Стучитесь, открыто. Как я боролась с раком, потеряла надежду и нашла себя - Ана Мелия

Вот новые шпильки изумительного оранжевого цвета. Я крашу блеском губы и иду в онкодиспенсер. Видите? Меня так просто не сломать.

Я решила, что буду хорошо выглядеть назло обстоятельствам. Потому что не собираюсь посвящать свою жизнь болезни.

Так что подруге я отвечаю единственным возможным образом:

– Ага. Поеду в Тибет, приму обет молчания и, может быть, наконец-то на меня снизойдет, как неправильно я живу, почему же небеса решили меня покарать.

Ещё будет столько таких разговоров… Я отточу свой сарказм до блеска, с первых слов научусь понимать, куда дует ветер, чтобы парировать – колко и больно.

Но где-то глубоко внутри вопрос застрянет неудобным крючком. Оставшись наедине с собой, в своих молитвах, ночных раздумьях, сняв маску усмешки и всезнания, я буду осторожно щупать эту новую мысль.

Где-то на самом дне души, где только зарождаются чувства, шелушащимся пятнышком засвербило нервное и беспокойное чувство вины. Не было у него ни внятного анамнеза, ни выраженной угрозы для жизни, но оно стало постоянно зудеть и задевать здоровые ткани по соседству.

Ворочаясь в кровати, я все думала: почему я заболела? Ведь по какой-то причине это случилось именно со мной. Значит, надо найти, отыскать эту причину – и постараться исправить ее.

Глава шестнадцатая, после которой волос на моей голове уже не останется

В том году осень для меня наступила где-то в середине июля.

Волосы стали выпадать не сразу. В этом был огромный плюс: можно было подготовиться к тяжелому расставанию. И коварный минус: каждое движение головы сопровождалось падением безжизненных прядей.

Волосы были повсюду – на одежде, расческе, подушке, полу, в руках детей, которые хотели просто обнять маму. Кожа головы зудела, чесалась… и как же тоскливо было ее чесать! Я наглядно поняла, какие у меня густые волосы – сыплются, сыплются, а все никак не закончатся.

Мы с Мишей поехали за париком. На машине. Я открыла окно, подул ветер – с моей головы упало ещё несколько прядей волос.

Я хорошо держалась в салоне париков. Хохотала, разглядывая себя в шапочке-сетке в зеркале. Хохмила, примеряя перед мужем нечто пепельное, манящее в непристойные приключения. Болтала с консультантом, обсуждая уход за новой прической. Веселилась, превращаясь в неожиданную блондинку, загадочную шатенку, привычную брюнетку. Пока, наконец, не выбрала ухоженный парик с длинными каштановыми волосами. Без челки, синтетического блеска и четкой формы. Почти как настоящий.

– Если вы хотите, мы можем сразу вас и подстричь.

Я застыла: как? Зачем? Да, волос осталось мало, выглядят они крайне печально. Но пока ещё есть! А это значит, что есть убежище, пусть временное, где можно спрятаться от нового этапа, в который я так упорно не хотела шагать.

– Вам станет гораздо легче, вот увидите. Кожа головы перестанет зудеть. Парик будет держаться лучше. Давайте! Мы все сделаем аккуратно.

Испуганная, я задумалась. Черт побери, действительно, ну сколько можно собирать пряди волос с подушек? И куда я пойду стричься? К своему мастеру, который никогда меня короче «каре» не стриг?

Решилась. Отправила Мишу прогуляться, попросила развернуть меня от зеркала, чтобы не быть свидетельницей печального расставания. Спустя несколько минут дело было сделано…

Мягко развернули кресло. Сказали, что уже можно смотреть. Я открыла глаза – и крик, глухой, тоскливый, застыл в тишине салона. Из зеркала на меня смотрела напуганная, жалкая, некрасивая, к тому же лысая женщина.

Я не узнавала себя. Более того, незнакомая женщина была мне неприятна. Я не видела ни стойкости, ни характера, ни харизмы, в которых была уверена. Только бесконечные боль и горе.

Раньше времени вернулся муж. Я увидела в зеркале его растерянное лицо – и зарыдала навзрыд.

Без волос это была уже совсем другая я.

Глава семнадцатая, в которой я объявляю войну

В период своего первого расставания с волосами я страдала глубоко и серьезно. Жаркое летнее солнце светило вовсю, а я ходила под париком. Спрятавшись.

Никогда прежде бритая налысо голова не представлялась мне такой проблемой.

На работе – в коллективе талантливых и креативных дизайнеров – смелые и даже вызывающие стрижки были обычным делом. Практически каждый время от времени красил волосы в дикие цвета, выбривал виски или брился налысо, делал татуировки и пирсинг. Я всегда восхищалась и поддерживала эту внутреннюю свободу. Да и сама была то с огненно-красной шевелюрой, то с дредами.

