Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский

– Русские женщины потрясающие! – кричал Вольфганг. – Вы когда-нибудь видели, чтобы немка так выглядела? Они совсем не думают о том, чтобы выглядеть женственно… – При этом он не забывал хватать Сессилию сначала за руку, потом за коленку и периодически целовать ее в шею. Впрочем, скоро он понял, что ему ничего не светит, и, сняв в банкомате деньги с корпоративной кредитки, остановил на одной из девушек долгий взгляд.

– В Москве русские раньше так ездили по центру, на извозчиках, с девушками и шампанским, – рассказала Ева Сессилии, слегка усмехнувшись.

Видимо, что-то подобное осталось в городе до сих пор, во всех этих огнях, широких улицах, в воздухе – компания из «Дойче Люфттранспорт Ост» возвращалась в гостиницу на такси, девушки в ярких платьях сидели на коленях. А Сессилия всю оставшуюся ночь просидела в лобби отеля с одним журналистом. Грустным взглядом проводив веселящихся директоров, тот заговорил о вкусе и чувстве меры. Сессилия поддерживала разговор и думала – а что если бы у этого журналиста, который тут ест и пьет по приглашению, было столько собственных денег? В какой-то момент она просто спросила его об этом.

– О, если бы у меня была такая потребность, я бы вызвал девушку себе в номер. Без всего этого балагана…

Сессилия замолчала и молчала все утро, пока похмельная компания завтракала, ехала в аэропорт, проходила контроль. Вольфганга у рамки металлодетектора обыскивала женщина-пограничник, он довольно хихикал и спрашивал, нельзя ли пройти через рамку еще раз.

Салон первого класса, как и на пути в Москву, был практически пуст – в первом ряду летел скучного вида мужчина в очках и с бородкой, в поношенной куртке. Сессилия села одна, подальше от всей компании, и готовилась лететь в одиночестве, спать, читать – но рядом на сиденье бухнулся молодой парень, бритый, в док-мартенсах и кожаной куртке. Сессилия подумала даже, что пассажиры первого класса никак не выглядят таковыми… Парень откинулся на спинку, закатил мутные глаза – кажется, ему тоже было плохо. Полистал газету, отложил. Со стюардессой говорил по-английски, заказал джин с тоником. Получив, посмотрел на Сессилию, поднял бокал к глазам, словно чокаясь.

– Что вы делали в Москве? – спросила она потом, на высоте, когда самолет сонно пробирался над облаками, глотая положенное количество километров.

– Пил, – ответил парень, – гулял. Видите ли, какой-то московский идиот купил мою картину…

По окончании практики Сессилию не взяли на работу в «Дойче Люфттранспорт».

* * *

– И что Касабланка? – спрашивала Ева, отпивая из бокала белое вино. – Вы, кажется, ездили туда?

– Ну да, – отвечала Сессилия.

– Это в Испании?

– Если бы, – вздохнула Сессилия. – Мне кажется, Дэн тоже думал, что в Испании. Это Марокко, Африка.

– О боже!

– Ты не подумай, я очень уважаю дальние страны, традиции… Просто – мне там было неуютно… Мы собрались туда, хотя у Дэна совсем не было денег.

– Погоди, он же продавал картины…

– Так когда это было! – снова вздохнула Сессилия. – И потом, за сколько он их продал? Даже ту, московскую: тысяч двадцать – двадцать пять, я думаю.

Ева снова сделала глоток, посмотрела на свои туфельки – с круглыми носками, на каблуке, с блестящей застежкой – стилизация под шестидесятые. Рядом под столом располагались ноги Сессилии, обутые в белые кроссовки Nike air.

– Я очень хотела посмотреть Касабланку. Другая страна, у моря. И потом – просто хотелось побывать там, где был снят этот фильм. Романтическое место. И представляешь, там – мы… Дэн рассказал мне, что ни одного кадра не было снято собственно в Касабланке – а большая часть в павильоне, ну и кое-что в берлинском аэропорту Темпельхоф. Я не поверила. Он показал статью в «Википедии» – но я точно знала, что есть это кафе, Ricks Bar, видела в интернете фотографии, мне туда хотелось. В общем, я его вытащила.

В Касабланке было всего две гостиницы, по крайней мере, так выдавал интернет. Мы заказали номер, купили билеты через Мадрид. Каждый заплатил за свой билет. Я немного заняла у мамы.

Накануне отъезда мы поссорились. Он ходил куда-то к друзьям, провисел там всю ночь, вернулся утром, чемодан не собрал. Я лазала в интернете, составляла программу поездки, смотрела на часы – а он один раз позвонил, пьяный, сказал, придет позже – и его телефон отключился. Я не спала, хотя, когда он пришел, сделала вид, что только встала. Хотела показать, что мне все равно…

– Ну да, – Ева посмотрела на Сессилию, которая, похоже, собиралась заплакать. С ней это часто бывало. Та самая Сессилия, о которой Дэн говорил Еве, что она «слишком холодная, слишком практичная» и которая спит под своим одеялом, отвернувшись: «Мне неудобно вообще с кем-то спать. Даже с тобой».

– Мы оба были сонные и злые, весь перелет до Мадрида друг с другом не разговаривали. В Мадриде я предложила пойти в музей Прадо, но он отказался. Я уже тогда знала, что он равнодушен к музеям. В Берлине он вообще не бывал в музеях – только в бункере Гитлера. И еще – в Музее нацизма в Нюрнберге. У него такая странность, и я уже поняла, что лучше об этом не говорить. В результате мы бесцельно прошлялись по улицам, зашли в какие-то магазины и поехали в аэропорт.

Самолет на Касабланку был маленький, нас посадили со старым арабом в тюрбане. Дэн, сидевший у прохода, сразу напрягся, и, когда стюардесса принесла еду и попросила его передать нашему соседу у иллюминатора, тупо выпялился на нее, и не двинулся с места – будто не понял. Я сама передала через него старику коробочку с едой и кока-колу – в таком же красном стаканчике, как во всем мире – но «кока-кола» было написано на нем по-арабски, хоть и знакомым всем шрифтом. Выглядело это совершенно нереально, и я тихонько показала Дэну на стаканчик.

– Ничего смешного, – сказал он громко. – И зачем ты ему что-то передала? Такой же урод в тюрбане сидел в том боинге, который разрушил Всемирный торговый центр.

Я зашикала на него, но он махнул рукой:

– Эти идиоты все равно не понимают по-английски.

Старик араб с трясущимися руками ел салат, и мне было его жалко.

Мы прилетели в Касабланку поздно и вышли в теплую ночь, полную цикад, тропических запахов и близости моря… Долго не могли найти такси, потом нашли маленький красный «Пежо», очень старый, с надписью «Le petit taxi»[5]. Водитель сначала не понимал, куда нас везти, потом вроде бы понял, но привез все равно не туда.