Стучитесь, открыто. Как я боролась с раком, потеряла надежду и нашла себя - Ана Мелия

Потом была очень тяжелая операция, лечение на грани жизни и смерти. Как я все это вынесла – не знаю. Всегда одна, без поддержки, только дикий страх и одиночество. И поговорить-то не с кем было, всё боялась, что друзья узнают про мою болезнь и станут избегать членов моей семьи. Но однажды сосед, видя мое состояние, сказал: «А у нас женщина с работы тоже так болела. А сейчас ничего, каждый день по коридору на работе бегает на каблуках».

И знаете что? Эта воображаемая женщина стала для меня лучшей подругой, моим спасением. В самые тяжелые времена я слышала стук ее каблучков по коридору. Мне было бесконечно важно знать, что она где-то ходит, что она вообще существует. Поэтому я решила, что буду сама помогать таким женщинам. Сейчас вы не так нуждаетесь в поддержке, вас много, информации вокруг тоже много. Но все равно, как только я представляю, что есть кто-то, похожий на меня, одинокий и отчаянный, сердце болит. И я много лет хожу в это отделение разговаривать со всеми вами. Чтобы вы знали, что вы не одни…

Но главное, что я вам хотела сказать: пожалуйста, любите себя! Любите всей душой, всем сердцем, берегите! Только это может по-настоящему дать силы в болезни».

И вдруг я, сама от себя этого не ожидая, зло и устало ответила ей.

– Да что вы все с этой любовью заладили? Ну куда еще больше любить и жалеть? Вот меня взять – и люблю, и жалею, а заболела. Какие это вообще дает гарантии? Вы уж меня простите, но есть в этом какое-то высокомерие. Вы как будто обвиняете нас в том, что мы болеем. Мол, недостаточно любили себя! Все любят – и не болеют. А вы недолюбили – и теперь здесь торчите. Какая чушь, честное слово.

Пожилая женщина с серебристыми, аккуратно убранными волосами и старомодного перламутрового оттенка алой помадой на губах достойно выдержала и эту неожиданную выходку, и мой довольно дерзкий взгляд.

В ответ же смотрела так, как смотрят на маленького глупого котенка – с жалостью. Всё во мне, и высоко поднятая голова, и тон, и уверенность в себе, было решительным, твердым и четким. Я была уверена, что главнейшие жизненные уроки уже усвоила. Что болезнь научила меня держать удар, быть стойкой и сильной. Что это, по сути, и есть любовь в ее наивысшем проявлении. Я сражаюсь за себя, иду прямо и не опускаю голову. Разве это не любовь? Разве это не желание жить?

О чем и почему именно об этом говорила та женщина, я пойму не скоро. Да и пойму ли до конца?

Но буду часто вспоминать ее. Видимо, так это и устроено – у каждой есть свои каблуки по чужому полу. Моим каблукам оказалось под семьдесят, и принадлежали они седой интеллигентной даме-волонтеру из Петербурга.

Глава двадцать вторая, в которой я узнаю быстрый и эффективный способ похудеть

Домой я приехала по-прежнему забинтованная. Разрешили снять швы уже в местной больнице.

Пришел ответ из лаборатории – в послеоперационной гистологии раковых клеток не обнаружено. На резком медицинском языке это означало полный патоморфоз, максимальный отклик на химиотерапию. На языке обывателей: болезнь отступила.

И снова я увидела в этом добрый знак и одобрение свыше – значит, все делаю правильно. С головой ушла в круговорот семейных дел. Дети, дом, муж – всё требовало моего внимания и участия. На работе я взяла длительный отпуск. Конечно, коллеги знали о болезни, я чувствовала их смущение, нервничала от застывших в душном офисном воздухе незаданных вопросов, сжималась под сочувствующими взглядами. Это было новое для меня состояние, и я никак не могла ужиться в нем.

Я хотела только одного: пока я не оставлю все это позади – не заводить разговоров, не дышать и не шевелиться. Поэтому решила временно отстраниться от дел, сократив круг общения до минимума. Тем более что в этот момент решался вопрос о дальнейшей химиотерапии. Новый протокол в народе называли «красной химией» из-за яркого рубинового цвета раствора. Действие этого коктейля можно бы сравнить с небольшим атомным взрывом. Но не где-то в далекой Хиросиме, а прямо внутри собственного тела.

Я, конечно, еще не забыла, как легко перенесла первую линию химиотерапии. Это убедило меня в собственной непоколебимости. Разумеется, теперь я знала, что есть рак, который в состоянии распространяться в моем теле. Однако столь же отчетливо я понимала, что могу эффективно ему противостоять.

На первую капельницу я приехала в отличном настроении и с кучей планов на дальнейший вечер. Надо было забрать детей с занятий, заскочить в магазин, чтобы потом приготовить ужин. Всё шло по плану – вот я выпорхнула из кабинета химиотерапии, накачанная красным раствором. Подъехала за детьми, встретила остальных мам, остановилась с ними поболтать.

И в этот самый момент я заметила, что картинка в глазах дергается. Словно кто-то тряс изображение внутри моей головы, отчего оно то и дело разлеталось, не выдержав турбулентности. Я от неожиданности занервничала, попыталась присесть, чтобы успокоиться, но мой мозг оккупировали бешеные пляски мыслей и образов.

Препарат оказался настолько тяжелым и разрушительным, что ему было мало опухоли и тела. Он бил прямо внутрь самого сознания, чтобы было окончательно ясно, кто здесь главный. Я спешно попросила подруг забрать детей, кое-как добралась до дома и провалилась в ад.

Болезнь. Сколько слабости и немощности в этом слове. Словно оно с трудом выносит само себя… Настолько, что уже и не кажется словом, так – глухое эхо.

Сутками напролет меня рвало. Не помогали никакие таблетки и уколы. Голова разрывалась. Отвращение к лекарству было таким сильным, что рвота казалось не физическим проявлением интоксикации, а душевным состоянием. Меня воротило от еды, питья, шума, разговоров, ожидания сна и тяжелого мутного пробуждения. Не было сил ни на детей, ни на мужа.

Мне хотелось только одного: чтобы этот кошмар поскорее закончился. Таких курсов было всего три, что во всех системах измерения кажется малым и терпимым, а по моим личным ощущениям – мучительно долгим.

Глава двадцать третья, в которой вроде бы ничего важного не происходит

Наступил канун Нового года.

Терапия, подчинившая себе два месяца моей жизни, наконец закончилась.

Новый год я встретила с отполированной до зеркального блеска лысой головой и большими надеждами на будущее. Самое сложное – первый ужас и оцепенение, тяжелейшая химиотерапия – прошли. Теперь же я собралась, окрепла и, что называется, поймала волну.

Конец ознакомительного фрагмента.