Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский

уже выступил с заявлением, что никаких перемен в норвежской политике не будет и что принцип мультикультурности, толерантности и политкорректности, как и прежде, обязателен к соблюдению. Общество не должно отвечать на шантаж. Мне кажется, мы, предприниматели, обязаны дать свой ответ на этот вызов. Это, если позволите, будет темой сегодняшнего обсуждения.

Предприниматели шумно вздохнули, давая согласие на повестку. Фон Аннен улыбнулся какой-то своей мысли, а Хелленхаузен, у которого вокруг шеи был обмотан черный шарф, частично закрывавший блестяще антрацитовый пиджак, кивнул удовлетворенно, словно все получалось так, как он и хотел.

– Наши поисковики уже не выдают ссылок на этот его манифест, – фон Аннен печально улыбнулся всем присутствующим и добавил: – Возможно, это не совсем в духе современного открытого мира, но мне кажется, так мы сможем помешать исполнению его плана. Ведь он хотел, чтобы этот манифест читали…

– Несомненно, хотел. И наша цель – ни в коем случае не дать этому монстру трибуны для пропаганды его бредовых идей. Я рада, что наш бизнес так адекватно реагирует на подобные вещи. А в особенности – те, кто отвечает за наше информационное пространство…

– Для пользователей нашей социальной сети мы сформировали новое облако тегов, #norway. Каждый сможет, набрав эту нетрудную комбинацию, выразить сочувствие жертвам…

В деловых кругах молодой фон Аннен имел репутацию бизнес-вундеркинда, цепкого обладателя чудовищного чутья на то, куда дует ветер. И пока он рассказывал о своих акциях, пятидесятилетний Дитмар Шульце только качал головой, с ненавистью глядя на ухоженное, матово-красивое лицо фон Аннена, на его костюм, на часы Breguet Tourbillion на запястье – часы, стоящие годовой зарплаты пяти его бывших сотрудников. Тяжким трудом создавший свой каталог, организовавший транспортные сети, склады, колл-центры, Шульце ненавидел компьютерщиков, делающих деньги в прямом смысле из воздуха. Это как если бы во времена его молодости к ногам каждого праздношатающегося бездельника приделали генератор, который давал бы электричество, – этот прохиндей зацепился за одиночество, желание людей общаться и их неумение общаться глядя друг другу в глаза. Правда, он, Шульце, сам в свое время сделал деньги на нежелании людей покидать дома и идти в магазин, – а теперь он просто не заметил, как все, включая пенсионеров, сделались слишком ленивы даже для того, чтобы взять в руки телефон или дойти до почтового ящика. Он проворонил момент, когда eBay отнял у него покупателей, когда его коллеги стали заискивающе лепить везде эмблему фейсбука и драться за лайки. И вот теперь извольте – облако тегов, очередное громкое слово, от которого ни родителям этих детей, ни уж тем более детям, да и всей Норвегии не будет ни жарко ни холодно, а он, Вальтер фон Аннен, прослывет великим гуманистом.

Людвиг Вебер устало глядел в окно, и в его ушах голос фон Аннена все более становился подобен то ли шуму далекого моря, то ли пересыпаемым из одного ведра в другое мелким камням. Он не знал, что такое облако тегов, не знал даже о том, что такое скайп и фейсбук, а мейлы свои читал раз в день вечером, чинно надев очки и усевшись перед монитором, как когда-то он садился перед радиоприемником. Теперь Вальтер говорил про какую-то новую поисковую систему, googliana, в которой прибыль с каждого десятого клика идет на благотворительность. Людвиг сдержанно улыбнулся Маркусу Штееге, он был с ним знаком и находил его дельным, но отчаянно неинтересным человеком.

– У новой системы женское, нежное имя, – продолжал тем временем фон Аннен, – потому что в первую очередь женщина ассоциируется у нас с милосердием…

– Тут я должна возразить! – взвилась Бритта, и фон Аннен, снова грустно улыбнувшись, замолк. – Женщине милосердие присуще ровно настолько же, насколько и мужчине. Равно как любые другие качества. Но сама идея прекрасна, и мне кажется, в отчете о работе нашего клуба мы должны отвести отдельное место инициативам господина фон Аннена. Мне кажется, господину Хелленхаузену тоже есть что сказать.

Патрик Хелленхаузен, выдержав эффектную паузу, медленным движением перекинул шарф через плечо, щелкнул застежками чемоданчика коричневой кожи и небрежно толкнул через весь стол яркий глянцевый листок. На листке были изображены две фигурки, мужчина и женщина, одетые в пиджак примерно такого покроя, что был на Хелленхаузене – только не антрацитовый, а разноцветный, с вышивкой. Вышивка, свисавшая неряшливой бахромой, в точности повторяла узор норвежского флага.

– Модель будет в магазинах через неделю, – сказал Хелленхаузен, указывая на листок, – часть денег от продаж пойдет на благотворительность. Таким образом каждый сможет показать свое участие в трагедии и просигналить о нем другим. Это, – глянул он на Бритту, – модель унисекс и для женщин, и для мужчин.

Дитмар Шульце в отчаянии склонил голову. Когда, когда он успел? Ведь не футболку с принтом – целый пиджак успел смастерить и запустить в производство. «Не иначе, этот стрелок за месяц предупредил его, – подумал Шульце зло. Вебер сидел, разглядывая то одного, то другого участника собрания с вежливым любопытством. Его передернуло от слова «унисекс». Он подумал о странной, невозможной вещи – одежде, одинаково сидящей на женщинах и мужчинах. Его дочери никогда не придет в голову нацепить на себя брюки, подумал он умиротворенно. В этот момент Косински с невинной улыбкой из-под бороды обратился к нему, предложив поучаствовать в акции, сделать скидки на перелеты для граждан Норвегии. Людвиг улыбнулся, не зная, расценивать ли предложение как шутку, но ему на помощь, слава богу, пришел Маркус Штееге, терпеливо разъяснивший неуместность предложения. В этой маленькой компании Косински слыл оригиналом, и ему подобные выходки прощались.

Тем временем Бритта начала излагать собранию свою идею. Бизнес должен был чем-то опровергнуть то, что утверждал «норвежский стрелок», а заодно с ним и различные радикальные политики. Они все должны показать, что идея мультикультурализма не потерпела крах, а напротив, успешно работает и приносит прибыль.

– Ведь, если подумать, у всех вас есть сотрудники-иностранцы, – заключила она. – Я предлагаю подготовить серию плакатов с двойными фотографиями. На одной – руководитель, имя и название фирмы, а ниже крупно слоган: «В моей фирме работают иностранцы». Ну а на второй фотографии – сотрудник, с именем и должностью. Я и наша партия позаботимся о том, чтобы правительство выделило рекламные площади бесплатно. Итак, что скажете?

Предприниматели дружно закивали и уставились в свои отражения в лакировке стола, и каждый, вероятно, думал о чем-то своем. Бритта посмотрела на них, как учительница смотрит на нерадивый класс, который самый простой вопрос встречает дружной угрюмой тишиной.

– Господин Хелленхаузен, – обратилась она, – ведь в ваших магазинах наверняка работают иностранцы, не так ли?

Хелленхаузен продолжал задумчиво