Суфии - Идрис Шах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Труды этих людей составляют неотъемлемую часть современного философского наследия. Многие считают, что отрицательное отношение к попыткам средневековых мыслителей сформулировать последовательную концепцию жизни и творения едва ли сослужило нам более полезную службу, чем легковерие. В уже относительно недавнее время все больше людей стали признавать, что пытливый ум ученого, в своем вечном стремлении к новым открытиям, превзошел свои возможности. Ученый, которому приходится удерживать свой ум и сосредоточенность на постоянно сужающейся области исследования, находится в опасности, и сегодня он признает это. Он может стать либо слишком сосредоточенным, либо распылить свое внимание. За интеллектуальное развитие порой приходиться расплачиваться эмоциональной стабильностью. Эта опасность всегда была очевидной для суфиев, интересовавшихся научной деятельностью. Один из них, Анвар Фарис, пишет:
Двойные упражнения по отождествлению и отстранению очень важны в саморазвитии. Слишком сильное отождествление атрофирует способность к отстранению. В результате в человеке развивается фанатизм. Он привязывается к чему-либо и не может от этого освободиться. Когда мудрец Ибн-Сина (Авиценна) писал свой труд по минералогии, он исследовал мир минералов и в целом, и в частности. Вначале он сосредотачивался на отдельных примерах, потом отстранялся от них и погружался в целое. Таким образом, он достиг равновесия, а также сосредоточенности и отстраненности в других областях мышления и духа.
Поверхностное средство для этого выражено понятием «Завершенный человек», которое мавры считали отражением внутреннего завершенного человека. Джозеф Мак-Кейб («Слава Мавританской Испании», Лондон, 1935) описывает облик культурного человека мусульманской Испании:
«…все, за исключением лишь некоторых литературных чудаков, понимают теперь, что прогресс человека в основном определяется тем, в какой степени дух науки распространяется на всю его жизнь. Следует, однако, твердо помнить, что это лишь наполовину отражало представления арабов о жизненном идеале. Вопрос, не существует ли некоторой опасности того, что наука может сделать человека грубым, не в меру расчетливым, слишком интеллектуальным, холодным и невосприимчивым к красоте и искусству, показался бы большинству их мыслителей совершенно бессмысленным. Их ученые были в такой же мере поэтами и музыкантами. Мысль о том, что между интеллектуальной и эмоциональной жизнью существуют какие-то противоречия, и что один и тот же человек не способен заниматься обоими этими видами деятельности, они посчитали бы просто абсурдной».
Такой образ жизни, не говоря уже о суфийской жизни, не получил широкого распространения на вновь просыпающемся Западе. В эпоху Ренессанса предпринимались попытки достижения культурного идеала, но в это понятие не вкладывали идею внутреннего изменения, равновесия, расширения восприятия. Искусства, научные занятия и теории существовали для европейцев лишь в неком фрагментарном состоянии. Их изучали, воспроизводили и даже развивали, но внутренний смысл всего этого был утерян, а там, где он кое-как выживал, его подвергали осмеянию победоносные схоласты и «поклонники чистого искусства». Эти материалы изучались и передавались дальше в виде разрозненных фрагментов, таких как философия, астрономия и медицина. В Северной Европе многие развивающиеся школы знания, находившиеся под жестким контролем духовенства, вынуждены были исключить из доставшихся им материалов нехристианские чувства, что весьма ограничило их жизнеспособность.
При посредничестве немецких крещеных султанов из династии Гогенштауфенов в Северную Европу проникла одна из форм этого знания, но и она подверглась такой же обработке и выхолащиванию. И это несмотря на то, что большой дворец Гогенштауфенов возводился в соответствии с принципами суфийской архитектуры, а суфийские символы украшали коронационную мантию короля Роджера I.
Не будет преувеличением сказать, что люди, придерживавшиеся суфийского образа мысли, без промедления объявлялись оккультистами. Этот ярлык переходил и на их последователей. В результате возникли искаженные, и даже патетические представления о мастерстве, просветлении и личном триумфе, которые достигаются благодаря занятиям оккультизмом. Роджер Бэкон приводил цитаты из суфийского труда Secrets from Illuministic Wisdom. Его автором был Ибн-Сабан, который поддерживал переписку с Фридрихом II фон Гогенштауфеном. (Hitti, op. tit, pp.587, 610). Судьба распорядилась, чтобы Бэкона считали оккультистом не в результате его проповедей, как принято думать, а потому что его теория «живой передачи» поразила умы тех, кто не любил догматизм, вследствие этого они стали добровольными изгоями, скитающимися в выжженной пустыне схоластицизма. Сегодня их духовные наследники принимают навешанный на них ярлык оккультизма и продолжают свои скитания, подобно индийским неприкасаемым, которые сами относятся к себе как к париям.
Запад (а под этим чаще всего понимается церковь) взял то, что считал необходимым, и захлопнул двери, отгородившись от всего остального в результате собственного окончательного вердикта. Книги подлежали сожжению, Испания была возвращена в лоно истинной веры. За порогом остались странные люди, вещи и идеи. К той же категории относились материалы, немало озадачившие будущих исследователей, но только не суфиев, а именно: трубадуры, карточные игры, арлекины и некоторые сообщества с обрядами посвящения.
В захлопнутых дверях, однако, имелись трещины, позволявшие очень немногим вещам проникать туда и обратно.
В конце XVIII в. Наполеон завоевал Египет. Один из его генералов с находившимися в его подчинении офицерами основал Орден искателей мудрости, который был также известен, как Суфийин (Суфии).
В книге, получившей, возможно, правильное название «Смесь» (Melange), этот генерал рассказывает, как он обнаружил среди восточных адептов истоки «осиротевшей» тайной мудрости Запада. «Это был источник. Мы же веками плыли по широкой, но мутной реке».
Похоже на то, что «Суфийин», испытавшие в масштабах собственного микрокосмоса (хотя и не по своей вине) то же самое, что пришлось пережить их предшественникам, в конце концов поняли, в силу чего эта река на Западе постоянно загрязнялась. Они считали, что на Запад следует привезти только учение и методологию,
