Воспоминания - Константин Алексеевич Коровин

Шаляпине, контрактах, декадентах. Государь смеялся и сказал, что ему все только и говорят, что о декадентах в Императорском театре.

Вскоре по уходе Волконского Теляковский был назначен директором императорских театров в Петербурге. Императорские театры – опера и балет – делали с тех пор полные сборы, и казенные субсидии театрам уменьшились благодаря этому более чем вдвое.

Газеты долго еще продолжали писать о декадентстве. И вдруг – тон изменился. Про меня начали писать: «наш маститый», «превзошел себя». Уже привыкнув к ругани, я даже испугался: не постарел ли я?..

Шаляпин был в полном расцвете сил и своей славы.

Спектакль в честь Лубе

В Петербург приехал президент Французской республики Лубе. В Китайском театре в Царском Селе был назначен парадный спектакль. Я делал декорации для акта «Фонтаны» из балета «Конёк-Горбунок», из оперы «Фауст» – «Сад Маргариты», а также для сцены «Смерть Бориса», в которой участвовал Шаляпин.

Подошел вечер спектакля. Шаляпин одевался и гримировался Борисом. Режиссеры волновались, как бы не опоздал <…>

– Начинайте, начинайте, – говорил Шаляпин.

В это время в уборную к нему зашел великий князь Владимир Александрович.

Сев против гримировавшегося Шаляпина, он спросил его:

– Ну как? Что-нибудь новое учите?

– Некогда, ваше императорское высочество, – ответил Шаляпин. – Некогда.

– А что же?

– У меня француженка, ваше высочество, и какая! Что учить? Когда учить? Все равно все забудешь. Какая француженка! Вы поймете.

– А, а! – засмеялся басом великий князь. – Что же, все может быть. И давно это с вами случилось?

– На днях.

– Федор Иванович, – говорил оробелый режиссер, – увертюра кончается, ваш выход.

– Я слышу, – сказал Шаляпин и быстро поднялся.

Я вышел с ним на сцену. У выходной двери, сзади декораций боярской думы, режиссер, державший дверь, чтобы выпустить в нужный момент Шаляпина, следил по клавиру. Шаляпин, стоя около меня, разговаривал с балетной танцовщицей:

– Господи, если бы я не был женат. Вы так прекрасны! Но это все равно, моя дорогая.

Тут режиссер открыл дверь, и Шаляпин, мгновенно приняв облик обреченного царя, шагнул в дверь со словами:

– Чур, чур, дитя, не я твой лиходей.

В голосе его зазвучала трагедия.

Я удивился его опыту и этой невероятной уверенности в себе. Он был поразителен <…>

Скандал

После спектакля Лубе уехал. Все артисты были приглашены к ужину. Мы с Шаляпиным уехали в ресторан «Медведь». К нам присоединился основатель русского оркестра Андреев.

В зале ресторана к нам подошел какой-то человек высокого роста, поздоровался с Андреевым и обратился к Шаляпину:

– Я никак не могу достать билет на ваш спектакль. Вы теперь знаменитость, а я вас помню, когда вы еще ею не были. Дайте-ка мне два билета.

– Я же не ношу с собой билетов, – ответил Шаляпин. – Обратитесь в кассу театра.

– Не надо, – сказал пришедший. – И, обратившись к Андрееву, добавил: – Загордился не в меру! Забыл, как в Казани пятерку у меня выклянчил.

Шаляпин побледнел. Я схватил его за руку и сказал:

– Он же пьян.

Но Шаляпин, вскочив, как тигр, сразу перевернул обидчика в воздухе. Сидевшие кругом бросились на Шаляпина, повисли на нем, но он в одно мгновение всех раскидал и вышел в раздевальню. «Едем!» Он весь трясся…

И мы уехали на Стрелку.

– Вот видишь, – сказал Шаляпин, – я нигде не могу бывать. Ни в ресторане, нигде. Вечные скандалы.

