Вынужденное знакомство - Татьяна Александровна Алюшина

Находила-а-ась, натопталась, но определенный первичный результат получила вместе с четким пониманием, куда и как ей двигаться дальше в этом направлении.

Вечером поехала в больницу. К бабуле доктора опять не пустили, разрешили лишь помахать рукой издалека, но и за то спасибо. Бабушка Полине не показалась такой болезненной, как первый раз, когда она увидела ее, приехав, – исхудавшую, бледную и замученную болью, лежавшую тогда, вытянувшись «солдатиком» на кровати.

– Так Василиса Макаровна идет на поправку, – пояснил Полине доктор, когда она поделилась с ним своими наблюдениями. – А что небольшой приступ случился, ну так бывает в процессе лечения. Ничего. Она у вас молодец, настрой у нее правильный, старается.

– Да, она у нас такая, настоящий боец, – подтвердила Поля, улыбнувшись сквозь тревогу.

Села в машину, настраиваясь на то, что надо просто доехать домой, настолько устала, что и ногами шевелить было трудно, и тут обнаружила, что разрядился телефон. Подключила его к автомобильной зарядке, и минут через пять, набрав минимальный процент, тот начал пикать, оповещая о поступающих одно за другим сообщениях. Полина не стала тут же открывать и проверять, кто и что ей там отправил, резонно рассудив, что ждали эти сообщения сколько-то там времени, подождут еще немного.

А загнав машину под крышу стоянки на своем участке, вышла из нее, открыла и посмотрела, что ей там прислали, и… И словно удар под дых получила, даже дыхание перехватило.

Десять фото и два видео прислал ей бывший жених Александр с курорта класса лакшери на Мальдивах, и на всех он был запечатлен в компании молодой красотки. На том самом курорте, который они с Полиной бронировали для их поездки в медовый месяц. Во всех прекрасных видах и позах – играющий в океанской волне, загорающий, лежа на шезлонге с замысловатым коктейлем в руках, плавающий в бассейне, страстно целующийся под пальмой… И немного сексуальности в немыслимых размеров постели апартаментов. И на каждом снимке выгибалась эротичной кошечкой, выпячивая прекрасную грудь и округлую попу, стройная блондинка, трепещущая в объятиях Александра.

Полину замутило, и стало вдруг так обидно за себя, за все свои глупые надежды и мечты, за то, что настолько обманулась в человеке, которого, как ей казалось, любила. Сделалось нестерпимо больно где-то возле сердца, видимо от добравшихся туда осколков «розовых очков», разбившихся, как сказал сосед, «осколками вовнутрь».

Тошно, тоскливо-противно на душе стало…

Она помаялась, шастая из угла в угол по дому и по участку, не в силах ни на чем сосредоточиться и ничего сделать, не находя себе покоя, пока неожиданно не зацепилась взглядом за кофр с гармошкой, что стоял на шкафу в ее девичьей светелке, словно сам дедушка Егор Андреевич подсказал и подвел ее к верной помощнице-подруге и средству от печалей.

Он так говорил, наставляя внучку:

– Если прижмет жизнь, Полинушка, и тошно на душе станет, что прямо невмочь, то всегда поплачет, посочувствует и разделит страдания с тобой подруга твоя верная, гармонь, и песня. И поможет, и исцелит. Не бросай, люби да береги ее.

Берегла и обихаживала родную гармонь деда Егора бабушка Василиса, отдавала раз в год на профилактику мастерам, а когда приезжала Полина, гармонь торжественно доставалась со шкафной «ссылки» и переносилась на постоянное место в гостиной. И каждый день Полина хоть разочек, да брала инструмент в руки и играла что-нибудь, просто по ладам пробегалась или пела песню, пришедшую на память и подходящую к настроению, а бабуля и все домашние обязательно подхватывали и подтягивали. А после отъезда Полины гармонь отправлялась снова на шкаф в светелке, ждать следующего ее приезда.

Как же это она про нее совсем забыла-то в этот раз? «Вот как жизнь скрутила, что даже про подругу верную позабыла ты напрочь, Полина Павловна!» – укорила она себя.

И, достав любимый инструмент, привычно закинув на плечо ремень, приладившись и взяв пару аккордов, почувствовала Поля, что попускают ее и тоска, и обида. И неожиданно посетило внезапное понимание: а ведь она ни разу не говорила Александру, что умеет играть на гармошке. И песен ему любимых не пела. Она даже к бабушке Василисе его ни разу не привозила, неосознанно чувствуя, что не надо этого делать, не примет его бабуля и осерчать может.

Вот ведь странность какая. Ну надо же, что подсознание-то с нами вытворяет порой, а мы топаем за ним, не отдавая себе отчета, что именно оно нам транслирует и куда ведет.

Ну и козлищу его по рогам! В том смысле, что не подсознание, а бывшего жениха…

И, растянув меха, Полина запела во всю свою ширь любимую дедовскую песню:

– Милай друг, я тебя никогда не забуду…

И пела, отдаваясь музыке, старательно выводя слова и голосовые модуляции, а допев, подумала, что чего-то не хватает в этой «гармошкотерапии». Прислушалась к себе и поняла: ритуала!

Не хватает полноты ритуала. Как положено расставаться с ушедшей любовью и обманувшим женихом? Правильно – выпить-закусить в хорошей компании понимающих друзей, попеть жалостливые песни, непременно закончив песенный ряд бойким «посылом» подальше и навсегда.

Песни есть, а вот компании и выпить-закусить не хватает.

Ну с компанией, так и бог с ней, а вот со вторым ингредиентом…

Полина не любила и практически не пила крепких напитков, ну очень редко и не больше рюмки за компанию. Это после истерики она хлопнула, вместо лекарства, а так… Но дело в том, что кроме бабулиной наливки, кстати, в основном в качестве именно что лекарства, иного спиртного в доме не держали. Подумав, она вспомнила про квас, который сделала по просьбе бабушки Василисы, уж больно той кваску холодненького захотелось хоть глоточек. Глоточек и даже два врачи разрешили, и Поля расстаралась, поставила бродить.

А что, неплохая мысль. Смешав квас и рюмочку наливки, попробовала – что называется, ни два ни полтора. Квас отличная штука, и наливка хороша, но сами по себе и в отдельности, а вместе что-то не то.

Но мудрить и придумывать ничего больше не стала, а приступила к ритуалу проводов любви.

В самый разгар которого неожиданно явился вездесущий сосед. Вот вам и «компания» припожаловала, как бабуля говорит. И неплохая компания оказалась – обалдел, правда, Прохор Ильич сильно, лицезря Полину в ипостаси народной песенницы, но подбодрил и искренне поддержал в который уж раз.

Поля была ему благодарна. За человечность, сочувствие и понимание.

А когда легла спать, прислушалась к себе и ощутила, что не болит ничего – ни душа, ни сердце – и не свербит занозой обиды