Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ева кивнула, украдкой посмотрев на свой айфон – времени было еще достаточно.
– Я расплатилась с таксистом бумажкой в пятьдесят евро, больше не было. Все остальное – на карточке. Отель небольшой, в новостройке, такой мог вполне быть где-нибудь во Франкфурте. В лобби сидели какие-то подозрительные люди, похожие на тех, кто ошивается на «Котбуссер Тор». Я успокаивала себя, говорила, это другая страна, они все так выглядят. Нас отвели в номер с претензией на роскошь, кровать под балдахином, но белье несвежее и грязь во всех углах. В душе не было горячей воды. Мы повалились на диван, собирались уже идти спать – когда к нам в дверь постучался молодой араб.
«Пойдемте, я покажу вам город! Самые лучшие места, ночные клубы! Вы молодые, зачем сидеть в номере?»
Я мягко объяснила, что мы устали, хотим спать.
«Зачем спать, вы молодые! Касабланка-сити! Самые лучшие места!» – сверкал он в темноте белыми зубами.
Дэн, сидевший молча на краю кровати, вдруг резко встал и, подойдя к парню вплотную, заорал:
«Fuck off!»
Парень ушел, хлопнув дверью, Дэн вернулся в кровать.
«С ними можно только так, они не понимают по-другому».
Больше он в тот день не сказал ни слова.
У Евы зазвонил телефон, она быстро посмотрела на экран, взяла трубку и стала говорить на незнакомом Сессилии языке. Сессилия думала, что ее подруга слишком манерная, слишком много играет и выпендривается: разговаривает тихо, почти шепотом, делает руками такие округлые жесты, носит все эти туфельки-чулочки, и даже айфон у нее – с деревянными вставками по бокам. Сессилия ни разу в жизни не видела Еву без макияжа, без укладки. «Ева? – переспросил Дэн, когда Сессилия пыталась выяснить, нравится ли ему ее подруга. – Ты что?! Совершенно не в моем вкусе…»
Ева положила трубку, сбросив звонок, – быстрым движением пальчика с красным лаком на ноготке.
– Рафал? – спросила Сессилия, указывая на телефон.
– Рафал. Ну так что у вас было дальше?
– Наутро мы увидели город. Кучка обшарпанных бедных домов, на улицах гвалт, носятся велосипедисты и мопеды, на каждом углу кто-то пристает с вопросами. Мы с трудом нашли мечеть, которая была обозначена в путеводителе, – огромная, как корабль, чем-то напоминающая замок. Она стояла словно на отдельном острове – и все эти жалкие домики на фоне ее монументального великолепия казались ошибкой, случайностью.
«Хочешь зайти? Мне, наверное, нельзя», – спросила я Дэна.
«Научиться терроризму? Нет, спасибо, обойдусь…»
Мы захотели купить спиртного – в магазине для таких покупателей был отдельный выход, чтобы все знали, кто не блюдет Коран. С бутылкой местного вина поймали такси и поехали к побережью.
В такси, древнем белом «Мерседесе», у которого внутри вместо дверных ручек были какие-то деревянные колобашки, ехала шумная ватага – люди подсаживались и выходили по пути, как в автобусе. Какой-то парень пытался заговорить с нами, утверждал, что студент, но что он изучает, я так и не поняла.
На пляже тусовались арабы – большими группами, парни в джинсах и футболках, девушки – в длинных платьях, платках. Не купался никто. Я пришла в шортах, ловила на себе взгляды местных – о том, чтобы искупаться, никто из нас даже не обмолвился. Мы просто сели на край бетонной стены, отделявшей набережную от пляжа, и стали смотреть на море. Внизу в стене были каменные ниши вроде маленьких домиков без дверей. Я гадала, что это может быть. Живут там какие-то люди или это раздевалки для купающихся, но их никто не использует, потому что здесь не раздеваются… Может, что-то религиозное, молельни например.
«Как ты думаешь, что это?» – спросила я Дэна.
«Не знаю», – ответил он.
«Хочешь порисовать?»
«Где? Здесь? – Он устало вздохнул. – Ты же знаешь, я не пишу пейзажей. И людей тоже…»
«Но когда-то же писал? Когда учился?»
Он не ответил. С вершины мечети вдруг прорезался голос муэдзина – искаженный громкоговорителем, он чем-то напоминал вой замысловатой сирены. Я повернулась, увидела толпу, медленно исчезающую в необъятных дверях мечети, и тысячи глаз, которые поворачивались в сторону ее белоснежных минаретов, словно и вправду видели там Аллаха. И на секунду убожество их жилищ и странность жизни показались мне исполненными значения. Тонкие небесные нити словно тянулись от напряженных лиц, из черных глаз к острым верхушкам башен, огромная вертикаль – в самое небо, к чему-то огромному и величественному, тем более величественному на фоне их лачуг. Я не понимала, о чем говорил им этот голос, что обещал, как вдыхал смысл в их жизни: но мне представилось, как невидимый муэдзин, усиленный тысячей мегафонов на минаретах мечетей всего мира, вдруг укажет направление, куда им всем идти – и толпа двинется и, подобно темной волне, потечет туда, куда ей сказали. И еще я пыталась представить себе такой голос, за которым могли бы пойти я или Дэн, или директора «Дойче Люфттранспорт», – и не могла. Над Берлином вместо минаретов нависала телебашня, голос которой способен позвать разве что на распродажу в Media Markt.
Мы посидели еще немного и пошли в гостиницу.
«Пойдем сегодня в Ricks Bar!» – предложила я.
«Пойдем», – ответил он.
Вечером мы вышли из номера – я в платье и туфлях, он – по-прежнему во всем черном, но хотя бы снял свои докмартенсы. Я пошла к банкомату, который стоял в лобби, вставила карточку. Банкомат долго скрежетал и вернул карточку, выдав на четырех языках: «Карта нечитаема». Меня охватила легкая паника. Дэн толкался у выхода, рассматривал газеты на стойке, на меня не смотрел. Я еще дважды попробовала засунуть карточку в банкомат – и он снова возвращал ее мне. Представилась неделя в незнакомой стране без денег, скандал при выписке из гостиницы… На подгибающихся ногах я отошла от банкомата.
– Все в порядке? – спросил Дэн.
– Да, – по возможности весело ответила я.
На этот раз с таксистом не было приключений. Он пытался было повезти нас кругами, но я издали увидела светящиеся в темноте буквы и показала – туда. Дэн заплатил за такси – видимо потому, что в прошлый раз платила я.
Ricks Bar находился в огромном здании, напоминавшем