Долина кукол - Жаклин Сьюзан

– Нили, да как ты можешь!

– А что мне, по-твоему, остается? На прошлой неделе я намекнула на развод, и знаешь, как он на это отреагировал? Разревелся, как мальчишка. Хныкал, что не может жить без меня. Представляешь, какое занудство? Мне нужен человек, c которым можно было бы посоветоваться, опереться на него, а вовсе не такой, который сам норовит усесться мне на шею. А c Мэлом мне светит одно – что я залечу, и уж тогда-то он от меня не отстанет, никуда не поедет, даже в Нью-Йорк.

– А откуда у тебя уверенность, что он примет предложение той фирмы?

– Уговорю. Скажу ему, что, если у него дела пойдут хорошо – я имею в виду работу, – я приеду к нему, подпишу контракт на Бродвее, родим ребенка, будем жить в Нью-Йорке, ну всякое в этом роде.

– Ты правда уедешь?

Нили посмотрела на нее c удивлением:

– Из Калифорнии? От всего этого? Ты в своем уме? Да я тут карьеру сделала. Еще одна картина – и я стану настоящей звездой!

– Но ведь можно стать звездой и в Нью-Йорке, на Бродвее.

– Звездой на Бродвее? Очень надо! Детский лепет на лужайке. Да в кино ты сразу становишься знаменитым на весь мир. Знаешь, что в Лондоне смотрят мои картины? Только представь себе это! Меня знают в Лондоне! Один фильм – и я буду в десять раз известнее какой-нибудь Хелен Лоусон. Опять же c кинозвездой обращаются совершенно иначе. К твоим услугам все, что хочешь. Я помню, как Хелен приходилось ехать в Нью-Хейвен в поезде наравне c остальными, переодеваться в какой-то грязной раздевалке. Боже ж мой, да у нас в студии любая грим-уборная роскошнее грим-уборной театральной звезды. У меня у самой грим-уборная больше квартиры Хелен на Парк-авеню. Здесь, если ты дорогой товар – а я и есть дорогой товар, – все перед тобой в стельку стелются. Я вот только обмолвилась Боссу – мы все зовем так мистера Бина. Он такой славный старикашка… прямо прелесть, и говорит c тобой словно отец родной. Я ведь никогда не знала своего отца. Ну так вот, я только обмолвилась, что хочу сбросить вес. Боже ж мой, знаешь, что он сделал? Велел встроить в мою грим-уборную сауну и нанял для меня персональную массажистку. И оплачивают все они. А если мне нужно куда-то идти – ну на премьеру, например, – мне присылают машину c шофером и предоставляют выбор мехов и платьев. Босс сказал, что, если моя следующая картина окажется таким же хитом, как и две первые, они заключат со мной новый контракт – здорово увеличат жалованье, может, даже до двух тысяч в неделю.

– Это и вправду большие деньги, Нили.

– Ха, у Джонсона Харриса считают, что я могу требовать больше. В сущности, считают они, я вправе настаивать даже на двух c половиной тысячах. И наверное, так я и сделаю. Мне ведь достаточно только щелкнуть пальцами. Босс сказал, что через год мне следует купить собственный дом на Беверли-Хиллз. Это более престижно.

– А ты не хочешь немножко поэкономить?

– Зачем? Я теперь ничего не боюсь. И знаешь почему? Потому что у меня есть талант, Джен. Там, на Востоке, я этого не понимала. Я думала, танцевать и петь может каждый. Но когда я работала над второй картиной, я обнаружила, что могу и играть. Ты видела, как я там плачу. Между прочим, без всякого глицерина. Просто режиссер объяснил мне мою роль, описал ситуацию, в которую попала героиня, и я сумела проникнуться. Я по-настоящему там плакала.

– Я тоже плакала, – кивнула Дженнифер, – когда смотрела. Была на просмотре на прошлой неделе.

Нили распростерла руки и c чувством произнесла:

– Я без ума от всего этого. Этот город просто создан для меня.

Вернулся Мэл.

– Лекарство сейчас будет. Доктор Холт одобрил идею.

Он сел рядом:

– Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм сегодня, Нили?

– Не могу. В шесть утра я должна быть на ногах. Завтра цветные фотопробы.

Он задумчиво смотрел на воду:

– Мне-то рано вставать не надо. Это сидение здесь сводит меня c ума.

По дороге домой Дженнифер думала о Мэле. Ей вдруг пришла в голову мысль, а что Тони о ней думает? Может, и она ему надоела. Если его не утвердят на роль, она настоит на возвращении в Нью-Йорк. В радиопередаче он может участвовать и там. Но его, конечно, утвердят. Она знала это наперед. И ей придется торчать здесь. Пройдет немного времени, и он станет относиться к ней так же, как Нили к Мэлу, – если это уже не произошло. Его партнершами будут известные актрисы, и молоденькие актрисочки будут толпами гоняться за ним. До каких же пор она сможет это терпеть? Ведь ей уже почти двадцать семь, скоро ее возраст станет заметен.

Внезапно ее осенило, так внезапно, что она чуть было не поехала на красный свет. И как она раньше об этом не подумала? Ребенок! Ей нужен ребенок! Это сблизит ее c Тони, ей будет о ком думать. И кого любить. О бог мой, как она будет его любить… рядом появится близкое существо. Будет девочка, обязательно девочка! Из нее получилась бы прекрасная мать. Дженнифер вернулась домой, охваченная радостным волнением. Пусть это будет ее маленькой тайной.

Она тщательно готовилась к предстоящему приему. Сегодня же она приступит к осуществлению своего плана.

Сентябрь, 1947 год

Месячные не пришли в августе. Вначале она волновалась и никому ничего не сказала, но в сентябре опять ничего не было, и она поняла, что забеременела. Ее талия увеличилась на два дюйма.

Она была у врача, и он подтвердил беременность, поздравив Дженнифер. Тони был занят на репетиции в студии, и она не осмелилась его тревожить. Однако ей было необходимо поделиться c кем-то своей новостью. Она готова была кричать об этом каждому встречному – уличному регулировщику, всем посетителям «Шваба». Но это было бы несправедливо по отношению к Тони. Его право самому сообщить об этом прессе. Нили! Она скажет об этом Нили! Было почти пять. Съемки у Нили должны уже закончиться.

Она подъехала к студии. Охранник проверил ее документы и провел в роскошные апартаменты Нили. Та была занята массажем.

– Эй, иди-ка сюда, – крикнула Нили. – Ты очень вовремя пришла. Я как раз собиралась тебе сегодня звонить. Знаешь, все устроилось. Мэл едет завтра в Нью-Йорк!

– Ты все еще c Тедом?

– Ну конечно! Что ж я, по-твоему, совсем уж пропащая? Я – однолюбка. Мы c Тедом… – Она замолчала, потом