Воспоминания - Константин Алексеевич Коровин

– А Феденьке Шаляпину я написал, но он что-то меня не навестил.

* * *

Частная опера продолжалась под управлением Винтер – сестры артистки Любатович. Я не был в театре под ее управлением. Там делал постановки Врубель, с которым Шаляпин поссорился окончательно. А потом, кажется, и со всеми в театре.

Обед у княгини Тенишевой[35]

Я вернулся в Париж и занимался устройством русского отдела выставки. Однажды утром, как сейчас помню, приехал Шаляпин в гостиницу на рю Коперник и поселился со мной.

Была весна, апрель. Я торопился с работами: первого мая открывалась выставка. В русском отделе все было готово.

Во время работ по размещению экспонатов Шаляпин был всегда со мной на выставке. Для этого даже получил отдельный пропуск. Но скучал и говорил:

– Ну, довольно, кончай, пойдем завтракать. Ты посмотри на мой Париж, – говорил он с акцентом, подражая какому-то антрепренеру.

Шаляпин был весел. Говорил:

– Я здесь буду петь.

Княгиня Тенишева приглашала Шаляпина к себе, и князь усердно угощал его роскошными обедами и розовым шампанским, приговаривая: «Пейте. Все вздор!» И оба усердно выпивали.

Но вышло недоразумение. Княгиня позвала Шаляпина на большой обед в их особняке на рю Бассано. Было приглашено много народу. В конце обеда княгиня просила Шаляпина спеть. Шаляпин отказался, говоря, что у него нет с собой нот. Но оказалось, что уже был приглашен пианист и приобретены ноты его репертуара. Пришлось согласиться.

Шаляпин пел. Приглашенные гости-иностранцы были в восхищении от замечательного артиста. Он пел много и был в ударе. Утром на другой день Тенишев прислал Шаляпину в подарок булавку с бриллиантом. А Федор Иванович как раз в это время сидел у меня и писал счет за исполненный концерт. Счет был внушительный, и тут же был послан князю Тенишеву с его же посланным.

В полдень, отправляясь завтракать на выставку, мы встретили у подъезда того же посланного. Он принес большой пакет с деньгами от князя Тенишева и попросил Шаляпина дать расписку в получении.

В ресторане за завтраком я сказал, смеясь:

– Что ж ты, Федя, получил и булавку, и деньги.

– А как же, булавка – это подарок, а я за подарок не пою. Это же был концерт. Я пел почти три часа. Какие же тут булавки!

– Ты так перед отъездом и не повидал Савву Ивановича? – спросил я.

– Нет, я же не понимаю, в чем дело. Арест. А ты думаешь, что он виноват?

– Нет, я не думаю, что он виноват. Этого не может быть, – сказал я убежденно.

– Это, должно быть, Тертий [Филиппов] ему устроил праздник. Он же контролер. У него все виноваты.

– А вот ты Тертию за концерт счета не напишешь.

– Ну нет! Я ему тоже счетик написал! Заплатил. Но уж больше меня в хор петь не зовет. – И Шаляпин засмеялся.

На выставке мы завтракали в ресторане «Бояр», где стены были из одного стекла. Весеннее солнце весело играло по столам. Недалеко, в стороне, сидел какой-то господин и все посматривал на нас.

– Это русский, – сказал Шаляпин.

Рядом с ним сидели двое иностранцев. Разбавляя абсент, они лили в длинные бокалы, поверх которых лежали кусочки сахара, воду. Русский позвал гарсона и заказал ему тот же напиток, что пили иностранцы, но щелчком сшиб сахар с бокала и велел налить его абсентом дополна. Гарсон вопросительно посмотрел на чудака. Русский, встав, сказал:

– Федор Иванович, ваше здоровье! – И одним духом выпил весь стакан абсента.

– Постой, – сказал Шаляпин. И, поднявшись, подошел к русскому.

– Что это вы пьете?

– Без воды надо это пить, они не понимают.

– Ну-ка, налей.

И Шаляпин тоже выпил абсента без воды.

– А крепкая штука, в первый раз пью. Водка-то наша – просто вода…

Возвращение в императорские театры

По открытии Парижской выставки, в мае 1900 года, я получил письмо от управляющего московскими императорскими театрами Теляковского, в котором он мне предлагал принять на себя ведение художественной части московских императорских театров и сообщить о времени моего приезда в Москву.

Я сказал об этом Шаляпину.

– Придется и тебе петь в Императорском театре.

– Вряд ли, – ответил мне Федор Иванович, – они меня там терпеть не могут. Да к тому же считают революционером.

– Какой ты революционер!.. Где ж ты будешь петь? Мамонтов ведь разорен.

На этом разговор наш оборвался.

По приезде моем в Москву, на другой же день утром, ко мне приехал очень скромного вида человек, одетый в серую военную тужурку. Он был немножко похож на простого русского солдата. В светло-серых глазах его я прочел внимание и ум.

Он просто сказал мне:

– Я бы хотел, чтобы вы вошли в состав управления театрами. Страдает у нас художественная сторона. Невозможно видеть невежественность постановок. Я видел ваши работы у Мамонтова, и мне хотелось бы, чтобы вы работали в театре. Жалею, что нельзя привлечь Мамонтова, с ним такое несчастье.

– А как же с оперой? – сказал я. – Ведь опера – это Шаляпин. Какая же русская опера без Шаляпина?

– Да, это правда, – согласился Теляковский. – Но это очень трудно провести. Хотя я об этом всегда думал.

В тот же день я приехал к Теляковскому, и мы с ним проговорили до шести часов утра <…>

* * *

Шаляпин тем временем ежедневно вел с Теляковским переговоры. И Теляковский говорил мне, смеясь:

– Ну и особенный человек ваш Шаляпин. Вы знаете, какие пункты он вносит в контракт? Например: постоянная годовая ложа для его друга Горького. Потом еще три ложи для его друзей, которых, оказывается, он даже поименно не знает. Потом плата, невиданная в императорских театрах, – полторы и две тысячи за спектакль. Притом он уже несколько раз терял подписанные мной с ним контракты. Наконец, знаете, что я сделал? Я подписал ему чистый бланк, чтобы он вставил сам пункты, какие ему нравятся. Все равно, кроме платы, ничего выполнить невозможно. Например: у его уборной должны находиться, по его требованию, два вооруженных солдата с саблями наголо…

Я не мог слушать эти рассказы без смеха.

– Зачем же это ему нужно?

Теляковский отвечал, тоже смеясь:

– А как же! Для устрашения репортеров.

Через некоторое время Теляковский вновь мне сказал:

– Шаляпин-то ваш опять контракт потерял. Жена его положила в шкаф, а шкаф переменил мебельщик. Все ищет, пока поет без контракта. Чтоб удовлетворить его требования, пришлось повысить цены на его спектакли. Что делать? Великий артист. Я лично рассказал государю о