i dfee46a8588517f8 - User

Кроме них, из Москвы прибыли Г. Е. Львов, Челноков и Коно­валов 96, и вот этой «великолепной семерке», по мысли Родзянко, предстояло спасать положение. Его опасения оказались напрасны­ми, страхи преувеличенными, а вся деятельность Самарина свелась к тому, что он испросил аудиенцию у царя, где изложил последнему

снова все то, что Николай II слышал уже десятки раз. Родзянко также сообщает, что на 19 января было решено созвать съезд «объединенного дворянства», но вряд ли это утверждение соответ­ствует действительности: во всяком случае, в архиве Постоянного совета, полностью сохранившемся, на этот счет нет ни малейших намеков.

Свидельство Родзянко интересно и с другой стороны. Оно гово­рит, во-первых, о том, что в либеральном общественном мнении «объединенное дворянство» и всероссийские Земский и Городской союзы выносились за скобки единой оппозиции, и, во-вторых, дво­рянские организации и их Постоянный совет по-прежнему пред­ставляли в его глазах внушительную политическую силу, способ­ную на многое. Иначе говоря, итоги XII дворянского съезда были расценены в широких помещичье-буржуазных кругах как симптом возрождения и упрочения организации.

Такое представление уже не соответствовало действительности. По всему было видно, что этот съезд был началом конца общедво­рянской организации: у царя позиции были подорваны, главная ударная сила — Постоянный совет — разоружен, а сами «объеди­ненные дворяне» деморализованы.

Обладавший весьма тонким нюхом по части всяческого гниения и разложения, нововременский журналист понял это еще задолго до XII съезда. В статье с показательным заголовком «Домогатель­ства справа» Меньшиков в связи с письмом Струкова ставит ко­ренной вопрос: соответствует ли действительности претензия дво­рянства считать себя опорой России? Ответ давался резко отрица­тельный.

Около 200 лет «Россия была предоставлена в исключительное распоряжение „служилому сословию"», т. е. дворянству. И что же, выполнило ли оно свой долг? «К глубокому сожалению, нет». Бла­годаря дворянству «народ вышел из крепостного быта менее циви­лизованным, чем он был в эпоху писцовых книг...». «И после осво­бождения власть дворянской бюрократии не прекращалась, как не прекращается она и до сих пор». Но она все больше разбавляется за счет разночинной интеллигенции. Необходимость заставляет об­ращаться не к званиям, а к способностям. Самой выразительной была концовка статьи: «Не хочется употреблять неприятных выра­жений вроде „банкротство", „крах" и т. д.», но затрудняешься обойтись без них. «Мало ли что в истории было да сплыло». Дворя­не — это всего лишь один процент населения, «притом ни образо­ванностью, ни талантами, ни героизмом дворянство уже не пред­ставляет исключения среди других обеспеченных кланов» Э7.

Это уже было похоже на отходную и, самое главное, проповедо­вал ее человек, альфой и омегой поведения которого было пресмы­кательство перед власть имущими, человек, который незадолго до войны ядовито высмеивал претензии буржуазии занять место дво­рянства, награждая при этом «первенствующее сословие» всевоз­можными добродетелями и достоинствами.

В истории царизма было немало конфликтов между короной

и дворянством. Они возникали по разным поводам, по-разному кончались, но всегда неизменным оставалось главное: связка царь — поместное дворянство продолжала оставаться самым тес­ным, органичным, испытанным веками единством, стержневым элементом абсолютизма, определявшим его силу и прочность. И вот теперь «порвалась связь времен». Разобщилось то, что вы­глядело нерасторжимым. Перестал функционировать сам меха­низм взаимопонимания и взаимодействия. И именно в этом состоя­ла катастрофичность ситуации для царизма в целом — не только для верховной власти как таковой, но и для самого поместного дворянства. Сорвавшись со своей единственно возможной орбиты вращения, оно потеряло себя, превратилось из сплоченной поли­тической силы в распыленную группу обывателей, бессильно за­стывшую в ожидании катастрофы. Верховная власть и господ­ствующий класс изолировались друг от друга в тот момент, когда взаимное сплочение было для них особенно необходимым.

Черносотенцы

Только черносотенцы остались верны самодержавию до конца в том смысле, как эту верность понимали в Царском Селе. «Союз­ники» были последними союзниками царской четы, которая расце­нивала их как реальную и притом крупную политическую силу. В представлении царя и его супруги именно черносотенные органи­зации вели за собой основную массу русского народа.

