Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты поранишь с…
– Мне все равно, – выдохнула она. – Возьми меня, Габриэль.
От этого приказа в животе у меня запорхали бабочки, я весь затрепетал. Я боялся обжечь ее и не хотел, чтобы и меня обожгли в ответ, но я нуждался в том, чтобы эта женщина стала моей, пусть даже на эту ночь. Она ахнула, когда я перевернул ее, укладывая на стол перед собой. Мои глаза блуждали по спиралям, выведенным у нее на спине, по восхитительным ямочкам у основания позвоночника, по идеальным изгибам ягодиц. Она застонала, когда я взял ее за руки, скрестил их у нее на пояснице, обхватив пальцами ее запястья и прижав их. Теперь она вся была в моей власти.
– О Матушки-Луны… – прошептала она, раздвигая ноги.
Я провел рукой по ее промежности, и Феба прижалась ко мне, умоляя и вздыхая, такая теплая и мягкая, что я не мог остановиться. Она застонала, стоило мне немного проникнуть в нее, медленно-медленно, на один мучительный дюйм, сгорая от желания. Но я старался держать себя в руках, желая насладиться этим моментом, проводил кончиками пальцев по ее татуировкам и наблюдал, как она дрожит. С ее губ сорвался долгий протестующий вздох, когда я отстранился, но он превратился в стон, когда я снова начал двигаться по ней, лаская ее набухший бутон ноющей от желания головкой.
– О Богиня, не дразни меня, – взмолилась она. – Трахни меня.
– Я помню разговор в пабе об одном магическом слове…
– Сейчас же, – прошипела она, приподнимаясь в поисках моего рта.
Но я уклонился от поцелуя, продлевая наше мучительное наслаждение, рисуя, медленно и твердо, круги на ее лепестках и крепче сжимая ей запястья.
– Другое слово, мадемуазель… – зарычал я.
Феба застонала, когда я напрягся, сдерживая себя, в одном вздохе, в одном слове от того, к чему мы оба стремились. Теперь спина у нее была прямой, лопатки касались моей груди, серебро шипело. Щеки Фебы пылали, губы шевелились, и она что-то шептала, но так тихо, что расслышать ее было невозможно из-за грохота сердца в ее вздымающейся груди.
– Итак, что за слово? – выдохнул я, снова погружаясь в нее.
– Ах ты, ублюдок… – вздохнула она, когда я снова вышел из нее.
– Опять не угадала, – улыбнулся я, скользя губами по ее плечу.
Феба зарычала, я все еще сжимал ее запястья, и когтями она до крови расцарапала мне живот. Она снова повернула голову, приоткрыв губы, и я поцеловал ее, вдыхая ее запах, дрожа от желания. И тогда я позволил себе войти в нее, медленно, дюйм за дюймом. Она откинула голову, огненные локоны рассыпались по спине, и вздохнула, сдаваясь:
– О, пожалуйста…
Ее шепот прозвучал для меня приказом. Я был ее господином и слугой одновременно. И она застонала, а я наконец погрузился в нее, медленно, жестко и так глубоко, как только мог. Она задрожала всем телом и снова наклонилась, локоны упали ей на лицо, когда она прижалась ко мне. Так мы и танцевали, двигаясь в такт, наконец-то отдавшись друг другу.
– О-о-о, Луны, это…
Моя рука опустилась ей на ягодицу, и в воздухе раздался резкий треск. Когда я просунул руку ей между ног, она застонала, запрокинув голову, ощущая серебро на своей коже. Ее вздохи растворились в моих, пока я ласкал ее, медленно рисуя длинные круги на коже, а она дрожала. Я плыл по течению в шелковистом тепле, все еще сжимая ее запястья, погружаясь по самую рукоять с каждым движением и стараясь не потерять себя окончательно.
– Сильнее, – умоляла она.
Я повиновался, рыча, теперь уже почти как зверь, снова и снова притягивая ее к себе. Звук соприкосновений нашей плоти был почти таким же громким, как и ее крики, и треск эхом отдавался от стен, когда я в такт шлепал ее по розовеющим крепким ягодицам. Феба дрожала с головы до ног, на спине у нее блестел пот, а ее запах сводил меня с ума. Она начала стонать громче, стиснув зубы и поджав пальцы ног, сгибаясь, точно молодое деревце в бушующую бурю.
– О-о-о, пожалуйста…
Отпустив ее запястья, я проложил поцелуями дорожку вверх по ее выгнутой спине, глубже, сильнее, приближаясь к пику наслаждения. И Феба вздохнула, убирая со своей шеи длинные, мокрые от пота локоны: приглашение, заставившее меня вздрогнуть, зверь во мне напрягся, голодный, безумный, жаждущий.
– Давай, сделай это, – выдохнула она. – Сделай меня своей.
Ее ресницы трепетали, одна рука запуталась в моих волосах, другая опиралась на стол, пока мы прижимались друг к другу. Она застонала, когда мои поцелуи достигли ее горла, а пульс был таким громким, что я мог слышать только его, и хотя это был путь к проклятию – мы оба это знали, – мы вспыхнули еще ярче.
– Нельзя, – прошептал я. – Если я…
– Возьми меня, – умоляла она. – Попробуй меня на вкус.
Я вплел пальцы в ее локоны, еще сильнее запрокидывая ей голову, и из моей груди вырвался рык. Мои клыки коснулись ее кожи, словно перышком царапнули, от чего она вздрогнула и ахнула, наши тела переплетались и горели, жажда во мне ревела, вскипая красным.
«Только глоточек…» – твердила жажда.
– Пожалуйста, Габриэль, – шептала Феба.
«Только капельку…» – настаивала жажда.
– Пожалуйста… – молила Феба.
Я застонал, взорвавшись в темноте оргазмом. Ее мольба звучала как молитва, и моя сдержанность улетучилась, зверь разорвал ее в клочья. Оставалась последняя пелена – обещание, данное земле, – уже опаленная нашим поцелуем в башне, а теперь поглощаемая пламенем, пылающим между нами. Жажда вечна, холоднокровка. Голод вечен. Хотя я оплакивал все, что потерял, в конце концов, я всего лишь человек. И тогда я отпрянул от нее, как змея, как чудовище, и, да простит меня Бог, укусил. Безрассудно. Жестко. Забыв обо всем. Мои клыки вонзились в ее кожу, а член – в промежность, и весь мой мир превратился в кровь и огонь.
Поток, расплавленный и густой, насыщенный ее страстью, ее желанием, пропитал меня насквозь и наполнил до краев. Я не мог даже вскрикнуть, когда кончил, настолько потерялся в бешеном ритме ее пульса, в буре ее сердца. Феба кричала за нас обоих, одной рукой притягивая меня за голову, второй держась за член у нее между ног, полностью погрузившись в экстаз Поцелуя.
Я пил и
