Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Суфи медленно поднялся с места:

— Мы благодарны тебе, сын мой, за то, что выслушал нас и не пренебрег нашими словами. Прощай.

Жиемурат, раздумчиво щурясь, смотрел вслед старикам, покидавшим в молчании его комнату.

На следующее утро он рассказал об этом странном визите Темирбеку. Тот почесал бровь, хмыкнул:

— Чудно. Они ведь заявились к тебе не из-за Бектурсына — голову даю на отсечение! И не шумели, говоришь?

— Нет. И когда я порвал акт, тоже никто не проронил ни слова. Только Бектурсын обрадовался. А остальные расходились неохотно, вроде бы остались недовольными.

— Оно и понятно. Шыгыршык-то ты не отдал. Выходит, они ушли не солоно хлебавши.

— Я все ждал: дадут мне бой!

— Э, нет, это был бы уже бунт: закон-то на твоей стороне.

— Уж суфи так их на это подбивал.

— Язык-то у него здорово подвешен. Но и он, видать, перетрусил в последний момент.

Жиемурат потер подбородок:

— Меня вот что удивляет... Что там ни говори, действовали они дружно. Даже молчали дружно. А мы все толкуем, мол, разрозненный аул!

— Э, надо знать каракалпаков. Когда им хвост прищемят — они умеют сплотиться!

— Вот бы и сплотились, чтобы организовать колхоз.

Темирбек засмеялся:

— Чего захотел! Пока им, видать, и без колхоза неплохо.

— В том-то и дело... Советская власть все им дала: свободу, землю, достаток. Как они не понимают, что без колхоза им все равно придется туго! Сила в единении, в коллективе. Вот пришел бы ко мне вчера, к примеру, кто-нибудь один — хлопотать за того же Бектурсына. Вряд ли бы я пошел на уступку. А явились чуть не все аульные аксакалы — как я мог им отказать? Так и с колхозом: будут в одиночку копаться в земле — немного наработают, а потом их кулачье прижмет к ногтю. Как они этого не понимают? Или мы вяловато действуем? Вот Айтжан — тот не жалел ни сил, ни жизни...

Темирбек в этих словах уловил упрек себе и своим товарищам: Айтжан, мол, в борьбе за колхоз живота не щадил, а вы сидите сложа руки. Он промолчал, обиженно сжав губы.

15

Уж зима началась, а Жиемурат все никак не мог выбрать времени, чтобы проведать Улмекен.

Однажды он все-таки урвал часок и, взяв с собой Жалмена, отправился к вдове домой.

Жалмен обрадовался этому случаю — ему уж давно не терпелось разузнать о дальнейших планах и намерениях Жиемурата. На обратном пути он как бы между прочим поинтересовался:

— Жиеке, что дальше-то будем делать?

Вопрос прозвучал вполне естественно, Жиемурат не углядел в нем подвоха. Действительно — что делать, что предпринять в ближайшее время? Полевые работы завершены. Хлопок сдан. Не обошлось без скандалов, стычек, неприятных историй, но так или иначе, а сейчас все позади. Те задания райкома, которые касались сельскохозяйственного производства, уборки, сдачи хлопка, он, Жиемурат, вроде бы выполнил. Теперь оставалось главное: колхоз. А он до сих пор не знал, с какого бока подступиться к этому делу — важнейшему, первоочередному. Задача ясна. Но как с ней справиться? Ясно также, что одному ему этот воз с места не сдвинуть. Нужна активная помощь со стороны Темирбека, Жалмена. И очень хорошо, что Жалмен сам с ним об этом заговорил!

Взяв батрачкома за локоть, он твердо произнес:

— В нашей жизни, в любом деле основа основ — это партия. Будем укреплять партячейку. И первым долгом надо выбрать секретаря. А там уж вместе станем решать — за что приняться и с чего начинать. Конкретизируем задачи, наметим пути их осуществления.

— Кого же ты думаешь — в секретари? — осторожно спросил Жалмен.

— В райкоме посоветуемся, — коротко сказал Жиемурат.

Видя, что он уклоняется от прямого ответа, и боясь, как бы Жиемурат не заподозрил его в излишнем любопытстве, Жалмен перевел разговор на другое:

— Восхищаюсь я нашей Улмекен. Любого мужчину заткнет за пояс.

Жиемурат согласился с ним:

— Точно! Нам вообще надо больше работать с женщинами. Из них при умелом подходе можно вырастить отличных организаторов, знающих специалистов. Они ни в чем не уступят мужчинам!

* * *

Распрощавшись с Жиемуратом, Жалмен дождался, пока тот скроется из вида, и, оглядевшись, направился к суфи Калмену.

Когда они ублажили себя чаем и кокнаром, суфи послал за ходжой. Тот не заставил себя ждать и уже вскоре входил в комнату торопкой, суетливой походкой.

Жалмен, приподнявшись на локте, поприветствовал его и добродушно пошутил:

— Как, почтеннейший, ладишь со своей сношенькой?

Суфи схватился за бока от смеха.

Ходжа натянуто улыбнулся, тень недовольства пробежала по его лицу. С покорным видом он опустился на кошму, скрестив ноги, но тут же, покосившись на суфи, переменил позу на более почтительную. Когда перед ним поставили чайник, он как-то вяло, рассеянно принялся переливать чай в пиалу и обратно.

Жалмен нахмурился:

— Ты что такой мрачный, будто обанкротившийся купец?

— Верно, со снохой поцапался? — хихикнул суфи.

У ходжи вспыхнуло лицо, слова суфи ядовитым жалом впились ему в сердце. Пусть бы суфи задел его честь, но он посягнул своей шуткой на доброе имя Улмекен, а этого ходжа уже не мог стерпеть.

Он выпрямился, негромко, оскорбленно произнес:

— Нехорошо так шутить. Уж если вы, старший, глумитесь над бедными людьми, то чего же ждать от других?

Жалмен незаметно толкнул суфи в бедро, тот согнал с губ улыбку, шумно отхлебнул из пиалы. Наступило неловкое молчание, а потом разговор возобновился — пустой, шутливый.

Жалмену нужна была эта встреча, чтобы посоветоваться с ходжой и суфи, выработать план ближайших действий, дать им указания. Но в комнате все время толкался кто-нибудь из

домашних суфи, и не находилось повода, чтобы отослать их из дома. Поэтому Жалмен рассуждал на отвлеченные темы, толковал о том о сем, мимоходом похвалил Улмекен, потом похвалил кокнар.

Суфи и ходжа видели, что ему нужно сказать что-то важное, но не решались ни о чем его спрашивать. Убедившись, что серьезного разговора не получится,