Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Видишь, – сказал он, – это все новое, сделано недавно».
Но и он улыбнулся. Мы заказали по коктейлю, который был, как и все, что содержит импортный алкоголь, ужасно дорогим. Потом взяли бутылку местного вина, какую-то марокканскую еду. На подмогу к пианисту на сцену вышла небольшая группа, певица запела что-то из популярного джаза. Мы чокнулись вином, выпили – все тревоги как будто отступили. За стойкой напротив нас сидела немолодая, хорошо одетая женщина, что-то писала на маленьком ноутбуке. Иногда она уходила на кухню, разговаривала с официантами, многие посетители, видимо завсегдатаи, с ней здоровались.
«Наверное, хозяйка», – кивнула я на нее.
«Ну да, – ответил Дэн, – не Богарт же. Все тут не так…»
Мы допили бутылку, приятная атмосфера бара погружала в сон.
«Выпьем еще?» – спросила я.
«Нет, давай попросим счет».
Мы подозвали официанта. Дэн заглянул в счет, вскинул брови, полез за бумажником. Я тоже посмотрела на сумму. Он вынул из кошелька ровно половину, положил на стол и передвинул счет ко мне. Я не двинулась.
«Ну?» – спросил он, глядя на меня. Официант ждал.
«Дэн, – сказала я, – у меня сейчас нет денег. Банкомат не прочитал карточку… Там какая-то ошибка, мы разберемся…»
Официант с любопытством смотрел на нас. Дэн тяжело вздохнул, хотел что-то сказать, потом посмотрел на хозяйку и отсчитал остальное – ровно, без чаевых. Официант разочарованно забрал деньги и натянуто пожелал нам хорошего вечера. Дэн взял меня за локоть и повел на улицу.
«Что все это значит? – зашипел он на меня уже в дверях. – Как это у тебя нет денег? Ты меня потащила в эту дорогую забегаловку для туристов, и теперь у тебя нет денег?»
«Дэн, – пыталась успокоить его я, – с моей карточкой что-то не так. Дэн, пойми…»
Мы вышли на улицу, он резко зашагал к белому «Мерседесу».
«Что „пойми“?! – резко гнусавил он на своем ковбойском американском. – Какого черта? Ты меня потащила сюда, в эту страну террористов. Я за себя плачу, а у тебя, оказывается, нет денег!»
Мы уже стояли возле такси, араб-таксист открывал дверцу.
«А тебе неинтересно? – вдруг закричала я. – Тебе неинтересно здесь? Это другая страна, понимаешь?! Ты задолбал меня со своими террористами! Ты всех называешь террористами, а сам рисуешь своих нацистских орлов! И ничего другого не хочешь знать! Это другая страна, ты, художник! Другая культура!»
«Срал я на эту культуру! – отвечал он, садясь в такси. – А орлы эти не мои, это ваши орлы!»
«Пошел ты к черту со своими деньгами и своими орлами! – орала я, глядя на него, сидевшего в машине, сверху вниз. – Ты не можешь заплатить в ресторане за женщину – пошел к черту! Fuck off, fuck off!»
Он ничего не ответил – просто хлопнул дверцей перед моим носом. Машина немного постояла и поехала прочь.
Я осталась в темноте на улице, в незнакомой стране, одна, без всего. Я видела, как белое такси растворялось в темноте, становилось белым пятном, потом – двумя красными фонариками габаритов, потом – исчезло за углом. Компания подростков переходила улицу в моем направлении – я быстро свернула в переулок, привалилась к стене и заревела. Вокруг шевелился город, кто-то проходил, воздух, который я шумно втягивала в себя, был теплый, летний, – оттого было еще обиднее, что не получилось то, чего хотелось. Тушь текла у меня по лицу, я стукала ладонью в теплую стену, не знала, куда деваться, куда спрятаться, куда идти. И тут кто-то тронул меня за плечо.
«Эй!»
За моей спиной стоял молодой араб, державший за руль старый, грязный и как будто сию секунду готовый развалиться мопед. Он был в белых жеваных джинсах, кроссовках, куртке-кенгуру, под которой была видна большая металлическая цепь. Смуглое лицо, короткие вьющиеся волосы и большие, острые, наглые глаза – он смотрел на меня в упор, и среди всех других мыслей я подумала почему-то, что в Германии люди никогда так не смотрят друг на друга – пристально и хищно. Он увидел мое лицо, посмотрел на меня еще, словно соображая, как со мной говорить, и спросил по-английски, на котором говорил с трудом:
«Что случилось?»
Я пожала плечами, не зная, что ответить, но он, не сводя с меня глаз, опустил свой мопед на землю и подошел ближе.
«Что случилось? Тебя побили?»
Было ясно, что меня не побили, но я поняла, что он имел в виду «обидели».
«Нет, – ответила я, потом снова посмотрела на него, – да. Обидели. У меня нет денег и нет дома. У меня ничего нет», – и снова заплакала.
«Нет денег? Турист? Отель? Как нет денег?» – спросил он.
«Нет», – повторяла я, отворачиваясь, но он взял меня за плечо.
«Деньги нет проблем. Ты женщина, деньги нет проблем. Пойдем».
Я высвободилась, хотела идти, снова заплакала от отчаяния, но он снова поймал меня и смотрел уже по-другому – не нагло, скорее с жалостью.
«Не бойся. Я не делать плохо. Посмотри мой паспорт! – Он порылся в карманах, торопливо достал кошелек, из него – какую-то карточку с его фотографией, с арабскими и латинскими буквами. – Я помогу. Деньги нет проблем. Пойдем!»
И я пошла рядом с ним, между домов, между мусорных баков, распугивая уличных кошек. Он шел рядом, крепкий, уверенный, будто бодал воздух перед собой, и все повторял:
«Турист слабый, женщина красивый слабый, деньги надо брать. Деньги нет проблем. Я покажу, деньги нет проблем. Пойдем».
Из-за крыши дома показался знакомый перекресток, Ricks Bar светился вывеской, ступеньки ко входу, охранники в дверях…
Он остановился у стены, взял меня за рукав.
«Что теперь?» – спросила я.
«Увидишь. Стой здесь. Сейчас».
Он закурил, я переступала с ноги на ногу, смотрела на вывеску. Незнакомый город, я не знаю, что делать.