И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рене с тревогой ждала разговора с подругой, но та ни о чём не спросила и не убеждала остаться или дать кому-нибудь шанс, только задумчиво разглядывала выбитый на руке иероглиф. Роузи прекрасно всё понимала. Как поняла купленный до Женевы билет, покуда Рене машинально крутила меж пальцев пришедшую утром открытку откуда-то из Непала, а может, Камбоджи.
Итак, она снова сбегала. Давно были упакованы вещи, которых внезапно оказалось немного, собраны чемоданы, выплачена аренда за месяц вперёд. Рене не знала, когда получит хоть одно предложение о работе, но понимала, что согласится на первое. Просто потому, что ей уже всё равно. И, казалось бы, вот он конец, когда всё должно вновь прийти в норму, да только спокойнее на душе не становилось. Что-то было не так.
Последняя ночь в Монреале вышла дождливой и хмурой. Рене лежала в постели и старательно вслушивалась в грохотавшие о металлический край подоконника крупные капли. В уме крутились неясные образы последнего сна. Они были мутные, липкие и отдавали знакомой отвратительной зеленью длинного коридора, а ещё запахом крови. Рене потёрла лицо, шумно выдохнула и улеглась на бок, уставившись в закрытые оконные жалюзи. Лежать в темноте оказалось неожиданно страшно. В голову лезла догадка, что кошмары вернулись, и хоть Рене гнала её прочь, но уже битый час считала минуты и позорно боялась снова заснуть. Это ведь просто сон, верно?
Скрежет завибрировавшего на полу телефона прозвучал удивительно громко. Вздрогнув всем телом, Рене затейливо выругалась на французском, прежде чем подслеповато уставилась на ярко горевший экран. А тот светился с энергией не меньше двух солнц. Так и не сумев разобрать, кто посмел потревожить в этот бог его знает какой поздний час, она подняла нервно дёргавшийся аппарат и нажала на кнопку ответа.
– Да? – голос прозвучал хрипло. Полная иллюзия грубо прерванного сладкого сна.
– А… Эм… Рене! Это доктор Фюрст. Я тебя разбудил? – прокричало из трубки, отчего Рене невольно поморщилась. Чуть отодвинув от уха телефон, она сумела разглядеть время и нагло соврала:
– Три утра. Разумеется, я спала. Что-то слу…
– Не могу найти Энтони. Он ушёл ещё днём и с тех пор не отвечает на звонки.
Сердце в груди на мгновение замерло, а потом истошно заколотилось. Однако всё, что услышал обеспокоенный Фюрст было короткое:
– И?
Рене перевернулась на спину и уставилась на потолок.
– Я думал, может… – Алан замялся, но она не собиралась ему помогать. Так что, пересилив собственную скромность, Фюрст договорил: – Он не с тобой?
– Нет, – отрезала Рене, а сама прикрыла глаза. На том конце сотовой связи вновь зашумела улица.
– А ты не знаешь, где он может быть?
Что же, если доктор Фюрст дошёл до подобных вопросов к какой-то девчонке, то дело и правда полная дрянь, а Рене – последняя надежда отыскать Тони в самой вонючей канаве этого города. И хорошо, если живого. Но вместо того, чтобы немедленно кинуться на поиски немаленькой пропажи, Рене лишь повыше натянула тонкое одеяло.
– Понятия не имею и знать не хочу. – Вновь послышалось невнятное бормотание, но в этот раз Рене не дала себя прервать. – А сейчас извините, доктор Фюрст, но у меня самолёт через несколько часов. Мне бы поспать.
Повисла короткая пауза, а потом Алан устало вздохнул.
– Да, разумеется. Извини за беспокойство.
Вызов оборвался, и Рене отбросила телефон. Поудобнее устроив голову на подушке, она удовлетворённо вздохнула, прикрыла веки и… Вновь широко распахнутые глаза уставились в надоевший потолок. Да будь ты проклят, Энтони Ланг!
Рене зарычала и спихнула на пол мешавшееся одеяло. Ноги коснулись ледяного пола, а тело мгновенно пробрала дрожь от гулявших по спальне ледяных сквозняков. От этого челюсть едва не свело болезненной судорогой, а сквозь стиснутые зубы прорвалось шипение. Чёртов Фюрст! Ведь он знал! Конечно, даже не сомневался, что она поедет. Бросит все дела, примчится с другого края города, достанет даже с того света, потому что это долбаный Тони. Потому что иначе Рене попросту не могла. Потому что причина, по которой сейчас так испуганно колотится сердце, до банальности очевидна!
Неожиданно очень захотелось дать Лангу в нос. Сначала найти, а потом хорошенько врезать. Так, чтобы согнулся от боли и недоумённо уставился на Рене, едва доходившую ему до плеча. О, да! Она злорадно хохотнула, пока быстро натягивала приготовленные заранее джинсы. Следом на очереди оказался свитер, затем кроссовки и куртка… а ещё перцовый баллончик. Чёрт возьми, Рене отлично знала, куда едет в начале четвёртого ночи.
Бар «Голдис» по-прежнему весьма успешно оправдывал некогда данное ему прозвище дерьмовой дыры. Прошедшая зима оставила неизгладимый след на его вывеске и грязном витринном стекле, перемешав в потрясающе абстрактный узор пылевые скопления и чёрную копоть от гремевших неподалёку железнодорожных путей. На пару секунд Рене даже залюбовалась разводами, но тут из приоткрытой двери донеслась громкая музыка, повеяло травкой и крепким запахом дешёвого табака. Ладно, она просто удостоверится, что Тони именно там, а потом попросит Фюрста забрать бренное тело. Ничего сложного. Верно? Рене нервно стиснула кулаки, в последний раз вдохнула не самый чистый воздух и нырнула в смрадное помещение. Где-то за спиной в панике уносилось такси.
Стоило Рене очутиться внутри, как ей показалось, будто она ослепла. А ещё оглохла, потеряла вкус и обоняние, после чего тактильные ощущения завопили от ужаса. Рене окружала группа каких-то совершенно пьяных мужчин, что толпились у самого выхода и громко ржали. Из их ртов вырывался отвратительный запах кислого перегара, а от одежды несло потом. Пол под ногами содрогнулся от жутких басов и чьего-то ора.
Затаив дыхание, Рене проскользнула мимо пузатых тел, шагнула в переполненный бар и только тогда поняла, что сегодня за праздник. Однако! Она нервно огляделась и заметила развешанные по стенам флаги, имитировавшие знамёна восстания и французских националистов. Что же, пока в эту ночь вся страна восхваляла салютами королеву, в этом баре – да и во всех остальных заведениях этой провинции – мечтали придушить каждого, кто скажет хоть слово на ненавистном английском. А ведь Тони… Боже! Тони из принципа не говорил по-французски и вряд ли станет теперь. Дурной упрямец! Рене на секунду испуганно зажмурилась, а затем торопливо потёрла слезившиеся от дыма глаза. Где же он?!
Тёмная ссутуленная фигура нашлась далеко не сразу. Рене пришлось трижды осмотреть переполненный бар, прежде чем в самом конце длинной стойки она
