Новый Мир ( № 9 2008) - Новый Мир Новый Мир

Со стороны это можно было принять за эгоизм, но эгоист обычно имеет в виду некую свою выгоду — впрочем, быть может, “ свобода от” в описанном случае и может считаться “выгодой”?

Вспоминая эту историю через много лет, я думаю, что этой паре все-таки повезло. Если бы они пытались сделать то, что в быту называется “сохранить семью”, это был бы ад для всех.

Старше пятидесяти

Даже младшим из моих близких друзей нынче больше пятидесяти — их семейная жизнь, удачная или не очень, сложилась до начала перестройки. Это важно потому, что тогда даже бунтари были детьми тех, кого по-английски называют square — то есть “правильными”.

Один из самых дорогих мне людей был гомосексуалистом, но когда однажды об этом меня спросила наша общая знакомая из старшего поколения, я недоуменно пожала плечами. Подобные сюжеты никогда не обсуждались с третьими лицами — ведь тогда за гомосексуализм полагалась статья .

Наше сочувствие западным бунтарям 60-х было столь же несомненным, сколь и пассивным, — фильм “Hair” у нас не шел, но “все мы” его раньше или позже посмотрели; о том, что один замечательный художник пробовал наркотики, знали вовсе не только его ближайшие друзья, однако об этом старались не упоминать даже после его неожиданной ранней смерти — предположительно от инсульта.

Можно было не одобрять образ жизни своих родителей, но о жизни в сквотах мы едва слыхали. Формальности типа печати в паспорте мало кого интересовали, разве что этого требовали какие-то внешние обстоятельства. Однако промискуитет считался уделом “богемы”, а с ней пересекались жизненные пути очень немногих из нас.

Конечно, вокруг меня люди сходились и расходились, но обыкновенно измены и разрывы воспринимались нами как несчастья , а не как малозначимые эпизоды. Даже трижды женатый Женя вовсе не желал слыть сторонником “свободы нравов”. Помню, как он устроил мне сцену за то, что во время какого-то утомительного заседания я при всех (!) попросила у него носовой платок, чтобы вытереть свои очки. Я не смогла его уверить в абсолютном равнодушии этих “всех” к нашим персонам, не говоря уже о том, что платок я попросила шепотом.

Правду сказать, мы сами были square .

Позитивную сторону консерватизма, который был свойственен моему поколению, я и сейчас вижу в стремлении различать браки и романы. К сожалению, социальная ситуация этому не слишком способствовала. Мои ровесники только к концу 60-х получали некоторые шансы обзавестись собственным жильем, повседневный обиход был откровенно тяжелым, надежных контрацептивов вообще не было.

Любая молодая семья с грудным ребенком испытывала напряжения, сегодня уже труднопредставимые. Готов ли муж гладить пеленки? Как добыть нужное лекарство, хороший детский крем или присыпку? Где взять коляску, которая не развалилась бы при спуске по крутой лестнице с пятого этажа (стандартные пятиэтажки строились без лифтов)? До памперсов, бумажных полотенец, детских смесей без лактозы и “правильных” бутылочек надо было еще дожить.

Я не сторонник идеи, что трудности сами по себе закаляют. Но жизнь в браке предполагала, что некое испытание “на прочность” люди уже выдержали, когда у них был роман. Часто мы ошибались.

Моложе тридцати

Круг моих знакомых этого возраста определяется тем, что почти все они либо мои самые младшие ученики, либо дети друзей и старших учеников. Они приходят меня повидать вместе со своими sweethearts , и будущие семейные пары образуются у меня на глазах. Случается, что через год-другой они расходятся, так что впредь я сохраняю отношения только с одним/одной из них.

