Стучитесь, открыто. Как я боролась с раком, потеряла надежду и нашла себя - Ана Мелия

Приехали – и тут же попали в вязкую, крикливую, нервную очередь. Люди заходили в кабинет, чтобы выйти или с надеждой, обнадеживающими результатами, или с отчаянием, когда по лицам врачей читаешь гораздо больше, чем в своем сухо написанном, непонятном диагнозе.

Мы выбивались из окружающей среды. Держались за руки, что сдувало напряжение, как дорожную пыль. Шептались, хихикали, говорили о предстоящей поездке – оставалось меньше недели, вещи стояли несобранными. Наконец назвали нашу фамилию. Мы вместе шагнули в кабинет…

Повсюду сидели врачи. Человек восемь-девять, не меньше. На стульях, краешках стола, тумбочках. Морской волк стоял рядом и неуместно торжественным голосом стал зачитывать протокол: «Пациентка Анна Мелия, 29 лет, обратилась ко мне с жалобой на уплотнение в груди…».

В окно нещадно било наглое майское солнце, затапливая маленькую комнату своим теплом и светом. Где-то на улице ездили машины, разговаривали люди, создавая монотонный и убаюкивающий гул города. Все было так привычно и обыденно, и даже лица всех этих врачей казались мне какими-то знакомыми – как будто всё это уже было со мной не раз. Заурядный обычный день.

Один врач, невысокого роста и крепкого телосложения, с широкой золотой цепью на шее, похожий на местного уголовного авторитета, встал со своего места и подошел – «Раздевайтесь». Я, еще не привыкшая стоять раздетой перед таким количеством народу, замешкалась. Миша тоже растерялся. Мы вдвоем, покрасневшие, пытались снять с меня одежду. Грудь – отекшая, заклеенная лейкопластырями, нестерпимо болела.

Авторитет действительно оказался тут главным по своему профилю – на тот момент он был заведующим хирургического маммологического отделения. Быстро осмотрел грудь, пощупал подмышки, шею. «У вас рак. Вторая или третья стадия». От яркого солнечного света и духоты все вокруг стало плотным, ватным, глухим. Мне вдруг нестерпимо захотелось спать, я еле собралась с мыслями и спросила: «Какой рак? Я не болею! У меня хорошие анализы! Я вообще чувствую себя отлично, мне надо только вылечить грудь и всё».

– Ну лично я готов поспорить, что не ошибаюсь. Даю сто процентов… Биопсию сделала? Ждем результаты – и можем сразу оперировать. Мы удалим тебе грудь, вставим туда экспандер, он будет растягивать кожу, потом поменяем его на имплант. Если вы готовы оплатить материалы, проблем не будет. Если денег нет – будете ждать квоту, это несколько недель по срокам.

Авторитет говорил быстро и без запинки. Я далеко не первая стояла перед ним с таким глупым от неожиданности лицом.

– Решайтесь на операцию. Если что, сможем сразу, хоть на следующей неделе.

– Так я на море уезжаю через несколько дней…

– Какое море, девочка? У тебя рак! Операция, потом химия. У нас народу столько, что церемониться некогда. Я ситуацию объяснил понятно? Дальше решать вам.

Мы вышли в коридор. Он по-прежнему вибрировал в своей меланхоличной тональности, воздух в нем казался липким и тягучим. Дышать было нечем. Кое-как пробравшись через толпу, мы вышли на улицу. Сели в машину. Ощущение спазма в легких всё не проходило.

Оно пройдет не скоро. А тогда мы молча ехали домой, боясь даже друг с другом говорить об этом.

Когда я увидела детей и няню, то отчаянно заплакала. Самый жуткий кошмар: мои маленькие дети могут остаться без мамы.

Я пыталась взять себя в руки, кому-то звонить, что-то читать в интернете – всё словно на полувздохе. И сквозь это скомканное, обрывочное дыхание я принялась собирать первые сведения о том, в какую историю попала.

Глава восьмая, в которой появляется новый важный герой – надежда

Итак, рак (затяжное рыдание, тяжелое до головной боли). Что это за болезнь-то такая? Как она связана со мной? Как лечиться? Куда бежать?

Я никогда не болела ничем серьезным.

В детстве, конечно, были и простуды, и ангины, и прочие мелкие неприятности. Но вот уже много лет я поддерживала прекрасную форму.

Стойко переносила вирусы, не давая себе расслабляться. Всех, кто брал больничный больше, чем на три дня, всерьез считала слабаками и симулянтами. Гордилась выносливостью и стрессоустойчивостью. Позволяла себе сверхнагрузки. Бегала с работы – на спорт, со спорта – по магазинам, загружала пакеты с едой, мчалась за детьми, готовила есть, убирала дом. Успевала собирать гостей, накрывать столы, веселиться. Такая несгибаемая, решительная, сильная. И вдруг – рак?