Протянув руку, он налил себе вина.

– Смотри, – сказал я, – что это, рука у тебя в крови?

– Да, – ответил он, – что-то этот палец не двигается, распух что-то. Должно быть, я ему здорово дал.

И спросил у Андреева:

– Кто он такой?

– Да ювелир один, я его знаю. Он парень хороший. Ты ведь это зря, Федя, он спьяну.

– Что такое «хороший»? Какие же я могу ему дать билеты! Я же их в кармане не ношу. Вообще, у меня никаких билетов нет. Я оговорил в контракте, что буду сам распределять часть билетов публике, но контракт, понимаешь, Иола потеряла. А из-за этого черт знает что выходит… не верит ведь никто, что у меня билетов нет. Будто я дать не хочу. Придется кассу сделать у меня в доме.

– Ерунда, – говорю я. – Что же, у твоих ворот будет всю ночь стоять народ в очереди?

– Ну так тогда пускай мне дадут полицию, я буду разгонять. Я же говорю, что в этой стране жить нельзя.

Шаляпин опять расстроился.

В это время метрдотель на серебряном подносе подал Шаляпину и нам бокалы с шампанским. Там же лежала карточка. Метрдотель показал на дальний стол.

– Это оттуда вам приказали подать.

Шаляпин взял бокал и стал пристально смотреть на сидевших за дальним столом. Там зааплодировали, и весь зал подхватил.

Аплодируя, кричали: «Спойте, Шаляпин, спойте!»

– Вот видишь, я прав – жить нельзя. – Шаляпин вновь побледнел. – Уйдем, а то будет скандал.

Доро́гой Шаляпин говорил:

– Я же есть хочу. Поедем к Лейнеру, там сядем в отдельный кабинет.

У Лейнера кабинета не оказалось. Пришлось пойти в «Малый Ярославец». В «Малом Ярославце» – о, радость – мы встретили Глазунова с виолончелистом Вержбиловичем. Они сидели одни за столиком в пустом ресторане и пили коньяк. Глазунов заказал яблоко. Вержбилович сказал:

– Мы блины с ним ели. Сидим – поминаем Петра Ильича Чайковского. – Он обратился ко мне: – Помните, как мы здесь часто обедали? – И к Шаляпину: – Жаль, не пришлось ему послушать вас. А то б он написал для вас. Вот Николай Андреевич [Римский-Корсаков] верхним чутьем взял. Учуял, что Шаляпин будет.

– Верно, – подтвердил Глазунов. – Действительно, почуял, что будет артист.

Шаляпин при встрече с большими артистами всегда менял тон. Бывал чрезвычайно любезен и ласков.

– Коньяк хорош, – сказал Глазунов. – И приятно после блинов. Советую с яблоком.

Шаляпин рассказал за ужином про трудности своей жизни и о том, что ему недостаточно платят. Глазунов и Вержбилович слушали молча и рассеянно…

Весна

Слышу, в коридоре звонок. Отворяю – Федор Иванович Шаляпин. Раздеваясь, говорит:

– Весна, оттепель! – Смотрит на меня вопросительно: – Ты в деревню не едешь? Я свободен эту неделю. Ты там на тягу ходишь в лес. Я бы тоже хотел пойти. Я как-то не знаю, что такое тяга.

В коридоре опять звонок. Отворяю – Павел Александрович Тучков в пенсне, в котелке, лицо веселое. Раздеваясь, говорит:

– Весна. Я еду к тебе. Тянет, понимаешь ли, тянет. Понять надо, да, да.

– Куда тебя тянет? – спрашивает Федор Иванович, закуривая папиросу.

– На природу тянет. Вальдшнепы тянут, жаворонки прилетели. Вы ничего не понимаете. Я сейчас ехал на извозчике к тебе. Он меня везет по теневой стороне. Я говорю: «Возьми налево,