Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зарычав, поднялся один из Бареннов.
– И что же значит слово среброноса?
– Ты притащила сюда язычника, чтобы он клялся перед Лунами? – плюнула в сторону Фебы другая пожилая дама. – Как только этот кровопивец посмел ступить ногой на нашу священную землю?
В зале раздались гневные возгласы, и Ангисс а Баренн снова поднялся, свирепо глядя на Фебу.
– Ты что, с ума сошла? Сбежала от своих обязанностей, от семьи, чтобы преследовать безумцев среди язычников, а теперь привела этого разукрашенного серебром червя, чтобы засвидетельствовать его разумность?
Лунные девы снова ударили мечами об пол, требуя восстановить порядок. Когда воцарилась хрупкая тишина, Феба указала на меня.
– Этот человек спас мне жизнь, Ангисс а Баренн. Спас меня от крови и скверны не потому, что это правильно. Он и сейчас рискует, чтобы донести до вас эти истины. Он – убийца ихэ и древнего вампира. Он – не червь.
– Тогда докажи, что это правда.
Все взгляды обратились к Кейлану, когда он заговорил. Золотистые глаза могучего львокровки были устремлены на Фебу, а его рычание эхом отдавалось в моей груди. Я видел, какой силой он обладает, внушая страх и уважение в равной мере. Но также видел, насколько запутан этот узел, насколько глубока вражда, подозрения и опасения среди этих людей. Нет более глубокой любви, чем любовь в семье. Как нет и более горькой ненависти. Кто может ранить тебя глубже, чем родня? И, черт возьми, я даже не мог винить их в этом. В конце концов, со мной пыталась покончить моя же сестра.
– Ты говоришь, что дитя Бога родилось среди язычников вопреки предсказаниям, – сказал Кейлан. – И милостью Всематерей ты ее нашла. Я мог бы поверить в эту сказку. Ты – дщерь Фиан, Феба а Дуннсар, и я бы никогда не подумал, что ты способна лгать. – Кейлан пожал плечами, разведя руки в стороны и оглядывая зал. – Так где же это чудо-дитя?
Феба плотно сжала губы и посмотрела на меня. Я мог только кивнуть.
– Ее схватили и удерживают против воли, – сказала Феба. – И никто, кроме нас, ей не поможет. Горцы кланов Высокогорья должны сплотиться, все до единого, и тогда мы сможем освободить маленькую Богиню из тюрьмы.
– И где же находится эта тюрьма? – спросила Матерь рядом с Кейланом.
– Она на пути в Дун-Мэргенн. – Феба глубоко вздохнула. – Ее везут прямо в лапы Бессердки и графа Дивока.
Снова поднялась суматоха, быстро утихшая из-за стука посеребренных мечей.
– Я знаю, что у меня нет никакого права выступать здесь, – сказал я. – Но если я и могу о чем-то авторитетно говорить, так это о нежити. И сейчас я заявляю, добрые люди, что Дивоки представляют собой гораздо большую угрозу, чем любой лесной ужас или вражда между вами. Когда Толев погиб от моих рук, они были ослаблены, но не сломлены. Они обрели какую-то новую силу – какое-то ужасное колдовство, которое я никогда не видел. Дун-Фас, Дун-Арисс, Дун-Кинн, Дун-Садбх разгромлены до основания, будто стеклянные. Они захватили Дун-Мэргенн и трон Девятимечной в мгновение ока, хотя его стены не смогла даже поцарапать объединенная армия четырех кланов. – Я обвел зал сердитым взглядом, повысив голос. – Я знаю, что вы заключили с ними мир. Знаю, у вас свои проблемы. Но яд нежити со словами втечет тебе в уши, и как только эти пиявки высосут досуха земли низин, как вы думаете, куда они обратят свои мертвые взгляды? С ними нельзя дружить! Им нельзя доверять! Благая Дева-Матерь, они – вампиры!
– Да ты сам сын вампира! – выкрикнул кто-то.
И снова с ним многие согласились, снова начались плевки, вырванные волосы и проклятия. Я стиснул зубы и плотно сжал губы, чтобы скрыть клыки. Во мне закипало отчаяние, я боялся за Диор и переживал за Фебу, и, Боже, меня замучила чертова жажда…
Пожилая женщина, сидевшая рядом с Кейланом, покачала головой.
– Феба, мы уже несколько лет поддерживаем мир с Неистовыми. Мы поклялись не ступать ногой за пределы Высокогорья, и Дивоки держат слово, не нарушая наши границы. И хотя Бессердка может быть нашим союзником, она нам не друг. Если, как ты говоришь, она заполучила этот трофей, то что ты можешь предложить ей взамен?
– Ты неправильно поняла меня, мудрая Терин. Бессердка и ее брат скоро узнают, что стоит Диор. И не отдадут ее просто так. Я не предлагаю обменять маленькую Богиню. – Феба оглядела комнату, высоко подняв подбородок. – Нам придется забрать ее у Дивоков.
Сотня людей одновременно вскочила на ноги.
Сотня ртов вдохнула, чтобы взреветь.
И в зале воцарился настоящий сраный бедлам.
XIV. Реки и ливни
Подо мной простиралась замерзшая долина, наконец-то погрузившаяся в благословенную тишину.
Споры продолжались несколько часов, огонь в очаге догорел, обратившись в тлеющие угли, и к концу этого орущего сборища я был готов убить каждого ублюдка в Крепости Старейшин за единственный бокал водки. По закону Зимнего Собора после наступления сумерек никакие дебаты не разрешались, и, поскольку никакого решения пока даже не проглядывало, кланы к вечеру разошлись. Феба заверила меня, что настоящую политику делают за стенами Тэл’Лиеда, и вместе со своим кузеном и тетей отправилась агитировать за войну с нежитью. Мой же голос ни черта не значил, да и, честно говоря, мне было наплевать на закулисные разборки Всематерей. Поэтому у подножия лестницы я кивнул на прощание Бринн и поплелся в свою комнату, намереваясь утолить одновременно и жажду, и печали.
Мне удалось стащить с праздничного стола бутылку чего-то, воняющего гнилой картошкой, сваренной в воде, в которой мыли ноги, но оказалось, что это какая-то смоль Высокогорья. Морщась от ее вкуса, я стоял у окна и смотрел, как мелькают внизу между домиками тени, слушал шепот в темноте и тихую мелодию волынки. Попытавшись почувствовать Диор, я понял, что она вне пределов моей досягаемости, но постарался уверить себя, что с ней все в порядке. И так или иначе, но надежда есть.
Но… не было у нас никакой гребаной надежды.
За спиной раздался рык, отвлекший меня от мрачных мыслей. Нахмурившись, я глянул на пустую бутылку
