И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не пьян, – немного растерянно проговорила Рене, пока смотрела, как Тони сосредоточенно строил из зубочисток маленький дом.
– А должен? – откликнулся Ланг, затем поморщился и щелчком пальцев разбросал по столешнице деревянные палочки.
– Мы полагали…
Дёрнувшаяся вверх бровь вынудила Рене прерваться и покачать головой.
– Привыкли, что именно так ты решаешь душевные дилеммы…
– Я всего лишь думаю! Просто иногда итог осознания оказывается слишком тяжёлым.
– А сегодня? – тихо спросила Рене. – Сегодня твои мысли полегче?
– Сегодня их нет. Ни одной.
– Почему?
Энтони ничего не ответил. Только махнул рукой, подозвав бармена, и что-то сказал ему. Рене не разобрала, потому что набор звуков оказался совсем незнакомым. Однако через несколько секунд по стойке проскользила открытая бутылка с пивом и замерла чётко напротив Ланга. Ясно, ждать объяснений бессмысленно. Рене чуть поёрзала на высоком неудобном стуле, прежде чем решилась сменить тему.
– Фюрст тебя потерял…
– Паникёр, – пробормотал Тони, а затем достал из кармана телефон и швырнул на столешницу. – Это дерьмо село ещё днём.
Рене медленно выдохнула, проследила за замершим рядом с барменом аппаратом и неожиданно осознала, что Энтони всё же не до конца трезв. Да, он прекрасно понимал происходящее, но границы в его голове потихоньку начинали стираться.
– Сколько ты выпил? – спросила она, когда музыка ненадолго стихла.
Рене посмотрела на залёгшие под глазами Энтони синие тени, на слишком впалые щёки и не представляла, как сможет его увести. Её сил не хватит, чтобы даже на миллиметр сдвинуть эту груду мышц и костей. А уходить надо, пока не стало слишком опасно. Где-то позади уже звучали радикальные тосты.
– Иди домой, – неожиданно сказал Ланг и сделал глоток. – Это не лучшее для тебя место.
– Как и для тебя. Сегодня праздник Патриотов, а твой французский… – Она опасливо оглянулась, но в этом шуме вряд ли кто-то мог их услышать. По крайней мере, Рене на это надеялась.
– В мире семь тысяч языков, включая латынь. Думаешь, я не справлюсь? – Энтони усмехнулся, а потом сгрёб разбросанные зубочистки и снова принялся за строительство дома. – Рене, уходи.
– Нет. Либо вместе сейчас, либо я дождусь, пока ты вдоволь надумаешься.
Энтони чуть склонил голову набок, словно размышлял над её словами, а потом неожиданно громко хлопнул ладонью по липкой столешнице и проорал занятому очередным гостем бармену:
–Ahornbier für diese zierliche junge Lady, bitte. Und dreh' etwas möglichst Romantisches von Deutschen auf! Ich hab' so etwas wie einen Abschiedsabend mit dieser Dame.11
Лысый и раскрашенный татуировками мужчина неприлично хохотнул, затем оскалился и скрылся где-то за шкафом с выпивкой.
– Что? Что ты ему сказал? – испуганно спросила Рене, когда заметила брошенный в свою сторону насмешливый взгляд нескольких сидевших неподалёку гостей. Но тут прямо перед лицом громыхнула стеклянная бутылка с непонятным напитком, а потом – о, чудо из чудес! – чистый стакан. Ошарашенная Рене непроизвольно дёрнулась в сторону. – Тони?!
– Кленовое пиво. То, что нужно в твоём нежном возрасте, – пробормотал Ланг. Он опять игрался с зубочистками, но затем вздохнул, подхватил свой напиток и отсалютовал. – За удачный перелёт.
В несколько глотков Энтони осушил почти половину, пока Рене ошарашенно пыталась что-то сказать. Наконец, он с грохотом вернул бутылку на стол, а у неё вновь появились способности к речи.
– Откуда ты знаешь? – спросила она, пока судорожно вспоминала, где могла проболтаться.
– Почта, – сухо отозвался Энтони и постарался аккуратно положить сверху новую зубочистку, однако пальцы неожиданно дрогнули, и конструкция рассыпалась. Послышалось тихое ругательство, а потом Ланг неожиданно саркастично договорил: – Ты не закрыла свою почту на компьютере дома.
У Рене ушло несколько тягучих секунд, чтобы осознать, о чём говорил Энтони. Дом? Слово отозвалось в голове воспоминаниями о белых отштукатуренных стенах, стеклянных переходах и огромных квадратах света, что насквозь пронзали пустые комнаты. И Рене будто снова услышала шум перекатов реки да эхо распростёртого через залив города. Дом…
– Я не шарился по твоей переписке, если тебя это волнует, – неожиданно проговорил Ланг.
– Но и не закрыл, – холоднее, чем следовало откликнулась Рене.
– Нет.
Рене облокотилась было на край столешницы, но передумала и схватила бутылку, позабыв про стакан. Пиво на вкус оказалось неожиданно сладковатым, правда она поняла это лишь на пятом глотке. Рене не понимала, что чувствует. Раздражение? Прилив нежности? Ностальгию? Возможно, всё сразу. Однако думать, почему за эти месяцы Тони так и не смог нажать на одну дурацкую кнопку, грозило либо очередным разочарованием, либо бесполезной надеждой, что в любом случае было бесперспективно. Так что Рене сделала новый глоток и едва не подавилась, когда музыка в баре на мгновение стихла, а потом вместо безумной долбёжки зазвучал мягкий проигрыш.
– Специально для тебя, – картинно махнул рукой Энтони и шутовски поклонился под свист довольной толпы. Криво усмехнувшись, он пробормотал: – Сладкое пиво и сладкие песни. Надо же. Не часто здесь такое бывает.
Тем временем посетители пьяно заулюлюкали, когда по залу пронеслось тоскливое и до скрипа зубов знакомое:
Может, я… может, ты
Сможем мир изменить…
Ох… Ну зачем? Рене взволнованно уставилась на спокойного Ланга и прошептала:
– Они поют на английском! Тони!
– Это бар одного националиста из Германии, – вяло откликнулся тот. – А потому «Scorpions» могут петь хоть на иврите, никто не станет возражать.
– Но флаги! – попробовала вразумить его Рене и кивнула в сторону полностью скрытых под полосатой тканью стен. Тони нахмурился, а потом огляделся, словно видел это впервые.
Может, я… может, ты
Отыщем тропку до звёзд…
– К чёрту, – заключил он и повернулся обратно. Рене же с силой стиснула в пальцах бутылку.
– Пожалуйста, пойдём отсюда! – попросила она.
И ты смотришь в небесную высь,
С сотней вопросов в своей голове
Но всё, что нужно тебе —
Услышать своего
