И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Решила подработать уборщицей? – спросил он, и Рене чуть резче, чем следовало, бросила на поднос корнцанг.
– Что тебе нужно?
– Мне? Ничего. – Холлапак демонстративно развёл руки в стороны, будто оказался в этом крыле совершенно случайно. – Гораздо интереснее, что тебе нужно здесь.
– Я делаю свою работу. Если хочешь, то помоги, нет – оставь меня в покое и выйди вон.
– Полегче, Роше. Судя по последним достижениям, это твой предел – идеальная поломойка. – Тёмные пухлые губы растянулись в кривой усмешке, а сам Франс, разумеется, даже не двинулся с места. Ничто не доставляет столько удовольствия, как чужие унижения, да?
– Откуда столь гениальные выводы? – тем временем процедила Рене. – Один заполненный дневник биопсий не делает из тебя гениального врача.
– Оттава, – коротко бросил Франс и с молчаливым самодовольством наблюдал, как она зло смахнула последние грязные салфетки. Ах, ну конечно.
– Я давно сдала тест на постоянную визу. Так что знаю, что это столица Канады.
– О, бога ради, – перебил Холлапак. – Не придуривайся. Мы все здесь единое целое, так что глупо даже пытаться скрывать поездку. А тем более её итог.
– Не думаю, что обязана отчитываться перед вами, – сказала Рене и нарочито громко шарахнула о стол металлическим лотком с инструментами. Всё, чего она хотела, чтобы её оставили наконец-то в покое. А ещё лучше, чтобы вообще забыли о существовании Рене Роше.
– Нет, серьёзно! Это было так весело! Гениальная Роше, которой каждая глотка пророчила великое будущее, вернулась ни с чем, и теперь подбирает перепачканные экссудатом салфеточки.
Он рассмеялся, а Рене медленно выдохнула. Захотелось со всей силы швырнуть что-нибудь в стену, но вместо этого она слушала чёртова Франса.
– Я смотрю, корона улетела так далеко, что до сих пор не можешь найти? Поищи в грязном белье около прачечной. Быть может, Ланг снова погладит по голове или допустит свою шлюшку к обязанностям ассистен…
Договорить Холлапак не успел. Его прервал смазанный, но всё равно очень сильный удар по лицу. Рене сама не поняла, как всё случилось. Она целилась в челюсть, хотела залепить обычную девчачью пощёчину, но кулак сжался сам. Раздался хруст, громкое оханье, а потом короткий приказ, что перекрыл грохот рухнувшего на пол железного бикса.
– Довольно! – холодно бросил Энтони Ланг, невесть когда появившийся в перевязочной. И заметив взгляд, которым глава отделения одарил участников потасовки, Франс тут же заголосил:
– Это не я! Роше ненормальная, напала на меня сама! Угрожала жизни и здоровью в особо опасной форме! Я требую, чтобы данный факт занесли в личное дело и устроили слушания комиссии… – На этом текущая из носа кровь наконец-то достигла рта, и Холлапак замолчал.
– Всё сказал? – скучающим тоном спросил Ланг, и когда ответа не последовало, холодно добавил: – Иди вон и прекрати своё бесполезное нытьё.
– Но… – Франс попробовал вытереть рукавом губы, но те продолжило заливать, отчего белый халат окрасился красными пятнами.
– Вон! – прошелестел голос, и Рене было тоже испуганно шарахнулась в сторону, но её немедленно схватили за локоть.
Она зажмурилась, а потому лишь услышала тяжёлый топот и оскорблённый хлопок двери. Ох… Посильнее прижав к груди пострадавшую кисть с болезненно ноющими костяшками, Рене напряжённо ждала своей участи, но вместо этого ощутила осторожное прикосновение и удивлённо распахнула глаза.
– И опять… опять руки, – со вздохом произнёс Тони, пока скрупулёзно ощупывал суставы. Вдруг он надавил на особенно чувствительную точку и спросил: – Так больно?
Рене отрицательно качнула головой, но промолчала. Хотелось отдёрнуть ладонь, сделать шаг назад, а лучше сразу десять, не поднимать взгляд, не вдыхать запах волос… Вообще его позабыть! Не говорить и не встречаться, разойтись на разные стороны континента, потому что вот так ощущать заботу было всё ещё тяжело. Где-то в голове бился тоненький голосок, который умолял забыть и простить, но стена разочарования оказалась уже слишком крепка. И, видимо, почувствовав нечто подобное, Энтони замер, а затем отступил.
– Почему ты не сказала? – спросил он, ну а Рене пожала плечами и принялась собирать разбросанные салфетки. Теперь их только в утиль…
– О чём? О насмешках? О сплетнях? Или о мелких каверзах?
– Обо всём, – сквозь зубы процедил Ланг. – Ты сорвалась, значит, подобная дрянь творится уже очень давно! Почему ты ничего не говорила?
– А что бы ты сделал? Опять уволил половину отделения? Тони, перестань нести чушь, мы оба знаем – это не выход.
– Я всего лишь прошу, чтобы ты перестала молчать, словно какая-нибудь мученица!
– Забавно… Надеюсь, моя святость и терновый венец не умаляют в твоих глазах степень моей вины и ответственности? – Рене с усилием запихнула в переполненное ведро последнюю горсть уже не стерильных салфеток и потянулась за укатившимся биксом. – Потому что в любой другой ситуации ты бы первым вышвырнул меня за порог.
– Хватит возвращать мне мои же слова! – зарычал Энтони, но она лишь недоумённо вскинула брови.
– Просто не хочу, чтобы ты совершил те же ошибки, – ровно произнесла Рене и лишь огромным усилием воли не вздрогнула, когда рядом об стену громыхнул брошенный в порыве бешенства стул.
– Не смей выворачивать наизнанку смысл, когда я хочу помочь!
На это Рене ничего не сказала. Она медленно поднялась, поставила один на другой лотки с грязными инструментами, чтобы с трудом подхватить всё в одну руку, и только потом повернулась к взбешённому Лангу. Коротко улыбнувшись, Рене спокойно произнесла:
– Уже помог, благодарю. И знаешь, что я поняла? Только полностью эгоистичный и слепой к другим человек не способен увидеть, как его якобы благие действия делают лишь хуже. Зато я прекрасно ощутила это на себе. А потому мне не нужна ни твоя жалость, ни иллюзия заботы, ни покровительство. Мне не нужно, чтобы меня выгораживали перед другими или закрывали глаза на проступки. Ничего. Всё, чего я хочу, чтобы ты оставил меня в покое и дал шанс получить лицензию. Хоть какую-нибудь.
– А потом? – тихо спросил Ланг, на что она помолчала несколько секунд, прежде чем так же негромко ответила:
– Мне кажется, это очевидно.
С этими словами Рене юркнула в приоткрытую дверь и до боли прикусила
