Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

(четверть восьмого, без двадцати семь и прочее). Он превратил наш старый, еще ленинградский, будильник в наглядное пособие и докрутил стрелки до такого состояния, что бедняга шел только на боку, и то крайне неохотно, и, если его заводили на семь утра, звонил в два часа ночи.

Бывали и неприятности. Что-то не получалось (что именно, так выяснить и не удавалось), а пока не выполнено задание, нельзя завтракать. Есть же хотелось необычайно. Однако главными увлечениями того года стали грамматика и сочинения. Впоследствии я много лет учил Женю русской и английской грамматике, но начало было положено в школе. В «Монтессори», как, если не ошибаюсь, во всех младших классах в Америке, нет ничего подобного гимназической системе, через которую проходили в России дети любого возраста, в том числе и малыши. Никаких парт, никаких звонков. Есть ряд заданий, и каждый выполняет их самостоятельно.

В Жениной школе были ящики с частями речи, и он постоянно сообщал нам: прошел существительное, прошел глагол и так далее до междометий. Каждая часть речи имела свой символ – определенного цвета геометрическую фигуру. Женя с невероятным рвением запоминал подстановочные таблицы и в конце ставил себе пятерку (в англоязычном мире ей соответствует буква А) с тремя плюсами и подписывался за учительницу. Учительница, кстати сказать, в результаты вникала без особого рвения и, когда Женя, распределяя слова по половой принадлежности их носителей (лев – львица, мальчик – девочка, бык – корова), всех «мужчин» отправил в женскую колонку, осталась вполне довольна; правда, сгруппированы персонажи были верно. Женя раньше всех в классе закончил ящики с частями речи (к изумлению даже самых бойких) и перешел к членам предложения.

Распространился слух, что учительница на неделю уедет в Амстердам. Женя заволновался. Что же с ними будет? (Я писал, что такая реакция типична для всех учебных заведений.) Кто их возьмет? И глаза его наполнились слезами: «И больше не будет грамматики?» Грамматика осталась, и расцвели импровизации. Рассказы, которые я слышал, были преимущественно о самолетах, о том, как он прибегает на аэродром, опаздывает, бежит к «директору», который приказывает самолету вернуться (прямо в середине «летьбы»), и Жене предоставляется право выбрать авиакомпанию (а любимая компания у него была).

Учительница чуть ли не с восхищением отозвалась о его творчестве. «Вы, наверно, читаете ему много хороших книг», – сказала она. Я сохранил полное собрание Жениных сочинений (каламбур непреднамеренный), но мои восторги были значительно более умеренными. В его произведениях я узнавал пересказ того, что я ему читал, истории о пиратах в Китае и Японии и о полетах по воздуху, отголоски походов за ягодами, фантазии о жизни в лесу с дружественной змеей и неизменные эпизоды о пикниках. Конечно, фигурировали там персонажи из Беатрикс Поттер, Винни-Пуха, Нильса с дикими гусями, биографии Эдисона и Робин Гуда. Иногда попадался вздор: кого-то засунули в мусор, кто-то съел сто бананов. Наверно, для шести с половиной лет вполне хорошо. Но мои сомнения относительно Жениных творческих возможностей оправдались: со временем жар угас, и писателем он не стал.

Зато я всерьез испугался, узнав, что в школе учат писать стихи на манер современной поэзии. Вот образец этого бреда, озаглавленного «Солнце и ветер», в переводе: «О, расцветет ли солнце в дневном свете? Да, расцветет: будь терпелив. Реки засверкают золотым блеском – будь терпелив, подожди, пока солнце теперь не поднимется». Поскольку ни один ребенок такого выспренного безобразия не сочинит, я решил, что им подсунули «рыбу», в которой надо было кое-где заменить то или иное слово. К счастью, эти поэтические потуги ни к каким последствиям не привели, если не считать того, что я много лет дразнил Женю фразой: «Будь терпелив».

Науки науками, но в тот год случилось действительно одно событие совершенно исключительной важности. В Жениной группе учился мальчик по имени Джон. Ему к тому времени уже исполнилось девять лет, и он был кумиром: высокий, стройный, спортивный; прекрасный математик и вообще рыцарь без страха и упрека. У него была сестра-близнец Дженни, тоже «кумирша». Ее для разряжения атмосферы перевели в другую группу. Джона окружало поклонение, густое, как туман в Лондоне, как гороховый суп, как что угодно. И вот однажды он взял Женю в соавторы! Джон обратил внимание на Женю! Истинное чудо, как признала и учительница, и они сочинили сказку «Джон и Женя», после чего все стали писать повести о себе и напарнике. Как ни мала была Женина популярность в группе, в сочинительстве он вырвался вперед, а дети, по справедливому замечанию его учительницы, уважают силу.

С конца апреля мы начали обсуждать гостей, которых пригласим на день рождения. Любопытно, что до этого имя Джона никогда не срывалось с Жениных губ и мы ничего не знали о его существовании, а тут Женя вдруг заявил: «И из школы я хочу позвать только Джона и Дженни». Каковы претензии! А они придут? Придут! И действительно, оба согласились, но Джон потребовал, чтобы пригласили его приятеля из соседней группы. Естественно, пригласили и его, и он выразил согласие. И в старших классах бывали идолы, но всегда спортсмены или сыновья местных богачей (капиталистов и помещиков), и все понимали, за что их следовало любить. Вокруг них увивались в основном девочки, уже в пятнадцать-шестнадцать лет готовые ради них на все. То ли дело Джон, настоящий божок, предмет некупленного поклонения.

10. Конец главы: седьмой день рождения

Предмет обожания. Незабываемый день. Почти непомерная ноша

Было восемь гостей: все приглашенные явились. Джон оказался на удивление приятным мальчиком. Он, конечно, знал, как к нему относятся, но вел себя превосходно: ни тени заносчивости и зазнайства. Дженни тоже была доступна и приятна, но проигрывала рядом с братом. Все дети, кроме одной очень старой знакомой, учились в Жениной школе. Пикник в парке пришелся не по вкусу погодным богам: без перерыва лил дождь. Шквал воды, тропический ливень обрушился на наши головы, так что мы даже и помыслить не могли высунуть нос из крытого павильона. Несмотря на бурю, дети играли хорошо, и это был первый наш удачный день рождения, и все потому, что мы обошлись без соседей, которым нравилось обижать Женю и доводить его до слез, даже когда они звали его на свои посиделки.

Подарки превзошли все ожидания: от аквариума с золотой рыбкой (почему-то она у нас не зажилась) и мячей до фотоаппарата «Полароид»: нажал на кнопку – чик-чирик, и человек готов. Среди этих сокровищ померкли роскошные книги с картинками, электрическая железная дорога (сразу испортившаяся) и маленький магнитофон. Я выразил опасение, что скоро придется дарить автомобиль с шофером. Женя