Профессиональная деятельность этой молодежи куда более разнообразна, чем когда-то у их ровесников. Даже после “академической” аспирантуры притягательным, а для не имеющих своего жилья — единственно возможным занятием все чаще становится работа в каком-нибудь “бизнесе” — в фирме, торгующей компьютерами или лекарствами, в банке, в дорогой частной школе, в глянцевом журнале и т. д. Даже среди москвичей почти никто не живет вместе с родителями, так что съемное жилье — скорее норма.

При том, что быт сейчас — уже не проблема, эти молодые пары уделяют массу внимания материальной стороне жизни. Они практичны и информированы во всем, что касается путешествий за границу, покупок по Интернету, всевозможных распродаж, пользы сайтов “отдам даром”, цен на бензин и подержанные машины и т. д.

Устроение быта и — в особенности пока нет детей — удовлетворение разнообразных материальных пристрастий порождает все новые потребности и способствует установке на так называемое “престижное потребление”. А эта установка, как известно, распространяется далеко за пределы собственно материального : в одних кругах престижно не пропускать концерты приезжих знаменитостей, в других — кататься на лыжах в Австрийских Альпах, в третьих — посещать новые рестораны, в четвертых — иметь коллекцию лучших записей замечательного оперного певца и, соответственно, новейшую аппаратуру для их прослушивания.

Вопрос “иметь или быть?” уже решен, поскольку иметь — это для них и значит быть . Вернее сказать, не иметь заведомо означает не быть , так что “потребительская лихорадка” выступает как суррогат процесса самоопределения в мире. В подобных заботах растворяются различия не только между интересами членов семьи, но и между их ценностными ориентациями.

Он в свои двадцать семь отлично зарабатывает, занимаясь рекламой, которую откровенно презирает. Она тоже не любит свою работу, зато там платят . Я знаю, что именно она любит готовить и что она предпочитает носить, но понятия не имею, читает ли она что-нибудь и чего вообще она хочет от жизни. Удивительным образом его вовсе не занимает ее внутренний мир.

Связывает эту пару в семью именно совместное потребление. Сначала они делали ремонт с перепланировкой. Потом меняли маленькую квартиру на большую. Потом они сдали эту квартиру и сняли за городом дом. Теперь размышляют, нельзя ли купить этот дом или похожий.

Нет, я не брошу в этих молодых людей камень.

Любимая работа — благо, достающееся в жизни не каждому. Да и в любимой работе всегда есть элементы рутины: случается, что большая часть времени приходится на однообразный и тяжелый труд. Такова плата за свободу выбора.

Мне (как почти всем) временами приходилось работать исключительно ради денег, но я предпочитала — как это сформулировала Лидия Гинзбург — покупать за эти деньги время для своей любимой работы, а не, например, дорогой фотоаппарат, хотя тогда я увлекалась фотографией.

“Охота же вам размышлять о таких банальностях”, — скажете вы.

Меж тем я никак не привыкну к тому, что описанное выше нормально для семьи, где на молодых супругов приходится три вузовских диплома. А вдруг она встретит человека, который предложит ей не только хорошо обставленную квартиру, но еще и небольшое поместье в Шотландии?..

Разумеется, есть и совсем, совсем другие. “А все-таки жаль…” — жаль, что этих других так немного.

Халат Обломова

Знаменитый халат знаком русскому читателю с юности: он воспринимается как метафора губительного бездействия. Но ведь метафоричен не только этот халат, но и весь роман в целом. Мастерство Гончарова, среди прочего, в том и состоит, что почти все его характеры остаются живыми, не утрачивая силу метафор.

Фактический брак Ильи Ильича с Агафьей Матвеевной — это метафора беспредпосылочности чувства; перечисление разных бытовых деталей здесь лишь способ заразить читателя верой в незамутненность отношения Агафьи Матвеевны к Обломову каким-либо интересом . Полное приятие ею Ильи Ильича как он есть — это приятие именно супружеское. Что же удивляться любовному отношению жены к мужнину халату (тут я согласна с позицией Владимира Холкина, сформулированной в его статье “Душечка или душа?”).