Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

Любопытно, что в дальнейшем Женя никогда не преодолел своей неприязни к математике (правильнее сказать, к алгебре, так как геометрия проходилась на сверхжалком уровне), но со всеми программами справился, в университете пошел по гуманитарной части и кончил с самым высоким баллом на своем курсе. Уровень одиннадцатилеток, в Англии долгие годы определявший судьбу миллионов детей, дает крайне ненадежный прогноз. Конечно, так, но и хвост не растет из горла. Этого факта я не мог не признать. Через три недели после злополучного теста было посещение школы, а еще на десять дней позже ожидался письменный экзамен.

По Жениным словам, посещение прошло хорошо. Он ходил с урока на урок, активно отвечал на вопросы, множил дроби и написал десятиминутное сочинение. Когда я услышал, что в центре сюжета оказалось меню из многих блюд, я похолодел, но утешил себя тем, что они ведь не знакомы с его литературным наследием и не догадаются, что за этим взрывом творческой активности стоит многолетний опыт. Потом он играл с детьми в хоккей, что тоже произвело (как мы решили) хорошее впечатление: не дичится, ладит со сверстниками. Была и математика, сущая чепуха. Мы прошли столько дробей, что хватило бы на два года вперед, и все же после многоэтажных примеров, которые мы решали ежедневно, вопрос, что больше: 1/2 или 0,75 – показался ему посильным, но трудным! Проверили, как он отвечает на вопросы по тексту, и попросили сосчитать количество слогов в слове (дело для нас чуждое, но, может быть, этим занимались в школе? Сомневаюсь. Я бы знал…). По Жениному мнению, он сделал не более двух ошибок, а арифметику решил всю правильно.

Через два месяца пришел ответ. Женю, как и следовало ожидать, не приняли и поставили в очередь на совершенно безнадежное место. Обходительный директор объяснил мне, что званых (и незваных) много, а избранных мало. Ирония судьбы заключалась в том, что за пять лет до того Женю в «Аркадию» приняли (в самый младший класс), но плата за обучение была для нас тогда непосильной. Женя воспринял отказ очень тяжело. Все его утешали, но неудача не закалила его. Он не изменил своего отношения к занятиям, не сказал, что постарается поступить в следующем году. По-прежнему за домашние занятия усаживались с боем. «У людей дети», – говорила на идиш одна еврейская бабушка. Но то у людей.

4. Живой уголок

Образец для подражания. Снифферс в школе и дома

Однажды Женя сообщил и нам, и своей учительнице, что хотел бы стать ветеринаром. Его идея, видимо, заключалась в том, что ветеринар постоянно гладит кошек и собак. Обожание кошек сохранилось на всю жизнь. Вот уже поистине не в мать, не в отца. Сиамский кот Чарли навсегда остался главным членом семьи. С дачи по-прежнему шли письма, полные трогательной заботы о Чарлиной диете. («Кормите его печенкой», – раньше фигурировали креветки.)

Морские свинки превратились в наваждение. Нику Женя чаще называл Кадлс, а меня – только Снифферсом. Впрочем, Ника тоже удостоилась переименования. «Снифферс, поцелуй меня» или «Снифферс, пойдем погуляем». Он ерошил наши волосы, сравнивая их со снифферсовской шерстью. Увидев нас обоих, он объявлял, что в его комнате собрались два Снифферса. Он виртуозно повизгивал, как Снифферс, и бегал, как Снифферс, на четвереньках. А уж физиологические отправления Снифферса, состояние клетки, степень загрязненности его зада, его потребность в морковке – это могло конкурировать только с «Илиадой». И так изо дня в день, пока я не устроил скандал и не потребовал, чтобы это имя никогда больше не произносилось в нашем доме. Нет, я не загнал нарыв под кожу: я просто хотел выжить.

Рядом с Чарли и Снифферсом существовал герой комиксов Гарфильд. Жене подарили все выпуски. Гарфильд был для Жени образцом остроумия и изобретательности. Том Сойер, Малыш и десятки других героев от Мюнхгаузена до Пеппи (то есть Пиппи) промелькнули и забылись, а Гарфильд остался и вошел в мозг и сердце. Повзрослев, он ничуть не изменил своего мнения об этом персонаже.

С реальным Снифферсом произошло вот что. Он нуждался в летнем хозяине, который бы продержал его до начала учебного года. Когда Женя завел разговор на эту тему, я сделал каменное лицо, но его уговоры неожиданно подействовали на Нику. Оказалось, что Снифферс дается вместе с клеткой, и, сломив мое сопротивление, Ника с Женей договорились, что возьмут зверя на половину срока, если кто-нибудь приютит его до сентября, пока нас не будет в городе.

Женя пытался всучить Снифферса всем соседям. Те, естественно, отказались, но в последнюю секунду какая-то девочка согласилась сменить нас. Надо было слышать, как Женя предлагал свой товар разным кандидатам (по телефону). Много лет спустя один мой коллега сказал мне, что я очень хорошо говорю и мне надо было продавать недвижимость; у него же ум теоретика (что, видимо, объясняло отсутствие красноречия: я бы даже сказал, некоторое косноязычие). Женя унаследовал мой дар, так никогда и не пошедший в реальное дело.

– Алё, это ***. Да, из школы. Добрый день. Я пытаюсь выяснить, не могли бы вы взять Снифферса. Да, белую морскую свинку. Неужели вы не знаете? Дело в том, что на время его забираю я, но в августе меня не будет в городе. Хорошо. Извините за беспокойство. (Перевод с английского.)

Главной фразой была та, которую я выделил курсивом. Какое торжество в голосе! Какая возвышенность чувств! Между прочим, удивление: «Неужели вы не знаете?» – не было наигранным. Женя был уверен, что Снифферс занимал центральное место в жизни всей школы. И я так думал, тем более что, по его словам, еще в эпоху предшественника Снифферса он каждые десять минут говорил своему лучшему приятелю: «Пойдем, посмотрим, что слышно у Кадлса». В те поры пришли мы с Никой на беседу с учительницей, и свинку я увидел. Мимо проходил директор. Мы поздоровались, и я сказал: «Так это вот знаменитый Кадлс!» Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего; наиболее вероятно, что он и не подозревал о существовании столь важного члена коллектива во вверенной ему школе.

И вот Ника привезла эту поганую свинку, и мы водрузили ее в подвал. Вскоре подвал провонял так, что даже дверь туда нельзя было открыть. По неопытности мы не сразу осознали, что пахнет подстилка, а потом уже стали менять ее регулярно. Как ни странно, Женя почти не занимался Снифферсом. Он лишь изредка заходил к нему и часто даже забывал проверить, есть ли у него корм и вода