Эдера 2 - Операй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Росси, собрав в себе последние усилия, хриплым голосом прошептал:
— За что?
Он наверняка понял, что теперь уж настал его смертный час.
— За то, что ты всегда хотел быть умней всех... За то, что хотел меня обмануть. За то, что кусок не по зубам заглотил...
С этими словами граф поднялся с койки и подошел к приборам, стоявшим на столе.
Поразмыслив, он внимательно осмотрел осциллограф, выдававший на экране замысловатые линии, после чего аккуратно отсоединил капельницу.
Спустя минуту на экране осциллографа появилась сплошная линия, которая показывала, что сердце Джузеппе Росси остановилось навсегда...
Отторино, осмотревшись, заметил Библию, принадлежавшую как ему было точно известно, уже покойному Джузеппе; он открыл ее и, достав из кармана вторую ксерокопию газетной полосы, вложил в книгу.
Постояв, подумав, граф положил книгу обратно и, бросив прощальный взгляд на покойного Росси, едва заметно перекрестился и вышел на коридор...
Спустя полчаса он, не замеченный никем из медицинского персонала госпиталя святой Бригитты, был уже на борту «Ливидонии»...
— Теперь уже никто и ничего не узнает, — пробормотал Отторино, — теперь единственный свидетель мертв, и все можно будет свалить на него... А я буду только разводить руками да повторять: какой же он, все- таки, проходимец!
В ту ночь Отторино спал спокойно — наверное, впервые за последние несколько месяцев у него не было бессонницы; и это несмотря на то, что он впервые в жизни обагрил руки кровью...
ГЛАВА 23
Манетти, весьма удовлетворенный результатами своего разговора с пилотом «сесны», отправился на следующий день в Палермо первым же авиарейсом.
Конечно же, можно было бы отправиться туда поездом, или на автомашине, через пол-Италии, но времени было мало — сыщик не мог терять ни минуты.
Человек, который подставил Андреа, мог в любой момент вновь проявить свое коварство — тем более, что на руках у него наверняка был такой козырь, как номер палермской газеты с фотоснимком «Альберто Барцини».
Манетти когда-то несколько раз бывал на Сицилии, и эти воспоминания были не из лучших — беспросветная бедность, грязь, убожество...
Он не был на Сицилии вот уже почти десять лет, но, как показалось сыщику с первого взгляда, за это время тут так ничего и не изменилось: все те же грязные улицы, все тот же резкий, порывистый ветер со стороны моря, гонящий по переулкам разный бумажный и пластиковый мусор, все те же облезлые стены домов и коричневая от времени черепица на крышах старинных соборов, построенных еще во времена августейших королей и жестокой инквизиции...
Выйдя из пассажирского терминала, сыщик сел на такси и, широко улыбнувшись водителю, как своему старому знакомому, произнес, подбирая местные словечки и по ходу вспоминая типично сицилийские интонации, которые когда-то так забавляли его, уроженца Кампаньи:
— Прошу отвезти меня в гостиницу «Колизей». Знаешь, где это?..
Водитель улыбнулся.
— Ну конечно...
Минут через пятнадцать сыщик уже стоял в фойе отеля. Заполнив необходимые бланки и получив ключи, Манетти поспешил наверх.
«Странно, — подумал он, — и почему это во время ареста он не мог сослаться на администрацию гостиницы? Ведь тут бы наверняка подтвердили, что синьор Давила останавливался в «Колизее»... Тем более, что и номер был наверняка на его имя. Наверное, он думал, что все уладится само собой, и, к тому же, не хотел скандала...»
Удивляясь несообразительности Андреа, сыщик открыл дверь, сунул свой чемоданчик под кровать и, сбросив плащ, уселся в кресло.
Ему надо было немного отдохнуть после перелета, а также собраться с мыслями — этот день предстоял Манетти не из легких...
Чем больше думал Андреа над словами Манетти — «надо поговорить с Эдерой и все ей объяснить, все, без утайки», тем больше он мрачнел.
Легко сказать — «все, без утайки».
Но как?
Конечно, если бы не та газета, если бы не та фотография...
В одном Манетти прав: его, Андреа, заведомо подставили, и притом — очень хладнокровно и рассчетливо. Но кто?
С какой целью?
Этого Андреа не знал, да он и не стремился это выяснить — теперь его занимало другое, он думал, как ему поговорить с Эдерой...
А она после возвращения мужа буквально расцвела — точно дивный цветок после теплого и ласкового майского дождика. Радостная улыбка не сходила с ее лица; всякий раз, когда Андреа встречался с ней взглядами, он видел, что Эдера не скрывает своего счастья...
Андреа провел бессонную ночь, думая, с чего ему начать, как построить разговор.
В день отлета Манетти на Сицилию, то есть, на следующий после своего возвращения день он решился...
Но одно дело — решиться, а совсем другое — начать разговор.
Как?
Какими словами?
Подойти к Эдере, обнять ее и сказать: «Послушай, я скрыл от тебя одно обстоятельство?..»
Нет, не то...
Сказать: «Я и сам не могу сказать, как оно все произошло, я ведь ничего не помню?..»
Тоже не то...
Так что же?
Боже, что же делать?
Он пытался найти выход, пытался подобрать нужные слова, но никак не мог найти их.
Несколько раз Андреа подходил к Эдере, намереваясь начать столь тягостный для себя разговор, несколько раз на его языке уже вертелось: «Послушай...», но в самый последний момент, встретившись взглядом с ее счастливыми глазами, он не решался нарушить ее покой. ..
А время все шло, шло, и работало оно явно не на руку Андреа...
Как следует отдохнув, Манетти отправился в портовые кварталы — теперь его путь лежал в припортовый бар «Эспланада», в