Как при моем отличном иммунитете это могло вообще произойти? У меня это не укладывалось в голове. Я ещё не раз вернусь к этому большому вопросу, а пока мне предстояло решить более насущный.

Лечиться у Морского волка и Авторитета я не хотела. Упрямое и колючее внутри шептало, что они могут чего-то не знать, упустить, просмотреть – еще бы, столько народу в больнице. Я решила найти дополнительное мнение – независимое и надежное. Села читать форумы, искать отзывы, опрашивать знакомых. Запутанные поиски привели меня на сайт питерского НИИ онкологии с платным приемом для иногородних пациентов. Я позвонила, меня записали на прием к заведующему уже через несколько дней. Ровно столько требовалось на сборы и дорогу.

Надежда не оставляла меня… она стала моим главным союзником – и разочарованием. Я буду еще не раз замирать в самых отчаянных, трудных моментах. И прислушиваться: «Где ты, ну где же, родная? Ты так нужна мне!».

Порой я видела себя канатоходцем, что шел наощупь на бесконечной высоте, балансируя на сильном ветру. Я пыталась ухватиться руками за воздух, пробудить инстинкты, вспомнить ощущение устойчивости – ничего не выходило. И вдруг… маленьким бледным огоньком… где-то вдали… загорался фонарик. Я всем своим телом, напуганной душой понимала, что спасение там, надо только медленно, шаг за шагом, не останавливаясь, идти вперед. Двигалась по еле заметному канату навстречу этому огоньку.

Когда трудный путь оставался позади, я видела, что справилась, осталась жива – и рука тянулась к спасительному свечению. И вдруг проваливалась в светящееся пятно. Оптический обман. Жалкая иллюзия, плод моего воображения… и не свет вовсе, а старая металлическая крышка, поблескивающая на солнце. До нее можно было дотронуться – да, обычная, заржавевшая, никому не нужная крышка. К которой я столько шла. Которая меня и спасла.

Надежда… Я старалась верить, что эта история окажется стечением каких-то абсурдных обстоятельств. Придут результаты биопсии, я буду плакать и хохотать, до конца жизни вспоминая, как лихо разыграла меня судьба. Буду жить дальше. Как прежде – на полную катушку. Любить детей, целовать мужа, ещё сильнее ценить мгновения счастливой жизни.

Договорившись забрать результаты биопсии прямо перед отъездом, я всё ещё надеялась в последний момент отменить поездку в Петербург и улететь на море.

Я всё-таки поеду на море. Спустя пару месяцев, налегке. Без волос, без сомнений в серьезном диагнозе. И без надежды выпутаться из этой истории по-быстрому.

Глава девятая, в которой мы прогуляемся по моему биополю

Поезд в Петербург отходил через пару дней. Были собраны вещи, подняты на уши все знакомые, которые так или иначе сталкивались с онкологией, выслушаны десятки мнений. Рекомендации были настолько разными по сути и содержанию, что мне казалось, будто моя голова стала походить на голову Страшилы Мудрого, набитую иголками и шпильками.

Больше всего я боялась ошибиться в постановке диагноза – начиталась историй, в которых из-за неправильной диагностики все дальнейшее лечение складывалось неверно. Близкие друзья, которые поддерживали меня и переживали, посоветовали сходить к Петру Львовичу.

Петр Львович, с их слов, был непризнанным гением, антагонистом современной классической медицины. Убежденным сторонником теории заговора крупнейших фармацевтических компаний против человечества. Говорили, он настолько близко подобрался к разгадке, к возможности лечить любую болезнь на уровне биополя, что стал представлять реальную угрозу для лидеров рынка – и был изгнан из научного сообщества.

И вот теперь, в небольшом кабинете, арендуемом на городском стадионе, он вместе с супругой вел консультации и лечил. Спасал, ставил людей на ноги, вытаскивал с того света – тут мнения расходились в зависимости от количества купленных услуг. Прием стоил дорого – пожалуй, ни один врач в небольшом российском городе не брал столько за разовую консультацию.

Я постучалась в кабинет. Дверь открыл немолодой щуплый мужчина с зорким и цепким взглядом. Он уже знал из телефонного разговора, какой серьезный диагноз мне ставят, и согласился на быструю встречу. Заполнив анкету, собрав первоначальные данные, он приступил к главному – выяснять, каким образом мое биополе дало брешь.

Я села на простой стул перед стареньким компьютером, к которому присоединялась камера, похожая на обычную веб-камеру. Петр Львович, заметив мой недоверчивый взгляд, гордо сообщил, что его оборудование стоит не один миллион долларов.