Голоса - Борис Сергеевич Гречин

«Нет, серьёзно: вы стали рычать и скалить зубы! Это я, что ли, на вас влияю в хорошую сторону?»

«Сразу уж и в хорошую?» — не мог я не улыбнуться.

«А то как же! — и вдруг она слегка посерьёзнела: — А моим исповедником вы будете?»

«Ещё раз говорю, Настя, что настоящей исповеди я принять не могу», — ответил я.

«А я ещё раз отвечаю, что мне не нужно настоящей, хватит такой, которая «понарошку»! За что вам запретили служить в церкви? Что вы такого натворили? Извините, конечно, что я так легковесно спрашиваю…»

«За то, что вышел из монастыря, а вышел из него добровольно, сознательно и без всякой за собой вины».

«Вы мне обязательно всё расскажете, хорошо? Простите, конечно, за то, что я так бесцеремонно лезу в вашу жизнь! — тут же повинилась она. — Но должна ведь я знать, кто у меня научный руководитель!»

[9]

— Время, однако, было обеденное, и Настя направилась к ларьку с шаурмой. Я вежливо отказался от шаурмы: за время, проведённое в монастыре, я отчасти отвык от мясной пищи, хотя в строгого вегетарианца, или, по-православному, постника, так и не превратился. Став неподалёку от ларька и пользуясь временем, нужным Насте для того, чтобы оплатить и забрать заказ, я позвонил Аде Гагариной.

Староста группы сто сорок один ответила почти сразу и радостно сообщила мне, что всё в полном порядке. Она, дескать, совсем недавно встретилась с самим деканом факультета, который пригласил на беседу всех старост четвёртого курса, и получила от него заверения, что нашу лабораторию никто не закроет. Разумеется, если мы сами не выйдем из берегов и продолжим заниматься тем, чем и должны, а, к примеру, не устраивать студенческие бунты. Принятые ей утренние меры возымели действие — что она за молодец!

«Да, моя хорошая, вы молодец», — похвалил я её: объяснять ей наспех, что нашему проекту и без её забастовки ничто не угрожало, не имело никакого смысла. Про себя я подумал: вот так и рождаются мифы!

Ада весело заметила мне, что выражения вроде «моя хорошая» на Западе, в отличие от нашей азиатской России, давно уже считаются проявлением mild abuse[50] и mainsplaining[51], а также атавизмом мышления, свойственным только white cisgender males[52], в общем, говоря по-русски, полным «зашкваром», но она мне охотно прощает как представителю старшего поколения и русскому православному царю (ха-ха!). Прибавила, что группа, воодушевлённая, продолжает искать помещение для нашей работы, более того, есть надежда найти его до завтрашнего утра. Обещала вечером перезвонить мне и обрадовать чем-то более определённым. Мы попрощались. Тут как раз подошла и Настя, успевшая откусить от своей шаурмы (мне она, коль скоро я отказался от еды, купила кофе).

Я пояснил, что место для лаборатории пока не найдено, оттого вторую половину дня мы можем использовать по своему усмотрению.

«А у тебя ведь началось новое занятие? — огорчённо спохватился я. — У меня что-то стояло в пятницу после обеда…»

«Да, но только в сорок первой группе! — пояснила моя юная коллега. — Группа сейчас с вами, и я свободна. Что вы собирались делать? Признавайтесь!»

«Поехать на свою дачу, — ответил я. — Дом холодный, без отопления, но одна розетка в нём имеется. Хочу посмотреть: нельзя ли обогреть его да использовать для работы лаборатории?»

Само собой, девушка тут же объявила, что едет со мной и даже готова ради такого случая «сложиться» на такси. От её наивно-великодушного предложения я, конечно, отказался, заметив, что за такси мне в любом случае пришлось бы платить, а если уж считаться по мелочам, то я ей не вернул деньги за кофе.

[10]

— В такси, — вспоминал Могилёв, — Настя немедленно приступила к своей «исповеди понарошку», огорошив меня признанием:

«Вы знаете, что вчера я рассталась со своим молодым человеком? Женихом по вашей терминологии!»

«Да при чём тут терминология… — сердце у меня, конечно, пару раз стукнуло невпопад, но я не подал виду. — Это его зовут Антоном?»

«Смотрите-ка, запомнили! Его, его, кого же ещё! А всё из-за вас, господин Могилёв!»

«Из-за меня?» — совсем оробел я. Прозвучало это, полагаю, так смешно и беспомощно, что Настя громко рассмеялась и сквозь смех пояснила:

«Не лично из-за вас: из-за проекта! Так слушайте же…»

Рассказывала она долго, оттого ради вашего и моего удобства снова переключусь на третье лицо.

Итак, с Антоном девушка встречалась около года. Молодой человек был чем-то на неё похож: её же возраста, жизнелюбивый, открытый, энергичный. Правда, не то чтобы особенно спортивный, даже с небольшим брюшком, но брюшко искупалось его «позитивным настроем на жизнь», как принято это называть сейчас, и массой затей, планов, проектов, приходивших каждый Божий день ему в голову. Они славно проводили время вместе, не очень думая о будущем. Впрочем, нет: попытки задуматься о совместном будущем совершались. Вот, например, мечтала Настя, хорошо бы съехаться… Но к кому? Девушка продолжала жить с родителями, а Антон, приезжий из далёкого города на Севере, снимал одну-единственную комнату в коммуналке и вовсе пока не думал перебираться на съёмную квартиру. Да, с милым рай и в шалаше, но вить уютное семейное гнёздышко в этой комнатке, беспорядочно заваленной предметами холостяцкого быта и профессии Антона — он работал в IT-индустрии — вовсе не хотелось. В жилище Антона было, конечно, удобно смотреть фильмы на огромном мониторе, да иногда… но опустим, что совершалось иногда. Наконец, объяснял Антон, нет смысла искать другое жильё, пока он не закончит один большой и важный проект, за который не только получит немалое вознаграждение, но и уже обещанное ему место в одной из крупных московских компаний, да не где-нибудь, а в Москва-сити, в Башне Федерация, обитатели которой свысока глядят на всех остальных россиян, поленившихся продемонстрировать всему миру столь же высокую динамичность, конкурентноспособность, стрессоустойчивость, трудолюбие, понимание реалий современного мира и разговорный английский не ниже уровня intermediate. Предполагалось, что Настя переедет в Москву вслед за ним и в мегаполисе сразу найдёт место, сможет за свои труды и таланты получать гораздо больше «жалких провинциальных грошей». Несколько наивное желание девушки закончить аспирантуру и защитить диссертацию в два года было связано, кроме прочего, именно с этими планами.

«Важный проект», похоже, не являлся фикцией: Антон действительно много работал, причём с каждым месяцем всё больше. Во время работы он полностью в неё погружался, как это часто бывает у людей его специальности: ронял в ответ на вопросы малоосмысленные слова, даже пропадал и не