Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

— Вы хотите великих потрясений? И даже не знаете, по­чему. Пусть каждый из вас подумает, а нам нужна великая Россия!Этого могучего политика все пожирали глазами, В своем просторном сюртуке, с тяжелой золотой цепочкой от часов, болтавшейся на его выпуклом животе, он уверенно шел меж­ду членами фракций и, как положено, улыбался, избегая ненужной фамильярности, соизмеряя свои упреки с предо­стережениями, и все смотрели на него — одни с восхище­нием, другие со страхом вперемежку со злобой, но все — с подчеркнутым уважением.

Николай, видя, как он активно работает, обретал боль­шую уверенность в себе. При нем была созвана вторая Дума. Он неустанно повторял царю, который был очень мало убеж­ден в пользе такой «машины для разъединения».

— Ваше величество тем самым убедит всех, что лучше открыто противостоять врагам, чем предоставлять им выгод­ное для них покрывало подполья, которое позволит им вас еще только больше предавать и упрямиться...

Этот человек не только обладал выдающейся, достойной подражания, мудростью, но он еще и «горел» на работе.

Сколько десятилетий человектакого высокого ума, тако­го горячего сердца и благородной души не стоял на первых ступеньках царского трона!

Он родился в 1862 году в Дрездене, а воспитывался в Санкт-Петербурге, где его отец занимал одну из руководя­щих должностей. Через своих родителей он принадлежал к той «элите», которая часто может сделать немало хорошего, но которую развращали слишком большой достаток и нео­бремененная никакими трудностями жизнь.

Петр Аркадьевич больше любил сельский покой, чем шумный город. Когда он был губернатором Саратова, то ему в 1905 году было поручено подавить крестьянские бунты, которые разжигали в этой губернии сомнительного рода агенты определенной иностранной державы. Он с этим весь­ма успешно справился.

Кроме своих прочих замечательных человеческих ка­честв, Столыпин еще обладал и большой скромностью, ко­торая даже заставила его поначалу отказаться от места пре- мьерав правительстве. Человек дальновидный и проница­тельный, он все колебался, не знал, принимать ли ему пред­ложение царя, говорил что его незнание «низов» не позво­лит ему быть полезным на таком высоком посту.

Как же царь без своих обычных колебаний выражал свое полное доверие такому человеку, как Столыпин?

Нельзя забывать, что одна общая православная вера объе­диняла государя со своим премьер-министром.

В это время Мария Федоровнатюлучила письмо от свое­го сына, в котором он так пишет о Столыпине: «Не могу даже сказать, как я люблю, как уважаю этого человека».

Заняв свое кресло председателя Совета министров, Петр Аркадьевич сразу почувствовал, как его сжигает внутреннее пламя, пламя бьющей через край энергии. Он ясно видел перед собой самые жгучие проблемы своей эпохи.

Одной из них после наведения элементарного порядка должен был стать крестьянский вопрос, нужно было найти решения для осуществления вековой мечты любого мужика о собственном земельном наделе.

Царь из-за своей обычной мягкости, от недостаточного знания проблем, с которыми приходилось сталкиваться высшей власти, все еще колебался, отказываясь одобрить предложенные своим первым сотрудником радикальные меры. Он все еще проявлял свою суровость, даже свою жес­токость, в отношении тех крестьян, которые принимали участие в столь ненавистных для него бунтах. Но Столыпин успокаивал его:

— Ваше величество, все нужно расчистить! Можно дви­гаться вперед только по ухоженной почве. Ваш народ напо­минает собой громадный сад. В нем есть и сорняки, даже ядовитые травы. Их нужно вырвать и сжечь.

Николаю приходилось предпринимать над собой неверо­ятные усилия, чтобы пойти на репрессивные меры. Алексан­дра, однако, несмотря на свое слабое здоровье, напротив, проявляла мужество. Столыпин казался ей тем человеком, который успешно заменит Николая, если возникнет необ­ходимость быстрого осуществления плана возрождения страны.

Столыпин без промедления для наведения порядка при­ступил к созданию особых судов даже в самых отдаленных районах империи. После того как были получены доказа­тельства, не теряя более ни минуты, тот или иной бунтов­щик, совершивший преступление, уже через три дня после ареста болтался в петле на виселице. Репрессии становились такими жестокими, что народ окрестил удавку палача таки- ми словами: «Столыпинский галстук».

Бесстрашный человек, решительно настроенный на ус­тановление полного порядка в стране, уже настолько разде­ленной по каким-то таинственным причинам, действуя с присущей ему бурной энергией, Петр Аркадьевич, казалось, сам своими действиями наводил руку преступника с револь­вером на себя. И он знал об этом.

Он принимал свою Судьбу, какой бы она ни была, он был убежден, убежден своей религией, без малейшего сомнения, что Господь поставил его между слишком слабым царем и слишком беспокойным его народом, чтобы спасти Россию, отдалить от нее покрытый кровавым заревом угрожающий горизонт.

Не прошло и месяца после его вступления в должность председателя Совета министров, когда однажды после по­лудня в субботу в его загородном доме в окрестностях Санкт- Петербурга прогремел сильный взрыв. Он в это время рабо­тал в своем кабинете, и этот ужасный грохот заставил его вздрогнуть. Одна стена дома, выходящая на сад рухнула. Его сын, игравший на втором этаже на террасе был ранен, а дочь Наталья самым жестоким образом изувечена!

Хотя он был в отчаянии из-за страданий детей, он, тем не менее, проявлял свою обычную твердость в разговоре с ца­рем, который выражал беспокойство по поводу состояния его здоровья.

— Ваше величество, я цел и невредим, только несколько чернильных капель попали на мой жилет. Мои дети опра­вятся от ран. Главное заключается в том, что это неудавше- еся покушение показывает, какова воля Божия! Все будет лучше завтра... передайте царице, пусть не беспокоится, и прошу Вас, попытайтесь снять все ее тревоги!

Николай в лице Столыпина обрел того медика, который мог бы вылечить его больной народ. Он восхищался его бла­горазумием и его смелостью. Он осмеливался, рисковал, не боялся! Николаю тоже не нужно былобы занимать мужества, если бы только не эта его печальная склонность к фатализ­му, которая толкала его к колебаниям, к осторожному «А для чего?», что приводило лишь к бездействию...

Начиная со следующего, 1907 года, этот отважный госу­дарственный деятель изучал самую главную проблему, про­блему земельной собственности. Россия — в основном аг­рарная страна, три четверти ее населения существовали за счет земли.