Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А знаещь ли ты, что на следующий же день произошла страшная катастрофа?
— Что за катастрофа?
— Разве ты ничего не слыхал о давке на Ходынке? Угощения на столах, раздача подарков, привлекли громадную толпу, началась толчея, давка, и ничто уже не могло этому помешать...
Мы с императором хотели сблизиться с народом в этот день нашего счастья, используя для этого самый простой метод: предложить вкусную еду, напитки, раздать подарки, объявить амнистию политическим, отменить на год все налоги и вот>~ на тебе! Черные крылья, о которых я тебе говорила, вновь унесли все мои светлые мечты, мои слишком заманчивые надежды.С каким страхом в душе, унынием, жаждой покаяния, покидали мы тогда с Николаем Москву. Ты знаешь, что эта суеверная, злопамятная Москва, которая всегда противилась делам великого Петра, перестала быть столицей всей России, ты знаешь не хуже меня, что она никогда не прощает...
Распутин встал. Видимо, ему не понравились слова государыни:
— Москве нечего тебе прощать, матушка, ты не виновата, в том, что тогда произошло. Господь судит не поступки, а злонамерение... Кто же и в чем может упрекнуть тебя, голубка?
— Конечно, не Бог, и не ты, кого Он послал ко мне,., но люди...
— Люди — это взрослые дети. Давайте им погремушки, пусть как следует поиграют, неплохо выпьют, посовокупля- ются, — ах, прости, не след об этом говорить, но тем не менее, это очень важно, поверь мне. Дайте им титулы, копейку, пирожные, знамена, если им этого очень хочется, и тогда они никогда не станут творить зла...
— Григорий, сразу по тебе видно, что ты до сих пор жил в дремучих лесах, степях, да монастырях...
— Но я бывал и в кабаках и этого от тебя не скрываю. Иногда старые пьяницы-попрошайки вызывали у меня куда больше доверия, чем ухоженные, лоснящиеся попы, изо ртов которых с тонкими презрительными губами часто слетают охулки, обвинения во всех грехах абсолютно невинных женщин...
Он все больше расходился. В маленьком салоне становилось темнее, словно кто-то набросил на него серое покрывало. Слуга принес зажженный факел. Императрица его отослала назад. Она, казалось, уже устала. Но все же продолжала через силу:
— Григорий, после нашей грандиозной свадьбы, просто феерического, пышного коронования, после того, как я познала счастье быть обожаемой супругой своего мужа, мне нужно было отвечать упованиям страны, всего народа, — дать России наследника престола, но в этой связи мне при- холилось так страдать от едкой критики со стороны свекрови и всех членов царской семьи, этих ревнивцев...
— Но ведь ты его дала, клянусь святым Василием!
— Да, но это произошло совсем недавно. Но перед этим было несколько опасных беременностей, я произвела на свет четырех дочерей, и наконец, в награду за все перенесенное мною зло Господь послал мне ребенка, но у него чудовищное заболевание, заболевание, которое, судя по всему наследственное, его передавали друг другу женщины моей семьи...
— Эту болезнь можно вылечить. Он выздоровеет, могу тебе в этом поклясться.
Может, Пречистая Дева явилась в детстве ко мне для того, чтобы направить меня к тебе... Я должен был спасти твоего цесаревича... Если, как говорят, Господь любит Россию, то я ее обожаю... Думай постоянно о ней, матушка, укрепляй ее, приближай ее, как можешь, к своему мальчику. Ничего не бойся... До тех пор, покуда я с вами, ни с вами, ни с ним ничего не произойдет. Получил я повеление из мрака. Я поведу Алешу по тропе жизни... Это — моя миссия... Тот, кто помещает выполнению этой моей миссии, тот лищь ускорит падение России в бездну...
Александра встала. Опустилась на колени.
— Благослови же меня, Григорий, святой отец. Я в этом дворце вся дрожу от страха. Я чувствую, что сама виновата в тех несчастьях, которые меня преследуют.
— Никакие несчастья тебя, матушка, не преследуют. Старайся только царствовать с добротой, с всепрощением, не забывая о благородной роли своей материнской...
— Николай боится царствовать.
Распутин помог ей встать с колен.
— Матушка, все это не столь серьезно, как кажется. Но нужно любить. Нужно молиться. Лично я молюсь за вас обоих и денно и нощно.
Вдруг тихо, бесшумно отворилась дверь. В комнату вошел царь.
Он знал, что его жена беседует с Распутиным.— Григорий, надеюсь, тебе удалось утешить нашу горячо любимую царицу...
Александра пошла навстречу мужу.
— Ники, с каким наслаждением я слушала слова отца. Он пообещал мне, что наш ребенок будет жить...
Император заключил жену в свои объятия и все время погладывал на нее, словно объятый страстью влюбленный.
Из темного угла, почти невидимый, Распутин благословлял их обоих.
Он выходил из салона с такими словами:
— Денно и нощно думаю о том, как помочь вам обоим, батюшка и матушка. Но никогда не забывайте — царствовать можно лишь через любовь. Лучше уйти, удалиться, чем накликивать смерть и проливать кровь...
XVIII.
Большая любовь Александры к мужу теперь усиливалась еще и нежным материнским чувством к нему, которое все больше давало знать о себе. Шли годы, а царица еще с далекого прошлого, всегда видела в нем отважного рыцаря из легенды, своего возлюбленного, который явился к ней в ее дремучие немецкие леса, чтобы прожить вместе с ней всю жизнь, настоящую эпопею взаимной нежности, и она наверняка будет видеть в нем такого героя всегда, даже в размытом будущем, но теперь он становился все более чувствительным, слабым, все более уязвимым. Теперь он был таким серьезным, озабоченным, собранным, но в его порой мрачном лице не было ни капли горечи. Он знал, был уверен, что эта разделяемая ими обоими страсть делает ее его верной соучастницей, его идеалом, целью существования! В глазах императрицы всегда сквозил немой вопрос: «Ники, ты несчастен? Ты так страдаешь... Но ты же знаешь, что я готова разделить с тобой все, что бы не выпало тебе... Иногда и жаркий поцелуй, который подсказывает сердце, становится щитом... он защищает от всех, злых нападок, разгоняет опасные, густые тени...»
И она давала советы, вникала в мельчайшие подробности, пыталась объяснить многое из того, что и сама не понимала. Она настаивала, чтобы он принял разумные, мудрые меры, упрекала его в избытке деликатности, в нерешительности при принятии некоторых важных решений. Он на нее за это не сердился, он брал ее за руки, смотрел ей прямо в глаза и говорил без всякой печали:— Мое маленькое Солнышко из-за меня скрыто за туманом и облаками.,. Прости меня, Александра, но я так сильно тебя люблю.,.
Она клала его голову себе на плечо, ласково гладила его ладонью по шеке и ровным тоном, не поднимая голоса, причитала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});