Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

просто.

невыносимо.

Ксения не собиралась останавливаться. Словно задалась целью высказать всё, что в себе носила. Словно только сейчас по-настоящему называла и принимала то, что в её жизни всё это время происходило:

— И здесь он мне развернуться не давал, «слишком креативненько» для него все мои идеи звучали. Сказал: «Открою отель, там будет твоя вотчина, вот там делай, что хочешь». Так у меня появилась мечта управлять собственным отелем, очень реальная в своем достижении. Эдакий приз за терпение и послушание. Я уже попала в ловушку, но сама этого не поняла. Когда я сдуру приняла предложение о замужестве, у него целая бизнес-схема в голове нарисовалась с участием новой родни. Про отношения свои я не хочу Вам рассказывать – Вы и так все видите, — «Даже имя его при тебе называть не хочу», — Я сначала думала, просто кризис этот пресловутый трех лет, а потом…, — «Потом ты появился и всё перевернул внутри с ног на голову!» — Но всё в такой клубок завязалось: данное слово, мечта эта, желание доказать маме и отцу, что я чего-то стою, — «Чего я стою, тоже ты мне показал…», — И я никак не могла решиться, не могла заставить себя от всего отказаться, одним махом потерять всё то несущественное, чего мне удалось достичь самой, не могла отказаться от возможности реализоваться. Не могла разрешить себе разочаровать отца… А теперь уже и поздно. Папу я не могу подвести, он и правда очень много для моего благополучия сделал, значительно больше матери. Александр Петрович его уничтожит.

Она закончила. Шумно сглотнула и уставилась в окно, испытывая ощущение невероятного облегчения и всепоглощающего опустошения одновременно. Перед его глазами – исписанная страница блокнота по пунктам:его собственные выводы о том, что с Ксенией может происходить, сделанные на основе многодневных наблюдений. Сошлось всё, до последнего пункта, она только что озвучила их все сама.

Хотелось кричать. Запустить в эту стенку не то, что стакан… Крушить здесь всё к чертям собачьим!

Перед его глазами – собственная жизнь, та, что началась после смерти матери. Он видел в Ксении себя самого со своим одиночеством и своими страхами, своими поисками пути. Он видел: по сути, она также шла к своей цели, как и он – к своей, только если на него некому оказалось оказывать влияние, то она стала жертвой такого влияния с нескольких сторон сразу и прозрела поздно. «Прозреть никогда не поздно…». Она сейчас так же, как и он когда-то, ощущала пустоту внутри и собственную ничтожность.

«Скажи мне что-нибудь…»

Нужно что-то сказать, но слова разбежались, врач физически ощущал их бессмысленность, язык онемел, отказывался его слушаться. Голова и сердце сцепились в клубок. Она нуждается в обычных человеческих объятьях, но если он сейчас её обнимет, внутри сдетонирует и те ничтожные остатки контроля и самообладания его покинут – их и так уже нет, одно название. Он разрушит то хрупкое равновесие, которое она пытается сохранять, до основания, а себя просто уничтожит. И улетит – живым с виду, мертвым внутри.

Кое-как поднявшись из кресла, на слабых ногах Юра дошел до мини-бара в противоположном углу комнаты и вернулся оттуда со стаканом и бутылкой минералки. Ксюша одними глазами следила за его передвижениями. Открыл. Налил. Подвинул через стол к девушке. Вода успокаивает. А ему сегодня совершенно точно потребуется что-то крепче воды. Опять.

— Кхм… Ксения, Вы не пытались говорить об этой ситуации с отцом? — врач не владеет собственным голосом. Нет, после её исповеди он и не должен – и не может – демонстрировать спокойствие и хладнокровие, он всё-таки не робот. Но не настолько же! Голос выдает его с потрохами. Но даже если она и улавливает разницу в тонах и их оттенках, то вида не подает. Сидит на диване – внешне спокойная и со всем смирившаяся, всем своим видом призывающая последовать её примеру. Как тут последуешь!? Прямо сейчас небо падает на землю. На голову.

Девушка пожала плечами:

— Нет. Ему всегда было как-то не до душещипательных бесед, я выросла с пониманием, что не с ним мне их вести. Юлька кое-что знает. Теперь Вы. И всё. Да и что говорить? Поздно говорить.

