Эдера 2 - Операй

— Ночью все кошки серы... И все мужчины одинаковы. Какая разница, как меня зовут? Главное, что у меня есть приятная собеседница, которая не даст мне сегодня вечером умереть со скуки.

— И ночью — тоже, — заверила его девица, — так что можешь не беспокоиться.

— А я и не беспокоюсь.

— Я бы не спрашивала, да вот вид у тебя какой-то озабоченный...

Сыщик и впрямь выглядел неспокойно — глаза его все время бегали по сторонам, будто бы он чего-то опасался.

И было чего!

Манетти, разговаривая с проституткой, то и дело смотрел в сторону входной двери — у него не было никаких сомнений относительно того, что Франческо Манцу, с которым он только что познакомился — ее сутенер.

Вот он и боялся, чтобы тот не встрял в беседу в самый неподходящий момент и не испортил всего.

Манетти радовало то, что девица была пьяна, но — в меру. Кианти делало ее очень болтливой, и сыщик почти не сомневался, что сегодня ему при помощи всякого рода наводящих вопросов удастся выяснить подробности того вечера, удастся выяснить, что же тогда произошло с Андреа...

Однако Франческо Манцу не появлялся, и это успокоило сыщика. Обернувшись к девице, Манетти поднял свой стакан и произнес:

— Ну что — за знакомство?

Девице тост, судя по всему, понравился, однако к тому времени она уже выпила свое вино (а также большую половину вина рассказчика), и Манетти пришлось купить кианти и ей.

— За продолжение нашего замечательного знакомства, синьор...

— Кстати,— осторожно осведомился Манетти, — кстати, а как тебя зовут?

Девица скривилась.

— Вообще-то, зовут меня Лючия, но многие друзья называют меня «Лошадкой».

«Значит, это действительно она,— подумал Манетти,— стало быть, я не ошибся... Ведь в газете было написано, что мафиози Барцини арестовали в номере девицы по кличке «Лошадка». Пока все идет по плану, теперь надо действовать осторожно, не торопя события. Один лишний вопрос может вспугнуть ее...»

— А как мне тебя называть?

— Как хочешь... Можешь называть меня своим солнцем, месяцем, можешь называть сволочной девчонкой, можешь Лючией, а можешь — «Лошадкой». Мне, честно говоря, больше бы понравилось последнее.

— И давно ты... — с языка Манетти едва было не слетело: «давно ли ты занимаешься своим полупочтенным ремеслом», однако в самый последний момент он быстро изменил формулировку и спросил: — Давно ли ты проводишь вечера тут, в «Эспланаде»?

— Второй год, — произнесла девица, любовно отхлебывая вино.

Сыщик, не зная как продолжить беседу, поинтересовался, склонив голову на бок:

— Нравится?

— Очень,— ответила девица, но как-то невесело, точно с издевкой.

Однако Манетти не заметил этого обстоятельства, потому что спросил с интересом:

— Вот как?

Девица продолжала развивать свою мысль:

— А что тут плохого? Вечером и ночью работаешь — днем отсыпаешься. Работа как работа — ничем не хуже других. Конечно, клиенты попадаются всякие — некоторые пускают в ход кулаки...— начала делиться девица некоторыми секретами своего древнего ремесла.— Но для этого у меня есть Франческо.

— Кто это?

— Мой друг,— сказала девица, небрежно заложив ногу за ногу,— правда, приходится отдавать ему половину выручки, но — что поделаешь? Так что если ты любишь делать женщинам во время этого больно, то лучше ко мне не лезь... Я не люблю таких мужчин...

Манетти поспешил заверить девицу, что к женщинам он всегда относился нежно и трепетно.

— Не сомневайся, — успокоил девицу Манетти,— такого нежного любовника у тебя еще никогда не было... И меня ты полюбишь...

— О, ты меня просто заинтриговал... Люблю таких мужчин!

Допив кианти, девица неожиданно потребовала еще и еще. 

«Только бы она не перепила, — подумал Манетти,— тогда от нее ничего уже не добьешься...»

А «Лошадка», словно угадав ход его мыслей, произнесла небрежно:

— Правда, одно неудобство: каждый вечер мне приходится довольно много пить... И всего подряд: вина, виски, джина, бренди...

— Вот как?

Девица вздохнула.

— Ничего не поделаешь. Иначе я не могу идти с мужчинами в постель. Противно... А вино как-то заглушает брезгливость... Так что придется тебе меня сегодня поить и поить...

— Брезгуешь быть со мной? — с кривой ухмылкой спросил сыщик.

Та отрицательно покачала головой.

— Нет, это уже привычка... Так сказать — чисто профессиональная... Так что — не жадничай, приятель, и готовь деньги...

Делать было нечего — и Манетти взял проститутке еще вина.

— Смотри, чтобы тебе не было плохо,— сказал он, ставя перед ней бутыль.

Та ухмыльнулась.

— Не беспокойся — выпить я могу гораздо больше тебя, и не запьянеть. А то, что я громко хохотала — так это я просто дурачилась... Снимала нервное перенапряжение, так сказать, добавила девица.— Иногда я просто выхожу на улицу и ругаю всех подряд: прохожих, полицейских, автомобили, погоду, мостовую, соседей... Честно говоря — мне это очень даже помогает...

«Однако, интересный же у нее способ снятия нервного перенапряжения, — мысленно удивился сыщик, — никогда такого не встречал... И как это ее до сих пор тут терпят, в этом баре?»

Он молча смотрел, как «Лошадка» пьет вино, задавал ей какие-то односложные вопросы — просто, чтобы как-то поддержать беседу, она также его о чем-то спрашивала, и Манетти отвечал.

Наконец, когда вино было допито, сыщик, улыбнувшись, произнес:

— Пойдем?

— О, нет, давай еще тут посидим...

— Где?

— Да в «Эспланаде».

Манетти отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Но почему? — воскликнула девица голосом капризного ребенка. — Почему? Я хочу посидеть тут, мне тут очень нравится...

— Это невозможно.

Тон сыщика был совершенно категоричен, но девица, гем не менее, не отставала:

— Давай останемся! Но что тебе стоит, что тебе стоит — давай останемся еще минут на пять! Ну на минуточку, на две минуточки... Ну пожалуйста!

Однако сыщик был по-прежнему непоколебим — ему не