Вынужденное знакомство - Татьяна Александровна Алюшина

На следующий день и мама ее поддержала.

– Какое счастье, что вы расстались, – произнесла с чувством Елизавета Егоровна, рассматривая фото и видео от Александра на Полином смартфоне.

Встретив ранним утром на вокзале маму с Саввушкой, Поля привезла их домой, накормила завтраком, за которым, не удержавшись, и показала Елизавете Егоровне присланный Александром «привет».

– Какое счастье, – повторила мама. – Разве нормальный мужчина прислал бы такое бывшей невесте?

– Да, наверное, повезло, – согласилась с мамой Поля и спросила: – Только отчего ж так тошно-то, а? Не больно, не обидно, а именно тошно, мам?

– Да просто всё, доченька, – улыбнулась немного печально мама. – Ты никогда не любила по-настоящему. Ни разу. Даже бурной подростковой влюбленности не проходила.

– А Федя? – возразила с умеренной горячностью Полина.

– Да ну, брось, – отмахнулась Елизавета Егоровна, – какой там Федя. Все подружки влюблялись, и тебе хотелось не отставать от них, вот и придумала себе, что влюблена в Федю, который на самом деле был тебе глубоко безразличен. Вспомни, ты ему звонить забывала и на свидания ходила через раз, отговариваясь всячески. Какие там чувства, ты ж не думала о нем днем и ночью, да так, чтобы прямо ни быть, ни слыть – люблю Федю, не могу. А вот он в тебя был влюблен по-настоящему.

– М-да, – вспомнив позабытого ухажера, вынужденно согласилась с мамой Полина, – Федька был классный, мне с ним было весело, но… пожалуй, ты права, никаких таких особых чувств я к нему не испытывала.

– Да ни к кому не испытывала, – продолжила свою мысль Елизавета Егоровна. – И роман твой с Алексеем был так, ни уму, ни сердцу: прикинули вдвоем, что вам вроде бы неплохо вместе, и решили съехаться. Потерлись, пожили, сколько могли, и так друг другу надоели, что радостно разбежались при первой же возможности.

– Не, – посмеялась Полина, – с Лешкой было интересно и смешно. Он постоянно меня смешил до слез. Наверно, поэтому мы и продержались так долго, почти год.

– Вот-вот, – подхватила мама. – Тебе с твоими ухажерами было весело, забавно, интересно, и не более того. А Александр оказался совсем другой, у него все серьезно, продуманно, основательно, к тому же он из определенной среды, поближе к элите, по крайней мере стремится в ней быть. Вот и взвесила ты все «за» и «против» и решила, что он отлично подойдет на роль мужа. Но поскольку на вранье и неискренность у тебя идиосинкразия с детства, то ты придумала и убедила себя, что любишь его. И так хорошо убедила, что всерьез принялась переживать, когда вы расстались, на самом же деле испытывая облегчение. И тошно тебе не оттого, что он картинки о своей красивой жизни прислал, а оттого, что ты так долго обманывала саму себя и понимаешь это, оттого, что придумала себе идеальные отношения, а теперь коришь и обижаешься на себя за тот мираж, что создала в воображении, за то, что не разглядела Александра настоящего.

– Ержин Попаданыч, мама, вот права ведь, – даже расстроилась Полина настолько точному попаданию мамы в суть проблемы.

– Да не грусти, Поленька, – приобняла Елизавета Егоровна дочку рукой за плечи. – Все наладится.

И, помолчав, объяснила проникновенным, тихим голосом:

– Ты просто не испытала пока настоящей любви, поэтому тебе не с чем сравнивать. Ты была слишком маленькой, когда Паша умер, еще не вошла в подростковый возраст, когда девочки начинают интересоваться любовью и смотрят на все через призму этого своего интереса. Наши с отцом отношения ты воспринимала как норму, но еще не могла понять всей их глубины и силы.

Она с нежностью погладила дочь по голове.

– А любовь – это… – не сразу смогла подобрать слова мама. Задумалась и, просветлев лицом, словно помолодев в один момент, перенеслась, видимо, мысленно туда, где была-жила со своим Павлом. – Это всепоглощающее чувство, когда ощущаешь себя спаянной с любимым человеком, одним организмом, одним дыханием, у вас даже мысли совпадают. Когда ты ничего с собой не можешь поделать и все твои помыслы, чувства, ощущения устремлены к нему и связаны только с ним и только о нем. И ты паришь, отдаваясь полностью этой любви… когда это чувство взаимно. Это непреодолимо, сила любви настолько мощна, что где бы вы ни были и что бы вас ни разделяло и ни разводило, она все равно обязательно притянет людей друг к другу. Любовь меняется с годами, обрастает привычками, бесконечной нежностью, становится более глубокой, отпускает чрезмерную страстность, но она навсегда остается с тобой, при любых обстоятельствах. Павлуши нет уже двадцать три года, а я люблю его все так же… – вдруг судорожно вздохнула-всхлипнула Елизавета Егоровна, стараясь справиться с грозящими пролиться слезами. – Он со мной, понимаешь, Поля, и всегда останется со мной. Я чувствую его присутствие, разговариваю с ним, советуюсь и все так же люблю.

– Мамуль… – срезонировав с мамой, собралась поддержать ту слезами и Полинка, обняла, прижала к себе, торопясь успокоить. – Ну ты чего?

– Да ничего, дочь, – похлопала по обнимавшей ее дочерней руке мама, вздыхая и отпуская налетевшую минутную грусть-печаль, и повторила: – Ничего. Себя ведь жалеем, осиротевших без них и без их любви.

– А он тебе отвечает? – спросила осторожно Полина.

– А как же, – усмехнулась Елизавета Егоровна, вытирая вырвавшуюся слезинку, – иногда даже ворчит, когда я не послушаю его совета и напортачу что-нибудь. Ладно, – взяла себя окончательно в руки она, – не обо мне речь сейчас, а о тебе. Неужели ты действительно настолько сильно переживала, что рассталась с Александром?

– Да нет, – чуть помедлив с ответом, призналась Поля. – Переживала, конечно, и неприятно ужасно было, и обидно. И на себя злилась, что так ошиблась в человеке. Но… просто это его предательство, оно, что называется, до кучи пришло. Дополнило весь уже накопившийся негатив и неприятности, которые на нас навалились, усугубило и добавило душевной боли.

– Да-а-а… – вздохнула тяжко Елизавета Егоровна. – Неприятности и беды все в одну кучу свалились, это ты права.

– Мам, – тут же вспомнив о насущных трудностях, спросила Поля. – А про Настю ничего не слышно? А то я сижу здесь, как сычиха на болоте, и никаких новостей не знаю.

– Вадим Юрьевич, ну, следователь или контрразведчик, бог их разберет, – принялась рассказывать мама, – он с Васей регулярно связывается и, насколько это возможно, держит его в курсе. Так вот, он говорит, что они постоянно шли по следам Фаруха и Насти, буквально на пятки тому наступали. Но всякий раз он уходил и скрывался за считаные часы, а то и минуты до того, как врывался в дом или