Сивилла - Флора Шрайбер

   – Она эксплуатирует тебя, чтобы удовлетворить личные амбиции.

   – Я не желаю больше этого слушать, – гневно ответила Сивилла, вставая из-за обеденного стола.

   – Ты никогда не хочешь слушать правду, – фыркнула Тедди.

   Движимая вскипающим гневом, на сцену немедленно выступила Пегги Лу.

   – Я ухожу, – заявила она.

   – Нет, не уходишь, – уверенно ответила Тедди. – Ты никуда больше не убежишь. Я задержу тебя, нравится это тебе или нет.

   – Прочь с дороги, – предупредила Пегги Лу, – или я тебя ударю.

   – Не посмеешь! – воскликнула Тедди.

   – Пусти, или будет хуже, – пригрозила Пегги Лу, направляясь к двери.

   Когда Тедди попыталась преградить ей путь, Пегги Лу бросилась к большому панорамному окну. Тедди схватила ее за запястья и крепко сжала их. Вырвавшись, Пегги Лу на четвереньках отползла от Тедди и втиснулась под большой буфет. Несмотря на многочисленные попытки, Тедди не удалось вытащить Пегги Лу оттуда. В конце концов ей пришлось позвонить доктору Уилбур.

   Прибывшая через час на место происшествия доктор присела на корточки и позвала:

   – Пегги Лу!

   Никакого ответа.

   – Пегги Лу, это доктор Уилбур, – несколько раз повторила доктор.

   – Ну да? – не поворачиваясь, пробормотала Пегги Лу, опасаясь подвоха. – Откуда вы взялись?

   – Я приехала из дома, чтобы повидаться с тобой.

   – А где вы живете?

   Доктор описала свою квартиру и кабинет.

   – Это на самом деле доктор Уилбур? – недоверчиво спросила Пегги Лу.

   – Да.

   – А эта девушка все еще здесь? – желала знать Пегги Лу.

   – Да.

   – Пусть она уйдет. Я не вылезу, пока она здесь.

   Наконец доктору Уилбур удалось уговорить Пегги Лу вылезти из укрытия.

   Несколькими месяцами позже «эта девушка» все-таки ушла.

   – Обычно я ни с кем не сближаюсь, – печально заметила Сивилла доктору Уилбур. – Я сблизилась с вами и, возможно, с Тедди. Но вы видите, что из этого получилось.

   Осенью 1959 года доктор Уилбур убедилась в том, что анализ Дорсетт заходит в тупик. Улучшение шло медленно, а сопротивление оставалось сильным. Сивилла демонстрировала симптомы отчетливого улучшения в течение более или менее длительного времени, а затем одно из альтернативных «я» соскальзывало в депрессию, конфликт, травму, начинало испытывать страхи, стремиться к саморазрушению. От этого страдало лечение в целом, а отдельные достижения сменялись неудачами. Одной из очевидных неудач стало то, что Сивилле пришлось бросить учебу – слишком плохо она себя чувствовала.

   Необходимо было ускорить прогресс. Требовались новые подходы. Уверенность в этом росла с каждым днем.

   Доктор Уилбур вновь перечитала отчеты о сеансах гипноза, которые доктор Мортон Принс проводил с Кристин Бошан, и проконсультировалась с коллегами по поводу случая Дорсетт. Общее мнение было таково: «Продолжайте действовать в том же духе, вы все делаете правильно». Коллеги советовали двигаться по накатанной дороге. Доктор Уилбур обнаружила, что ее желание быть пионером в своей области не находит поддержки.

   Взвешивая серьезность проблем, с которыми столкнулись ее пациентка и она сама, доктор Уилбур поняла, что у нее наступил профессиональный кризис.

   Ее убежденность в том, что в случае с Дорсетт наиболее подходящим методом является традиционный психоанализ, оставалась непоколебимой, однако она была готова экс периментировать – в той мере, в какой это не угрожало бы пациентке или лечению в целом. Доктор сознавала, что испытывает сильную привязанность к Сивилле, не только как к пациентке, но и как к человеку.

   Не подлежало сомнению, что проявления расщепления личности и физические заболевания, которыми страдала Сивилла, порождены тяжелыми переживаниями детских лет и что эту ситуацию можно решительно изменить с помощью психоанализа.

   Вопрос стоял так: может ли доктор Уилбур найти способ, позволяющий ускорить процесс интеграции? Опыты с пентоталом безусловно доказывали, что симптоматика, связанная с конкретными травмами и конфликтами, может исчезать и действительно исчезает, если травма обнаружена и конфликт продемонстрирован бодрствующему «я».

   Доктор Уилбур знала, что повторное обращение к пентоталу слишком опасно из-за возможности привыкания к нему. Поэтому она стала искать другие средства.

