы своего потертого тулупа, поглаживая редкие усы, и каждого, кто входил в дом, отряхиваясь на пороге от снега, сбивая наледь с заиндевевших бороды и бровей, встречал соленой шуткой и сам же хохотал над ней, косясь то на Темирбека, то на Жиемурата.

Убедившись, что никто больше не явится, Темирбек поудобней устроился на своем месте, задвинул дрова поглубже в очаг, чтобы жарче горели, оглядел собравшихся.

Впервые на такую сходку был приглашен десятник Бердимбет. Он держался чуть скованно, одежда застегнута на все пуговицы, морщины на лице словно застыли, длинные усы не шевелились, и взгляд был устремлен в одну точку.

Давлетбай тоже сидел недвижно и прямо, будто кол, вбитый в землю. Но в позе его чувствовалось напряжение, он с нетерпением ждал, когда же начнется разговор, ради которого их сюда позвали.

А вот Жалмен — тот беспокойно ерзал на месте и, поминутно оглядываясь, то и дело менял положение ног — точно они у него затекли.

В комнате стояла тишина, все смотрели на Жиемурата. Наконец, откашлявшись, он начал негромким голосом:

— Джигиты! Я созвал вас, чтобы посоветоваться насчет одного дела. Вы знаете, у нас в ауле создана партячейка. Она нуждается в постоянном помещении — чтобы было у нас что-то вроде штаба, центра, куда бы тянулся народ и из которого мы руководили бы всем аулом. Ячейке предстоит немалая работа. Райком часто будет давать нам поручения, и на месте будут возникать вопросы, требующие неотложного решения. Нам придется чуть не каждый день собираться для споров и обсуждений. Неудобно же всякий раз занимать чей-то дом, выпроваживая хозяйку и ребятишек на улицу. В общем, нужна контора. Я понимаю, на дворе зима, ветер, стужа, строителей нового дома ожидают немалые трудности. Но вам, сидящим здесь, передо мной, я уверен, по плечу любая, самая тяжкая ноша!

— А чем тебя не устраивает дом Серкебая? — спросил Жалмен.

— Серкебай до сих пор терпеливо сносил наши сборища — спасибо ему за это. Но нельзя же садиться человеку на шею, пользуясь его добротой!

Жалмен запахнул полы своего постына, поежился, с сомнением произнес:

— Спору нет, ячейка, конечно, должна иметь постоянное пристанище. Да только...

Но ему так и не удалось закончить свою мысль, Темирбек, не дослушав, решительно сказал:

— Что «только»! Мороза испугался? А мы не из пугливых !

— Верно! — поддержал его Бердимбет. — Впервые у нас зима, что ли? — Он обвел сидящих усмешливо-подзадоривающим взглядом. — Гляди, какие богатыри собрались! Что им холода да вьюги!

Подождав, когда он закончит, Темирбек продолжал:

— Я так думаю — раз мы коммунисты, так нам любые трудности нипочем. Когда питерские рабочие в декабре девятьсот пятого года дрались на баррикадах, так они не только морозов — смерти не страшились! А революция? А гражданская война?.. — Он пылко перечислял все, что рассказывал ему Жиемурат, подготавливая к вступлению в партию, все слушали его с уважительным вниманием, у Жиемурата на губах теплилась довольная улыбка.

Лишь Жалмен все хмурился, морщил лоб:

— Да разве ж я против? Да я всей душой за строительство конторы! Я чего боюсь? Думаете, мороза? Я боюсь, как бы в ауле не поднялся шум: мол, в такую холодину заставляют дом ладить...

— А мы никого и не будем заставлять! — вступил в разговор молчавший до этой минуты Давлетбай. — Я вот согласен и глину месить, и стены штукатурить — черт с ним, с морозом! Когда приступать к работе, Жиемурат-ага?

— Верно! Что тянуть-то? — опять подал голос Бердимбет. — У меня уже руки чешутся — с зимой-зимушкой силами померяться!

Жиемурат, выслушав всех, сказал:

— Мы тут толковали с Темирбеком... Строительство конторы имеет большее значение, чем многие полагают. Нам ведь предстоит организовать здесь колхоз. Это первейшая наша задача, и нелегкая! И если мы соберем людей строить контору, то это положит начало их объединению в дружный коллектив. Думаю, когда все мы, присутствующие здесь, засучив рукава, возьмемся за дело, так и другие не останутся в стороне. Я видел, как строят у вас дома — всем миром! И найдется немало людей, которые ради доброго дела не пожалеют сил и времени.

Бердимбет согласно кивнул головой:

— Твоя правда. Пригласи людей строить дом — так навряд ли отыщется каракалпак, который откажет в помощи. Таков обычай. Строительство — дело благое. И не будем его откладывать...

Жалмен, еще недавно оживленный, к концу беседы сник, сердито шевелил редкими усами. Но ему ничего не оставалось, как помалкивать.

— Значит, решено: строим? — спросил Жиемурат и, не услышав возражений, предложил: — Надо будет сходить к плотнику Нуржану, попросить его быть главным мастером на стройке.

Нуржан встретил их приветливо, и жена его так вся и светилась радушием. Она засуетилась, не зная, куда усадить дорогих гостей, постелила на пол все, что нашлось в доме, и тут же принялась готовить чай.

Нуржан-уста — один из коренных жителей аула Курама. Еще его деды и прадеды встречали восходы и закаты на берегу Шортанбая. Он был работником усердным и числился в зажиточных крестьянах: имел лошадь,