«Никогда не поздно. Он не слышит меня, но тебя он может услышать!»

— Думаю, Вы должны ему сказать, — нет, он не думает: он буквально умоляет её это сделать!

«Что это изменит?»

— Какой в этом теперь смысл? — равнодушно спросила Ксения. Кажется, она и впрямь приняла неизбежность грядущего. По крайней мере, лицо её разгладилось, и той безысходности во взгляде, что он видел еще пять минут назад, больше не было.

— Смысл хотя бы в том, чтобы он узнал свою дочь. Понять может и не поймет, у него свои представления о том, как течет Ваша жизнь, но он должен быть в курсе. В любом случае, откуда ему узнать, что у Вас на душе, что Вами двигало, что Вы думаете по поводу этой ситуации, если Вы сами молчите? Поймите, люди не экстрасенсы. Не гарантирую, правда, что его инфаркт не хлопнет, поэтому если соберетесь с духом, подготовьтесь как следует. Я Вам на всякий случай таблетки оставлю.

— Юрий Сергеевич, ничего не изменится, Вы же понимаете! — воскликнула она вдруг, дёргаясь, расплескивая воду и наносное своё самообладание. — Этот разговор ни к чему не приведет! Поздно! И дело не в том, сможет он меня понять или нет, а в этом чертовом проекте, этом слиянии, этих подписанных бумагах. Папа не сможет откатить назад в одностороннем порядке: он понесет гигантские убытки, он потеряет репутацию человека, с которым можно иметь дела – уж Нестеров об этом позаботится. Он рискует жизнью, в конце концов! Ваня как-то по подшофе рассказал мне, что за человек его отец. Зачем его тревожить этими разговорами? Его же и правда инфаркт хлопнет!

Ее холодный и циничный врач смотрел на нее полным сожаления и боли взглядом.

Она видела: он отлично понимал ход ее рассуждений, ее логику, но признавать поражение не хотел. Не хотел, чтобы она его признавала.

Он видел её, кажется, насквозь, с её страхами и отчаянием, видел отсутствие борьбы и усталость.

Она видела, как что-то в нем надломилось вдруг.

«С тебя хватит…»

— Знаете, Ксения, — устало потерев виски, пробормотал Юра, — тогда взгляните на ситуацию под другим углом. Получив управление над отелем, Вы получите возможность применить себя. Почувствуете себя полезной, нужной, и чувство никчемности уйдет. Если Вы найдете себя в любимом деле – не обязательно это будет работа, это может быть, например, и фотография, уйдет чувство одиночества, пустота – всё то, чего Вы боитесь. Вам будет интересно самой с собой, это главное. У Вас есть отец, есть Юля, есть…, — Юра запнулся на мгновение, — Но если Вы будете чувствовать потребность в общении, мы можем быть, в принципе, на связи. Не думаю, что такая мысль Вас когда-нибудь посетит, но если вдруг что – пишите, звоните.

«Ты серьезно? Правда!?»

— Куда? — выдохнула она, не веря своим ушам и одновременно осознавая, что московский номер станет неактуальным, как только самолет наберет высоту.

«Ты меня не бросишь!?»

«Я тебя не брошу»

— Скину Вам номер, как заведу новую симку. Вы должны помнить, что Вы большая молодец: со своими проблемами Вы справляетесь, преодолеваете все трудности. Не сходите с этого пути, потому что прогресс на лицо, и анализы это показывают. Еда – маленькими порциями пять-шесть раз в день. От любых психоактивных веществ, даже от легких, отказывайтесь, просто зарекитесь. Ощущение свободы от них обманчиво. Стоит вновь начать – и всё покатится по наклонной, — «За примером далеко ходить не надо». — Далее. Слушайте себя. Ваша основная задача – не потерять себя снова. Цените себя, уважайте, не давайте никому себя подавлять. Чаще вспоминайте о собственном «Я», — Юра задумался на мгновение, взвешивая мысль, усмехнулся сам себе невесело. — В конце концов, это ведь не пожизненное, верно? Мы не в Средневековье и не в царской России. Развестись в случае чего Вам никто не может запретить. Я надеюсь…

— Да.., — кивнула Ксения, всем своим видом выражая решимость, — Я так и собираюсь поступить. Больше пары лет я эту лямку тянуть не смогу…