«Правительство,— показывал Щегловитов,— возлагало на правые организации величайшие надежды, усматривая в них опо­ру существующего порядка...» 98

В действительности, однако, черносотенные организации еще задолго до войны превратились в армию, не имевшую личного со­става. Обещанные их главарями тысячи местных отделов, охваты­вающие миллионы членов, оказались мифом. Многие организации существовали только на бумаге. Другие представляли собой мало­численные группы, в которых основной контингент составлял бо­сяцкий и уголовный элемент. Главари «союзов» как в столицах, так и на местах находились в состоянии непрекращающихся войн и со­перничества друг с другом, принявших самые скандальные формы, в первую очередь на базе дележа казенных субсидий. Несмотря на исключительное внимание, которое оказывалось черносотенным организациям, начиная с царя и кончая местными властями, все многочисленные попытки со стороны правительства, департамента полиции и губернаторов оживить их деятельность и прекратить распри ни к чему не привели. Накануне и в начале войны «Союз русского народа», возглавляемый А. И. Дубровиным, и «Союз рус­ского народа» во главе с Марковым 2-м находились в состоянии стагнации, а их газеты «Русское знамя» и «Земщину» читали толь­ко профессиональные журналисты. В таком же состоянии находил­ся и «Союз русского народа имени Михаила Архангела», вождем которого был В. М. Пуришкевич. Провинциальные «союзы» и от­делы являли собой мерзость запустения.

Белецким был послан специальный запрос начальникам губерн­ских жандармских управлений, в котором им предписывалось, «не стесняясь», дать правильную оценку деятельности черносотенных организаций на местах. Сведения, полученные им, показывал Бе­лецкий, «были неутешительны; деятельность означенных органи­заций выражалась главным образом в форме участия в церковных торжествах и посылке телеграмм царю и отдельным министрам, сами же организации в большинстве распались, большинство дея­телей осталось старых, новых идейных работников почти не приба­вилось» ". Один из самых близких друзей и соратников «союзни­ков», Н. В. Маклаков, вынужден был признать, что его друзья уп­рекали его как шефа и покровителя черносотенцев, что у них «нет никого, кроме продавшихся журналистов, т. е. таких, которые по­лучали крупные правительственные деньги, кроме так называемых кабацких черносотенцев, нет догматики (т. е. идейности..— А. А.), нет чистого исповедания определенного образа политической мыс­ли» 100.

Очередную попытку вдохнуть жизнь в «союзы» предприняли осенью 1915 г. в связи с образованием «Прогрессивного блока», поскольку создание в Думе оппозиционного большинства с его ло­зунгом «министерства доверия» было воспринято всем крайним правым лагерем как покушение на царское самодержавие. Попыт­ка была задумана и осуществлена в виде съезда монархических ор­ганизаций с целью объединения их на общей программе борьбы с надвигавшейся революцией и «Прогрессивным блоком». Съезд проходил в Петрограде с 21 по 23 ноября 1915 г.

Идея созыва съезда принадлежала в равной мере как лидерам фракции крайних правых: Маркову 2-му, Замысловскому, Лева- шеву и др., так и Хвостову с Белецким. Главная трудность состояла в примирении враждующих групп и кланов. Прежде всего необхо­димо было помирить Маркова и Дубровина ■ (т. е. два главных «союза»), находившихся в состоянии перманентной ожесточенной вражды. Именно эту задачу взяли на себя в первую очередь руко­водители полицейского ведомства. «Боясь раздоров на съезде, А. Н. Хвостовым и мной,— свидетельствовал Белецкий,— было устроено примирение А. И. Дубровина с Марковым» 10'. Вся под­готовка к съезду, как и его работа, также находилась под их пол­ным контролем. С представителями монархических организаций вели предварительные разговоры как Хвостов, так и Белецкий, а когда съезд открылся, то Марков, Замысловский, Левашев, Ба- рач, Восторгов и правые члены Думы «по соглашению с А. Н. Хво­стовым вели программную работу», посвящая А. Н. Хвостова, а Замысловский иногда и Белецкого в ход работ комиссий и общих собраний 10 2.

Главным орудием примирения и сплочения всех черносотенных организаций была выбрана... респектабельность. Предполагалось, что если съезд «облагородить» участием в нем светских и духовных сановников, членов Государственного совета и Думы, то разно­шерстная и буйная ватага провинциальных «союзных» главарей не посмеет превратить его в поле очередной междоусобицы и чинно пойдет за своими высокопоставленными наставниками по пути объединения и единства действий. С этой целью на съезд были при­глашены два бывших министра внутренних дел — А. А. Макаров и Маклаков — и экс-министр юстиции Щегловитов. Формально они никогда не состояли ни в одной «союзнической» организации, но их черносотенная безупречность не вызывала сомнений даже у самых оголтелых ревнителей «союзнического» дела.