   Ее пациентка была истеричкой. Со времен Шарко и Фрейда известно, что истерики легко поддаются гипнозу. Доктор Уилбур решила, как минимум, исследовать потенциал этой методики. Перед тем как стать психоаналитиком, она с успехом использовала гипноз в работе с другими пациентами. Теперь пришло время провести эксперимент с гипнозом в рамках психоанализа. Она вновь была готова стать первооткрывателем.

   В конце одного из томительных и бесплодных часовых сеансов доктор Уилбур мягко сказала:

   – Сивилла, когда вы впервые пришли ко мне в Нью-Йорке, то попросили пообещать, что я не буду гипнотизировать вас. Я согласилась, но в то время мне еще не было известно, с какими сложностями придется столкнуться. Теперь я уверена, что гипноз мог бы помочь нам.

   Сивилла тихо ответила:

   – Я не возражаю.

   Итак, путешествие к единству вошло в новую, интенсивную фазу. Теперь, погруженная в атмосферу уюта, царившую в кабинете доктора, убаюканная потоком гипнотических слов, Сивилла возвращалась назад в прошлое. Остальные «я» продвигались по оси времени и назад, и вперед, – вперед для того, чтобы постепенно сравняться с Сивиллой по возрасту. Доктор Уилбур была уверена, что интеграция осуществится проще, если все «я» окажутся одного и того же возраста. Само их существование свидетельствовало о связи с травмами прошлого и о незрелости в рамках тотальной личности. И то и другое делало интеграцию невозможной.

   Естественной точкой отсчета стала двухлетняя Рути.

   – Как дела? – спросила доктор во время одного из первых гипнотических сеансов. – У тебя все в порядке?

   – Да.

   – Ты меня помнишь?

   – Да.

   – Когда ты меня видела в последний раз?

   – Коричневое кресло.

   – Правильно. Ты раньше была здесь? Когда ты здесь была?

   – Один день и еще один день.

   – Да. И как выглядела эта комната?

   – Кресло.

   – Верно. А какого цвета здесь стены?

   – Зеленые.

   – Совершенно верно. Знаешь, Рути, тебе два года. Разве это хорошо? Ты хочешь, чтобы тебе было три года?

   – Хочу.

   – Через десять минут я скажу, что времени без пяти семь. До этого времени ты вырастешь на целый год. Все будет хорошо, Рути. Ты подрастешь, а позже все остальные тоже подрастут. Ты этого хочешь?

   – Да. Тогда я смогу раскрашивать.

   – Ты сможешь рисовать сколько хочешь, даже цветными карандашами и мелками. А можешь помогать рисовать Сивилле.

   – Правда?

   – Когда она будет рисовать, ты сможешь ей помогать.

   – Да.

   – Ты хотела бы делать еще что-нибудь?

   – Все.

   – Значит, ты будешь всем помогать делать все. А теперь ты начинаешь расти, расти, расти… Ты уже никогда не будешь такой маленькой. Когда тебе станет три года, ты немножко побудешь трехлетней, а потом опять начнешь расти. Я хочу, чтобы ты выбрала какой-нибудь хороший день для того, чтобы тебе исполнилось три года. День, который тебе нравится.

   – Тетя Фэй.

   – Очень хорошо. Ты выбрала летний день, когда ездила к тете Фэй.

   – Она была моей мамой.

   – На самом деле не была. Ты любила представлять, будто она твоя мама. Это потому, что твоя мама вела себя не очень хорошо, и мы знаем про это. Мы поможем тебе вырасти, чтобы ты больше никогда не волновалась из-за мамы. Ты понимаешь, милая?

   – Да.

   Рути стала трехлетней, и доктор прекрасно понимала, что речь идет не о каком-то механическом процессе, не о простом внушении. Возраст мог увеличиваться лишь по мере того, как решались вопросы, связанные с конкретными травмами и конфликтами. Возрастная прогрессия использовалась как средство достижения конечной цели.

   Два месяца спустя доктор сообщила Рути:

   – Через десять минут тебе исполнится шесть лет, а на дворе будет весна. Я помогу тебе вырасти, чтобы ты сравнялась с другими. Через десять минут тебе станет шесть лет. Ты уже никогда не станешь младше, а потом постепенно мы сделаем тебя еще старше. Ты узнаешь, что чем старше становишься, тем больше можно делать вещей, которые тебе хочется делать, и тем меньше тех вещей, которые тебя заставляют делать другие. Ты будешь становиться старше на год, на два, на три и сама будешь выбирать для этого подходящий день.

   – А папа поможет мне сделать бакалейный магазин в стогу сена?

   – Значит, сейчас лето? – поинтересовалась доктор.