Но сейчас я просыпалась по ночам от жутких кошмаров, в которых парик спадал с меня в присутствии окружающих – и люди с жалостью смотрели на меня. Я больше не могла выдавать лысую голову за стиль, стеб или провокацию. Теперь я видела в ней только клеймо болезни, которая бьет наотмашь, выискивая слабые места.

Отсутствие волос стало для меня очевидным и бесспорным доказательством того, что я больна. Вид ставшей такой маленькой головы и бледного прозрачного лица вгонял меня в колоссальное отчаяние. Больная, лишенная прежней уверенности в собственном здоровье и привлекательности, я отводила глаза от зеркала. Мне было тяжело видеть, как болезнь издевается надо мной, пытаясь лишить права выбора.

Я злилась, силилась переступить через себя и выйти на люди с гордо поднятой лысой головой, но не могла. И тогда я решила перейти в атаку.

Я надевала парик, красилась, выбирала самые яркие наряды, вызывающие туфли – и шла в диспансер. Там, на фоне серых стен, в отчаянной духоте, сидели больные, злые, уставшие люди. Казалось, ко мне стекаются все немногочисленные краски этого унылого места, я примагничиваю к себя все живое и яркое, оставив тоску и страдания другим.

Отделившись таким образом от окружающей действительности, я убеждала саму себя, что не имею к ней никакого отношения. Я – кусочек совершенно другого пазла, лишь по нелепой случайности попавшего в эту коробку. Я тут временно, и все изменится, как только я пройду это испытание. А пока надо потерпеть… поярче накрасить губы.

Болезнь объявила войну, но я решила пойти в наступление. Сметала на своем пути любое проявление сочувствия и жалости, прикладывала колоссальные усилия, чтобы окружающие меня люди не разглядели, не заподозрили, что на самом деле происходит со мной.

И надо сказать, в этом деле весьма преуспела. Большинство знакомых действительно даже не догадывались о том, что волосы на моей голове – чужие, а я тяжело больна.

Ощущение собственной ловкости и хитрости было таким волнующе приятным, что я и глазом моргнуть не успела, как плотно подсела на него.

Глава восемнадцатая, с запахом моря, шумом вечеринок и привкусом вина

В середине лета, съездив на очередной контроль в Петербург, я спросила у Вашего Величества, можно ли поехать на море. Он согласился. Опухоль в груди заметно уменьшилась, лимфоузел и вовсе перестал прощупываться. Это означало, что химиотерапия работает.

Я знала, чувствовала, что верно выбранная стратегия бескомпромиссной войны с раком даст результат! И теперь мне полагалась долгожданная награда – отложенная на неопределенный срок поездка на море.

Я злилась на болезнь не только из-за того, что она вторглась в меня и разрушала мое тело. Меня прямо-таки бесила необходимость подстраиваться – сбавлять обороты, пропускать интересные мероприятия, сидеть в больнице вместо того, чтобы бурно проживать день.

Любой сбой в моей программе, сход с дистанции символизировал для меня покушение на смысл жизни. Я отказывалась прозябать в тоске и плохом самочувствии. Активная, энергичная, я всю свою жизнь летела вперед, подчиняя все на своем пути мощной, бьющей через край энергии. И вынужденные паузы, которые сейчас образовались в моей жизни, вызывали скрипучее раздражение.

Поэтому на море я взяла свое сполна.

Я заполняла пространство событиями и эмоциями. Днем, под тенью пальм, защищаясь от беспощадного солнца, – водила детей на море. Вечером, в составе большой и шумной компании, с друзьями и детьми, шла развлекаться.

Химиотерапию, как и обещал Ваше Величество, я переносила довольно легко. Лежала под капельницей в уютном частном кабинете, пару часов отдыхала, а потом причесывала парик, который от высокой влажности скукоживался до старой поношенной шапки, и бежала на танцы, оставив детей под присмотром бабушки.

Я так ловко научилась загонять страх глубоко внутрь, что он и вовсе перестал меня беспокоить. Новые обстоятельства жизни меня изменили. Теперь я, подобно покорившему Эверест скалолазу, чувствовала в себе колоссальную силу. Я знала, что преодолев этот этап в жизни – а в том, что я смогу беспрепятственно это сделать, я даже уже и не сомневалась – мне будет по плечу все. Ведь я – только подумайте! – пережила рак! Я стояла на краю, но выстояла. Я заглянула смерти в лицо, но сила духа и крепкая уверенность в себе даже при этом непростом знакомстве сыграли в мою пользу.